Её переполняли гнев и недовольство, хотя она изо всех сил пыталась это скрыть. Чанчэн покраснел: он хоть был глупым и ленивым, но осознавал, что работу получил только благодаря дядиным связям. Он поднялся со стула:

— Я… принесу тебе воды.

Ли Цянь не обратила на него внимания.

— Итак, солнечные часы тебе ответили, — заговорил Юньлань, — и твоя бабушка выжила, но всё ещё плохо себя чувствовала. Ты заботилась о ней?

— Ну, а кто же ещё, — всё так же бесцветно ответила та. — Моим родителям было всё равно.

Юньлань кивнул.

— Тебе нужно было учиться, строить свою жизнь и платить за обучение, а ко всему прочему ещё и заботиться о бабушке. Должно быть, было непросто.

Линь Цзин был удивлён: он полагал, что Чжао Юньлань будет расспрашивать её о случае с голодным духом (раз уж ранее она об этом солгала), но сейчас он уже перестал понимать, чего именно шеф пытается добиться.

Зачем он задаёт эти вопросы?

Палач Душ, впрочем, не выказывал никакого нетерпения, так что Линь Цзин промолчал, оставив свои сомнения при себе.

Го Чанчэн принёс Ли Цянь воды. Она дрожащими руками приняла чашку.

— Она всегда вставала в полпятого утра, каждый день, и всегда готовила мне завтрак. Но её состояние ухудшалось. Однажды она грела молоко, и оно пролилось на плиту; у нас практически произошла утечка газа. После этого мне приходилось каждый день вставать в полпятого утра, чтобы приготовить завтрак до того, как она всё испортит. Днём, независимо от того, были ли у меня занятия или работа над проектом, я должна была ехать домой на часовом автобусе, чтобы приготовить ей обед и убедиться, что она приняла лекарства, а потом — снова возвращаться в университет. У меня уже не было времени пообедать самой. Дома она постоянно бормотала себе под нос, и я могла заниматься только после десяти вечера, когда она ложилась спать. Я училась до полуночи, иногда и позже, но затем мне снова нужно было рано вставать.

Ли Цянь перевела дух. У неё было совершенно обессилевшее лицо.

— Было ли мне тяжело? — Она глотнула воды и холодно добавила: — Давайте не будем тратить время, здесь не о чём говорить. Что ещё вы хотите знать о случившемся? Просто спросите.

Чжао Юньлань постучал по папке в своих руках.

— Прости, если это прозвучит грубо, но… с бабушкиной смертью тебе стало легче?

— Что вы имеете в виду?

— Ровно то, что и сказал.

Ли Цянь вскочила, опрокидывая чашку с водой на стол.

— Вот так, значит, полиция относится к гражданам? Какое право вы имеете задерживать меня без причины и выдвигать ложные обвинения?

— Успокойся и сядь, — сказал Чжао Юньлань, вытирая пролитое. — Я ни в чём тебя не обвиняю, я просто спрашиваю, как ты себя чувствовала. Испытывать эмоции — не преступление; даже если бы ты мечтала подорвать это здание, ничего плохого в этом нет, пока мысли не перешли к действиям.

— Я хочу домой, вы не можете меня здесь держать…

— Хорошо, — кивнул Юньлань. — Опустим не относящиеся к делу детали. Поговорим о том, что произошло сегодня. Ты сказала, что видела жертву и тень позади неё; ты помнишь, на что она была похожа?

Ли Цянь нахмурилась.

— Я не всматривалась. Не помню.

Юньлань улыбнулся — на его лице обозначились симпатичные ямочки, но глаз улыбка не коснулась. Он медленно произнёс:

— Обычного прохожего легко не запомнить, это нормально… но как можно забыть нечто столь пугающее? Если ты не помнишь, то почему дрожишь?

Ли Цянь крепче стиснула пальцы.

Юньлань посерьёзнел:

— Разве ты в прошлый раз не говорила, что это была чёрная тень, невысокая и пухлая?

Ли Цянь побледнела.

— Отзывать показания — не лучшая идея. Скажи мне, тень действительно выглядела так, как ты описала в прошлый раз?

Линь Цзин стукнул ладонью по столу:

— Говори!

— Да… и что с того? — вспыхнула Ли Цянь.

— О, значит, всё же невысокая и пухлая, — задумчиво повторил Юньлань и скрестил руки на груди. — Мужчина или женщина, молодой или старый?

Все в комнате, кроме Ли Цянь, знали, как выглядит голодный дух. Нельзя было сказать, мужчина это или женщина, молодой или старый. Это был костлявый монстр ростом с двух взрослых людей, с огромным животом и руками-серпами.

Все смотрели на Ли Цянь с подозрением. Сама она была в ужасе.

Юньлань понизил голос, перейдя практически на шёпот:

— Я солгал. Человеческая память — штука ненадёжная, ты вполне могла забыть о том, что тебя испугало: твой мозг защищает тебя от пережитого ужаса, блокируя воспоминания. Это защитный механизм. Так что то, что ты сказала… могло быть только твоим воображением.

До Го Чанчэна медленно дошло, что это не просто дача показаний, а целая проверка, и его охватило плохое предчувствие.

Ли Цянь совсем побледнела. Юньлань перестал наконец фальшиво улыбаться:

— А теперь скажи мне, зачем ты этим утром прыгнула с крыши?

Ли Цянь молчала, тяжело дыша.