Куньлунь никогда не сталкивался ни со старением, ни со смертью, но всё равно отчётливо чувствовал идущий от Шэнь-нуна жуткий запах разложения.

— Ты помнишь, что я сказал Нюйве во время нашей последней встречи? — спросил Шэнь-нун.

— Кому охота прислушиваться к вашему загадочному бормотанию? — нахмурился Куньлунь. — Просто скажи мне, как есть. При чём здесь Нюйва? Знай она, что ты прожёг дыру в печати Фу Си — обернулась бы против тебя самого. Да ещё и с помощью огня моей души! Это из-за тебя я во всё это ввязался!

— Она не пойдёт против меня, — упрямо заявил Шэнь-нун.

— Это ты так думаешь, — фыркнул Куньлунь.

Шэнь-нун зашёлся хриплым кашлем.

— Жизнь и смерть чрезвычайно важны. Смерти боятся все, и не следует об этом шутить. Однако если у нас появится возможность разорвать порочный круг жизни и смерти… Больше не нужно будет бояться.

— Я не собираюсь ничего рвать, и смерти я тоже не боюсь, — заявил Куньлунь. — Кому следовало бы бояться, так это тебе. К слову сказать, на моём священном дереве снова созрел плод: за всё это время их было всего два, и один я отдал своему коту, а другой сохранил для тебя. Он может продлить тебе жизнь на целую сотню лет.

— Благодарю, — улыбнулся Шэнь-нун. — Но я тоже не страшусь смерти. Куньлунь, ты ещё слишком мал, чтобы меня понять. Ни смерти, ни выживания, ни божественности… Может быть, после нашей гибели ты осознаешь, что я хотел сказать.

Куньлунь закатил глаза и оглянулся, словно разыскивая, чем бы заткнуть чужой болтливый рот.

— У нас есть надежда, — обронил Шэнь-нун, оглядываясь на заполонившее землю призрачное племя. — Если жизнь может зародиться даже в подобном месте… Воистину, нет ничего невозможного.

Услышав это, Куньлунь перестал помогать ему продвигаться вперёд и оглянулся на ближайших к нему духов, пожирающих друг друга.

— Скажи мне, старый пердун, — нахмурился он, — разве это считается жизнью? Совсем ты мозги растерял. Подумай лучше о том, как будешь объясняться перед Нюйвой.

Шэнь Вэй, до того молчаливо взиравший на эту картину, взял Чжао Юньланя за руку.

— Пойдём.

Следуя за двумя фигурами, покидающими нечистые земли, Шэнь Вэй продолжил:

— Я не сомневаюсь, что ты прекрасно понял, о чём говорил Шэнь-нун. Просто его идеи для тебя были чересчур невероятными.

— Он хотел сформировать колесо перерождений, — кивнул Юньлань. — Пока душа не уничтожена, она может переродиться заново, и жизнь обернётся смертью, а смерть — жизнью… Именно это он и имел в виду, так ведь?

— Шэнь-нун собирался использовать преисподнюю в своих целях и на краю настоящей гибели отделить инь от ян, чтобы запустить колесо перерождения, — улыбнулся Шэнь Вэй.

— Но у него не вышло, иначе Нюйва не стала бы жертвовать собой ради Великой Печати, — сказал Юньлань.

— А знаешь, почему у него не вышло? — спросил Шэнь Вэй, и на его лице возникла странная улыбка. — Потому что у призрачного племени нет души, — ответил он сам себе, не оборачиваясь к Юньланю.

Ужасные твари, у которых нет души…

— Всего лишь хаос, вместилище зла — независимо от иерархии, от рождения до смерти нами движет только одно: желание пожирать, поглощать, жаждать свежей плоти. — От этих слов Шэнь Вэя охватило странное возбуждение: такое накатывает, когда по собственной воле тревожишь рану или острым лезвием ведёшь по нетронутой коже. — Что до меня… Ты вырастил из меня божество, а я превратился в урода: не человек и не бог, не демон и не призрак — химера, подобных которой не существует в этом мире.

Чжао Юньлань лишился дара речи.

Шэнь Вэй усмехнулся. С самого начала, с того самого момента, как Чжао Юньлань уличил его во лжи, сердце Шэнь Вэя застыло в груди куском льда, обжигая всё его тело нестерпимым холодом. Но теперь его удивительным образом покинули любые сомнения.

— Никто не знает, кто мы такие на самом деле. Может, всего лишь случайная мутация хаоса, позволившая ему передвигаться по земле. Призрачная Маска был прав: сама смерть была зажжена огнём твоей души и породила нас, «живых» существ, неспособных по-настоящему умереть. Престранная случайность. — Улыбка Шэнь Вэя ослабла, а голос смягчился, и он снова обернулся к Юньланю. — А ты так опрометчиво меня дразнишь. Разве не понимаешь, что именно провоцируешь? Не боишься обжечься?

— Не боюсь, — хмыкнул Юньлань, обнимая его со спины. — Давай по делу, всё остальное мне неинтересно.

В его объятиях было тепло, и сердце Шэнь Вэя дрогнуло, оттаивая: словно замёрзший на ветру человек, сделавший первый глоток горячего чая, он бережно накрыл обнимающие его руки своими.

— Гора Бучжоу обрушилась, и накренившиеся небеса привлекли внимание сражающихся людей и демонов. Нескончаемый дождь омыл землю и прибил к ней любые обиды и недовольства, пролившись вечным бесплодием. Из-под земли к тому времени выбрались тысячи голодных призраков — должно быть, ты видел их всех с вершины горы Куньлунь. Мы с тобой встретились в первый раз там, где я был рождён, но ты стоял слишком далеко и отказывался подходить ближе — словно не хотел запятнать грязью свой плащ. Моё зрение тогда ещё не оформилось до конца, но я хорошенько запомнил фигуру в зелёных одеждах.

Прикрыв глаза, Шэнь Вэй потёрся щекой об обнимающую его ладонь и немного понизил голос.

— С самого рождения я был свирепее брата, и от моей руки пало больше голодных духов. В тот момент я уже обрёл слух и сумел с трудом разобрать, о чём вы с Шэнь-нуном говорили. И в отличие от брата я с самого рождения знал, что я такое. Я разыскивал тебя по всему миру, борясь с одолевающей меня жаждой крови и человеческой плоти… Вместо этого я питался тварями, лезущими из-под земли: такими же отвратительными, как и я сам. Мне хотелось спросить тебя: что считается жизнью на самом деле? — Юньлань крепче прижал его к себе. — А когда мы встретились с тобой в персиковом лесу, ты собирался взойти на Пэнлай. И я никак не мог ожидать, что увидев тебя, начисто лишусь дара речи.