На четвёртый день потоп разбушевался сильнее, и все уцелевшие существа сгрудились на вершине горы Пэнлай. Между гоблинами и волшебный народом, чьи разногласия давным-давно забылись, снова вспыхнула рознь.

На седьмой день в новой войне успела сгинуть половина всех племён, а люди, забыв о том, откуда они пришли, сбились вместе, пытаясь выжить.

На десятый день Шэнь-нун проповедовал слова мудрости посреди бедствия и молитв, начиная с самого рассвета вселенной.

На двенадцатый день Нюйве удалось залатать залитые дождём небеса и с помощью ног черепахи Ао установить новые небесные столпы, что практически полностью растратило её силы.

На тринадцатый день рухнул привычный порядок. Призрачное племя разоряло земли. Новые столпы тряслись от тяжести. Небо, грозя вот-вот обрушиться, накренилось к северо-западу: горы осыпались пылью, и разверзлась земля.

Самонадеянные божества сами навлекли на себя гибель, раз за разом бросая вызов предначертанной небесами судьбе.

Небо желало соединиться с землёй, а призрачное племя пожирало мир, постепенно возвращая его к первозданному хаосу.

Владыка Куньлунь сидел на вершине горы Пэнлай, молчаливый и неподвижный, словно статуя.

— Нюйва подкрепила новые небесные столпы, — сказал Шэнь-нун. — Она хочет пожертвовать собой, чтобы восстановить Великую Печать Фу Си. Ты не сделал ничего плохого, Куньлунь. Паньгу не сделал ничего плохого. Никто из нас не виноват. Однако этот мир, как и предсказано, продолжает содрогаться в страданиях. Молчаливая, что ожидала Фу Си, или мятежная, что ждёт тебя… Смерть неизбежна. Совсем скоро я умру обычным человеком, и это — моя судьба. Никому не под силу её изменить. Однако тебе известно слишком многое.

Открыв глаза, Куньлунь спокойно спросил:

— Чи Ю умолил меня защитить гоблинов и волшебный народ, а теперь судьба заставляет меня решать, кого из них спасти, а кого бросить умирать, чтобы все они не погибли. Так?

Шэнь-нун смотрел на него в молчании.

— Спаси волшебный народ, — тихо произнёс Куньлунь.

Шэнь-нун тяжело вздохнул, понимая, что только что произошло.

Великий потоп, наконец, отступил. Нюйве удалось сильно ранить второго, злого Короля Призраков, что размахивал огромным топором, подобно Паньгу, а затем она обратилась Хоуту и залатала трещину в Великой Печати, заставив призрачное племя вернуться обратно под землю. Но на это потребовалось слишком много сил, и она сама пострадала от топора Короля Призраков. Великая Печать снова была цела, но нестабильна.

Сидя в храме Куньлуня, Шэнь-нун молчал.

— Я думал, погибель мне принесёт удар молнии, — сказал Куньлунь. — Кто бы мог подумать, что мою смерть предопределит разрушение горы Бучжоу.

Подняв усталые глаза, Шэнь-нун взглянул на великого бога первобытных земель… Может, ему следовало бежать, скрыться с глаз, запечатать гору Куньлунь своей магией. И тогда он выжил бы, даже вернись изначальный хаос и тьма.

Однако Куньлунь был рождён от топорища Паньгу, и он был единственным, кто никогда не пошёл бы против его желаний.

Владыка Куньлунь был его наследием.

— Я желаю… В последний раз увидеть моего кота.

Шэнь-нун поднялся, закинул за спину свой кубок и удалился в горы. Нюйвы нигде не было видно.

Всё было кончено. Куньлунь возвратился в свой опустевший храм и нашёл там только темноволосого юношу, глаза которого при виде Куньлуня загорелись надеждой.

Юный Король Призраков тихо спросил:

— Ты отправишь меня назад в преисподнюю?

— Нет. Всё уже решено, но я… Могу хотя бы спасти тебя. — Куньлунь усмехнулся: голос его дрожал. — Ты не желаешь принадлежать призрачному племени, и я исполню это желание.

Юный Король в ужасе схватил Куньлуня за плечо — только чтобы обнаружить, что тело горного бога потускнело, становясь прозрачным, а лицо лишилось всяких красок.

Куньлунь вскинул руки, и ветер всплеснул ему рукава: на его ладони ярко светился ослепительный, словно осколок звезды, комок света.

— Возьми.

Юноша бережно взял этот драгоценный дар в ладони.

— Это пламя души из моего левого плеча, — сказал Куньлунь, покрывшись холодным потом, но улыбка на его лице оставалась тёплой и ласковой. — И ещё одно… Я пожалую тебе ещё один дар.

Его тело содрогнулось от боли, когда Куньлунь вырвал у себя серебряную жилу. Нет на свете сильнее боли, чем эта, и юный Король заплакал, но Куньлунь этого не заметил.

— Это даст тебе силы… Покинуть преисподнюю. Стать божеством. И ты должен будешь защитить небесные столпы, — улыбнулся он. — С помощью Солнечных Часов Нюйвы, Столпа Природы Фу Си, Кисти Добродетели, вырезанной из священного Древа Добродетели, и кроме того… Я подарю тебе ещё кое-что…

— Куньлунь!

Владыка Куньлунь бережно приподнял подбородок юноши, заставляя его поднять голову, и мягко признёс:

— Камень, ещё не стар, но опустошён; вода, ещё не холодна, но уже скована льдом; тело, ещё не жившее, но уже мертво… Раз Шэнь-нун отринул свою божественную суть и обратился человеком, я подарю тебе то, что поможет исполнить его предсмертное желание…

Куньлунь страшно закашлялся, и на руках у него осталась кровь: мгновение, и она обратилась толстой свечой из алого воска. Стоящий перед Королём Призраков бог гор становился всё прозрачнее, всё слабее. И когда Куньлуня не стало, на его месте осталась белоснежная, словно снег, масляная лампа.