Надо всем этим хаосом возвышался огромный мужчина с топором в руках. Его голова упиралась в небо, а ноги попирали землю; волосы трепал ветер, а разинутый рот исторгал разъярённый рёв, отчего всё вокруг мучительно сотрясалось.

Все чистое и легкое поднялось вверх и образовало небо, а из грязного и тяжелого получилась земля. Побоявшись, что они опять сольются вместе, Паньгу уперся ногами в землю, а головой в небо. Каждый день земля становилась толще, небо выше, а Паньгу рос вместе с ними, и так прошло восемнадцать тысячелетий, прежде чем Паньгу вырос окончательно.

Потому люди и верят, что от земли до неба — девяносто тысяч миль.

А после пришли три правителя.

Но Паньгу, создатель мира, был первым. [1]

Открыв глаза, Чжао Юньлань мог только беспомощно наблюдать, как Паньгу в изнеможении падает на землю. Его топор разломился надвое: рукоять обратилась горой Бучжоу, а лезвие — горой Куньлунь. Из конечностей Паньгу выросли пять священных пиков [2], поднявшись от земли в небеса и пронзив их своими вершинами.

Следом пролились реки, взошли солнце с луной, и появились цветущие долины.

В небе же разлился целый океан звёзд, и вместе с ними что-то отозвалось в сердце Чжао Юньланя необъяснимой тоской. Ведомый этой печалью, он попытался было взглянуть поближе на умирающего гиганта, с которым их связывала кровь, но мог только лишь наблюдать, как в полной тишине тот растворяется в воздухе.

Обернувшись, Юньлань вновь обнаружил себя в бескрайней пустоте, и тысячи лет промчались мимо него в одно краткое мгновение. Он слышал чистый шелест ветра на горе Бучжоу и беспокойную бурную дрожь, затаившуюся под землёй.

Но течение времени его нисколько не задело.

Где-то там, под землёй, притаились самые искренние, самые жестокие, грубые, жуткие, свирепые существа… Все они были рождены от первобытного хаоса и связаны кровью с истинным Куньлунем.

Гора же Куньлунь родилась от небес и земли, и потребовалось каких-то миллион и три тысячи лет, чтобы её душа обратилась живым существом.

Так родился владыка Куньлунь.

Три властителя тогда были совсем молоды, а пяти императоров и вовсе ещё не было на свете. Мир населяли звери и птицы, а о людях ещё никто и не слыхивал.

Чжао Юньлань оказался в плену этого видения: с одной стороны, он держал в руках Кисть Добродетели и прекрасно знал, кто он такой, но с другой… Он словно обратился юным и озорным непослушным божеством.

Он наступил на хвост всемогущему Фу Си, а затем спугнул феникса, свившего гнездо на священном дереве: с тех самых пор бедная птица гнездилась только на платанах. Устав от его проделок, Нюйва отыскала где-то новорождённого котёнка и подарила Куньлуню, чтобы хоть ненадолго занять его чем-то полезным.

Котёнок оказался так слаб, что на занесённой снегом вершине горы Куньлунь ему постоянно угрожала смерть.

Куньлунь никогда ещё не встречал подобной слабости. Собственными руками он расплавил немного золотой пыли и выковал из неё маленький колокольчик, укрепляющий душу и усиливающий мудрость, и повесил его котёнку на шею. Уход за этим несчастным созданием оказался столь кропотливым занятием, что у Куньлуня попросту не осталось времени на проделки.

Снова сойти с горы он сумел, только когда котёнок вырос и научился жить самостоятельно. Вместе они спустились на землю — где Нюйва как раз создавала людей из глины.

В руках у неё была покрытая глиной верёвка, которую богиня трясла, как ей хотелось, и там, где комки глины касались земли, по её образу и подобию возникали бесчисленные человеческие фигурки. Куньлунь никогда ещё не видел ничего подобного.

Улыбнувшись, Нюйва сказала ему:

— Куньлунь, как же ты вырос.

Куньлунь опустил на землю своего кота и осторожно подошёл поближе, уставившись на одного из только что созданных Нюйвой глиняных человечков.

Тот живо вырос из малыша в подростка, который опустился на колени и принялся истово молиться небесам. Не успев подняться, он превратился во взрослого человека, и вскоре волосы на его голове поредели и поседели, а тело высохло, упало на землю и вновь обратилось глиной.

Куньлуня окатила волна жгучей зависти, которая неясно откуда взялась: для него время двигалось невыносимо медленно, и обычная человеческая жизнь промелькнула перед ним за одно мгновение, словно падающая звезда прочеркнула вспышкой тёмное небо.

— Забавно, — сказал он, взяв комок глины в ладони. — Как они называются?

— Люди, — ответила Нюйва.

Не задумываясь, владыка Куньлунь продолжил:

— Они так прекрасны и так невинны, но каждый из них несёт с собой толику того ужаса, что я слышал из-под земли ещё до моего рождения.

На лице Нюйвы в ответ на эти слова отразился истинный страх.

Однако Куньлунь был слишком молод, чтобы понять ужас в её глазах. Он только и умел, что дурачиться вместе со своим котом под защитой священного древа; откуда ему было знать, что в это мгновение Нюйве открылось грядущее великое бедствие?

Рождённые от земли, люди были заражены тремя «червями», что роднили их с древним злом, живущим в глубинах преисподней. Но пока что они продолжали, словно обезьянки, проживать свою счастливую жизнь: разделённые по велению Нюйвы на мужчин и женщин, они начали образовывать пары и рожать детей.

Зачем ей потребовалось использовать именно глину? За создание людей небеса удостоили Нюйву больших похвал, но запрокинув голову, среди миллиардов звёзд она чувствовала присутствие чего-то… ледяного и вечного. Словно невидимая рука, что охватила их всех, людей и богов, и неумолимо толкнула вперёд. И никто не сумел бы ей воспротивиться.