Юньлань его словам не слишком-то доверял, но на талисман возлагал определённые надежды.

И всё равно потерял отца из виду сразу, как свернул за угол.

Юньлань заглянул в каждый из магазинов, но отца нигде не было, и только увидев большую софору, соединяющую мир живых с миром мёртвых, он понял: всё это время он следовал не за отцом, а за разбитым кубком, что посмел воспользоваться чужим телом для своих тёмных делишек.

Глубоко вздохнув, Юньлань взвесил все «за» и «против»: второй раз за день ему предстояло спуститься в преисподнюю, и больше всего на свете Юньланю хотелось разбить этот проклятый кубок на мелкие осколочки.

Шэнь Вэй не зря предупреждал его об опасности. Живым людям не следует слишком много времени проводить в аду. Даже безответственный мудак вроде Чжао Юньланя, который спокойно разгуливал зимой босиком, на своей шкуре прочувствовал леденящий душу холод этого места.

Его «отец» остановился недалеко от входа и принялся топтаться на месте, нервно потирая ладони и хмурясь. Кого-то ждал?

Дорога в ад была длинной, узкой тропой, где легко можно было рассмотреть любого случайного прохожего. Юньлань показываться не рискнул, а потому затаился в ветвях софоры, застряв где-то между мирами инь и ян.

А когда у него уже отваливалась спина, вдалеке вдруг появилась знакомая фигура. Она притягивала взгляд: призраки расступались перед ним, словно Красное море перед Моисеем, и даже самые смелые из них уважительно склоняли головы.

Юньлань прикусил губу: крайне неловко было узнать, что его «жена» уже повстречала своего будущего свёкра, да ещё и одиннадцать лет назад.

Шэнь Вэй явился в облике Палача Душ, и его лицо привычно прятала тёмная дымка. Остановившись в пяти шагах от «отца Юньланя», он не проронил ни слова, и ледяной холод его презрения заставил даже дорогу в ад покрыться корочкой инея.

«Отец Юньланя» перестал дёргаться и поднял голову. Молчание, которое они делили на двоих, невыносимо угнетало.

Наконец, «отец Юньланя» произнёс:

— Газета, которую Юньлань притащил домой, несла на себе ваш запах, Ваша Честь.

Шэнь Вэй холодно рассмеялся, и не подумав объясниться.

Юньлань никогда не слышал у него подобного смеха: стряхнув с себя оцепенение, он мгновенно заподозрил, что под капюшоном плаща скрывается вовсе не Шэнь Вэй, а Призрачная Маска.

Несмотря на то, что его телом завладела могущественная сущность, отец Юньланя всё же был человеком: его губы успели посинеть от холода и слегка дрожали. Голос, однако, оставался безупречно ровным:

— Неужели вы забыли о своём обещании, данном много лет назад в обмен на согласие моего господина допустить душу Куньлуня в цикл перерождений?

— Что ты несёшь? — медленно произнёс Шэнь Вэй. — Я только взглянул на него. Издалека. А когда он приблизился, я немедленно скрылся. Даже если ты не считаешь нужным почтить доверием мои слова, бессмертный, моему соглашению с Шэнь-нуном ты доверять обязан.

Его голос так и сочился вежливостью, но Юньлань, успевший разобраться в тонкостях характера этого человека, с лёгкостью разобрал в его тоне бесподобное высокомерие и невыразимый сарказм.

— Но что тогда творится с Великой Печатью? — нахмурился «отец Юньланя». — Почему её узы ослабли?

Какое-то время Шэнь Вэй молчал, а затем тихо произнёс:

— Если ты помнишь, бессмертный, Великая Печать когда-то была разрушена падением небесного столпа. Разрушена и вновь возрождена. Много тысячелетий минуло со дня гибели Нюйвы, а вода, как известно, камень точит… Великая Печать разрушается прямо на наших глазах, и этого не исправишь. Даже я здесь бессилен.

— Великая Печать была восстановлена благодаря жертве, принесённой Нюйвой, и усилиям Куньлуня. Разумеется, я не смею предположить, что за этим стоите вы, но что будет, когда Великая Печать падёт окончательно? Что вы собираетесь делать?

— Что я собираюсь делать? — хмыкнул Шэнь Вэй. — Только теперь мне, наконец, открылся смысл расхожего среди смертных выражения: «не видать ни смерти, ни исчезновения, ни божественности». Я не был рождён, чтобы стать почитаемым людьми богом.

— Даже не надейтесь, что сможете избежать обещанной Шэнь-нуном кары. Если мой сын…

Он запнулся на середине фразы — словно колонка сломалась посреди фильма: только и мог теперь, что беспомощно открывать и закрывать рот.

Лицо Шэнь Вэя было скрыто под капюшоном, но Юньлань знал, что он улыбается.

— Твой сын? — хохотнул он. — Бессмертный, ты слишком увлёкся делами людей. Если бы Чжао Юньлань знал, что ты всю свою жизнь положил, чтобы временами захватывать тело его отца… Как думаешь, ему бы это понравилось?

«Отец Юньланя» захрипел и обеими руками вцепился себе в горло. Глаза у него горели от злости, но сказать он ничего не мог.

Шэнь Вэй какое-то время лениво его разглядывал, а затем тихо хмыкнул и махнул рукой. «Отец Юньланя» отшатнулся, словно его ударили.

— Вы…

Шэнь Вэй спрятал ладони в рукава и вежливо склонил голову:

— Будь осторожен со словами, бессмертный. Некоторым вещам лучше остаться непроизнесёнными. Ты со мной не согласен? Шэнь-нун был великим человеком, и я, разумеется, питаю к нему глубокое уважение. Но на этом всё: будь он ещё жив, я бы не пошёл на примирение. Троица древних богов по-прежнему для меня ничего не значит… Бессмертный, изначально ты был драгоценным кубком Шэнь-нуна. И тебе ведь так и не удалось достичь его уровня совершенствования?

«Отца Юньланя» била крупная дрожь.

— Я не желаю тебя унижать, — безразлично предупредил Шэнь Вэй. — Я хотел бы разойтись мирно. Надеюсь, ты сможешь и дальше держать себя в руках и не перегибать палку. И если тебе нечего больше сказать… Выход найдёшь сам.