Где сходятся земля и небо? Как далеко простирается небо?
Что несут восемь столпов? Почему накренился юго-восток? [3]
Могущественный бог гор, стоящий на вершине горы Куньлунь, наконец, возмужал окончательно и ступил на путь, что значительно отличался от его предшественников. После многолетнего отсутствия ему явилась Нюйва и с трудом узнала юношу, которого так легко можно было отвлечь, подарив ему котёнка, в этом прекрасном мужчине. Его зелёный плащ трепал яростный горный ветер, а взгляд не уступал остротой знаменитому топору Паньгу.
Лорд Куньлунь уже успел послать своего кота к подножию горы. Его совершенно не заботил творящийся вокруг хаос, вызванный падением небесного столпа; обернувшись со сложенными за спиной руками, он увидел Нюйву, и её присутствие его тоже не удивило.
— То, на что ты не смогла решиться, — произнёс он, — я сделал за тебя.
Паньгу отделил небо от земли, расколов бескрайнюю темноту, и, исчерпав все силы, встретил свою судьбу. Выросшие в пустынных землях божества нашли здесь своё могущество: с чего бы им преклоняться перед чем-то неосязаемым? Почему они все обязаны были беспомощно идти навстречу своему трагическому концу?
— Я желаю, чтобы жертва сыновей Чжуань-сюя принесла мир этим землям. Я желаю, чтобы небо и земля перестали соприкасаться, чтобы небеса перестали вмешиваться в наши дела. Я обрежу путь к небесам, чтобы жизнь на земле впредь управлялась инь и ян, как это сделано в восьми триграммах Фу Си — самодостаточных и цельных. Я не желаю, чтобы кто-то вмешивался в мою судьбу, и чтобы кто-то судил меня. Из умирающей ветви моего дерева у входа в нечистые земли я вырежу кисть, что поможет каждой живой душе сотворить собственную судьбу. И я очищу этот мир от страданий.
Нюйва смотрела на него, не находя слов.
— Что бы не ждало впереди, я буду готов… Паньгу и Фу Си больше нет, и остались только мы с тобой. Можешь возвращаться в уединение, а мне ещё есть, к чему стремиться. — Его раскатистый смех живо поглотил безумный вой ветра. — А если хватит сил, то срази гору Куньлунь ударом молнии. Пусть поразит меня в самое сердце, и только тогда я откажусь от своего плана.
В тот же миг молния и вправду ударила в гору Куньлунь, взрезав снег и лёд, и глаза Нюйвы заслезились от вспышки: она больше ничего не видела.
Только в ушах её отражался рокот дикого смеха лорда Куньлуня.
Гром грохотал всю ночь, и ливень безжалостно хлестал землю, где резвились орды призраков. Наутро от одежды Куньлуня ничего не осталось: всё его тело почернело от гари, но сам он остался сидеть на том же месте — совершенно обнажённый.
В конце концов, он поднялся на ноги, и его кости обросли свежим мясом и кожей: словно цикада оставила позади свой старый ненужный панцирь.
Он вытянул руку, и со священного древа сорвался лист, что тут же обернулся вокруг его тела новым зелёным плащом. Откинув за спину волосы, лорд Куньлунь выпрямился и закашлялся кровью, а затем обернулся к Нюйве и улыбнулся ей окровавленным ртом:
— Видишь? Небеса не способны мне навредить.
Его улыбка осталась той же, что в юности: наивной и свободной.
— Куньлунь, — попросила Нюйва, — не упрямься, помоги мне собрать камни, чтобы залатать небо [4].
— Но я должен попробовать, — возразил Куньлунь. — Несмотря ни на что, я должен попробовать… Даже если из-за этого я умру, то умру как гора Куньлунь, а не какой-то безымянный холмик посреди степи.
С этими словами он спустился с горы и ни разу не обернулся.
Паньгу погиб от истощения. Неведомая сила побудила Нюйву создать людей, одновременно определив их будущее. Фу Си создал восемь триграмм, но тоже не избежал гибели. Шэнь-нун видел собственное падение и постепенно превратился в обычного человека. Только Нюйва ещё оставалась в живых.
Великие боги пали, один за другим, и пришла очередь Куньлуня.
Неужели в этом мире только слабым и глупым позволено жить своей безмозглой и краткой жизнью?
Майские мушки не знают месяцев, а зимним цикадам неведомы времена года. [5]
В мифах и легендах, последовавших за этими событиями, гора Куньлунь превратилась в обитель богов. И все позабыли о том, что древнее божество гор, владыка Куньлунь, был первым восставшим против веления судьбы.
Спустившись с горы, он узрел множество населяющих преисподнюю существ, перебравшихся на поверхность. Они были племенем призраков, рождённых не от живых душ, а от энергии зла, тысячелетиями заключённого в нечистых землях. Все они давным-давно уже сошли с ума и беспорядочно преследовали людей, питаясь их плотью и кровью.
Удивительно, но даже у них имелась какая-то иерархия.
У самых низов даже не было различимой формы, и они копошились в земле, как грязь, питаясь разлагающимися трупами. Выше них располагались призрачные звери: эти уже обладали телами, подобными человеческим, и ходили на двух ногах. Но их искажённые лица, испещрённые гнойниками, отражали их воистину зверский нрав.
Чем выше, тем больше призраки напоминали людей, а Король Призраков и вовсе выглядел настоящим ангелом.
Ведь чем грязнее создание, тем милее его истинный облик.
Легенды утверждали, что в глубинах преисподней было всего двое выдающихся Королей Призраков, и были они ещё примечательнее трёх земных императоров.
По счастливой случайности, спустившись с горы, Куньлунь вошёл в знаменитый персиковый лес, принадлежащий Куа-фу[6], и встретился лицом к лицу с одним из Королей.
Им оказался юноша с тёмными глазами. Король Призраков сидел босиком на камне, одетый в грубую ткань, и длинные волосы струились у него по плечам. Увидев Куньлуня, он испугался и потерял равновесие: свалился в ручей и вымок с головы до ног.
В этот миг из-под земли выскочил призрачный зверь и нацелился впиться юноше в горло, столь нежное и хрупкое, словно его можно было переломить одним пальцем.