Юньлань понятия не имел, что ему сказать. Стоя на краю дороги, он поплотнее запахнул куртку, прячась от ветра, и прикрыл уставшие глаза.
— Наверное, связи не было.
— Где ты сейчас? — спросил его отец.
Подняв глаза к табличке, Юньлань зачитал с неё название улицы.
— Жди там. Я тебя заберу, — приказал отец и положил трубку.
Чжао Юньлань сунул телефон в карман и скорчился на бордюре, бездумно следуя чужим указаниям. Где-то через двадцать минут рядом с ним остановилась машина, и водитель — его отец — открыл дверь, недовольно скривившись:
— Ты нищий, что ли? Забирайся давай.
Чжао Юньлань в ответ нехорошо оскалился, поднялся на онемевшие от холода ноги и влез на сидение. Словно замёрзший пёс, он пристроился в тёплом салоне и скрестил руки на груди, угрюмо приподняв плечи и всем своим видом выражая нежелание разговаривать и отвечать на любые вопросы.
Отец медленно повёл машину вперёд.
— Где ты был, — спросил он, — и почему так одет?
— Тибетское плато, — ровно выдохнул Юньлань.
— Что ты там делал?
— Помогал горному патрулю бороться с браконьерами.
— Чушь собачья, — отрезал отец.
Чжао Юньлань упрямо молчал.
— Твоя мать мне всё рассказала, — продолжил отец, — ещё два дня назад. Тогда я не знал, что тебе сказать, и потому не позвонил раньше. — Юньлань смерил его усталым взглядом. — Когда ты был ребёнком, моя карьера как раз пошла в гору. Я был вечно занят, и тобой занималась мать… У меня не было времени возиться с сыном, и я никогда об этом не задумывался. Пока твоя мать не притащила меня на родительское собрание в школу. Только проведя свой единственный выходной в обществе твоих учителей и других родителей я понял, как ты отличаешься от других детей.
— Не просто отличаюсь, — горько усмехнулся Юньлань, — а очень сильно, пап. Давай не будем вспоминать былое? У меня сегодня нет на это сил.
Отец бросил на него резкий взгляд.
— Я тебя избаловал… Разве я сказал хоть слово против, когда ты заразился идиотской идеей сформировать отдел специальных расследований? Наоборот, я помог тебе в этом, воспользовался моими связями… Так что тебе не следует сейчас демонстрировать свой отвратительный характер.
— Ладно, — скривился Юньлань, крепче зажав ладони между коленей. — Что ты хочешь мне сказать?
— Ты знаешь, что я придерживаюсь традиционных взглядов. И ты должен расстаться со своим профессором.
— Нет, — отрезал Чжао Юньлань и обжёг отца ледяным взглядом.
— Я не собираюсь с тобой спорить. Выслушай меня, — нахмурился отец. — Скажи, что тебе в нём так нравится? Разве он незаменим? Разве он стоит того, чтобы подвергаться насмешкам общества? Ты думал о том, что по закону вы не имеете права быть вместе? Тебе обязательно нужно было выбрать такого, как он?
— А мама не такая красивая, как современные поп-звёзды, как это ты решился жениться на ней, если в море столько другой рыбы? — огрызнулся Юньлань и неприятно усмехнулся. — Плевать мне на насмешки, и что такое «закон»? Захочу — подделаю свидетельство о свадьбе, делов-то. На Университетской улице за пять баксов можно купить печать любого государственного органа, ты не знал?
— Я говорю с тобой, как с равным, что это за детский сад?
— Извини, — фыркнул Юньлань, опустив взгляд, и сжал пальцами переносицу.
— Когда-нибудь, когда гормоны улягутся, ты пожалеешь об этом решении, — спокойно предрёк отец. Его голос расслаблял: его нельзя было обвинить в чрезмерном напоре, но он обладал превосходным даром убеждения. — Я был молод. Я знаю, как влечёт страсть. Но подобную связь я никак не могу одобрить. Знаешь, почему?
Чжао Юньлань молчал.
— Читал «Анну Каренину»? — продолжил отец. Они медленно ехали по пустынным улицам. — Почему она должна была умереть? Можно, конечно, поспорить, что её интрижка была аморальна, а твои отношения — это совсем другое. И я соглашусь. Но сходство определённо есть. Любовь сильна, но хрупка: перед лицом невзгод она, возможно, поднимется с чудовищной силой, и именно поэтому её восхваляют ещё с древних времён. Но ты должен помнить, что при подъёме на гору подкосить человека может не сам путь, а песчинка в его сапоге.
Юньлань по-прежнему упрямо сжимал губы.
— Трудную любовь всегда сопровождает настойчивость и упорство. Но со временем любовь угасает, ты не думал об этом? И когда от страсти не останется и следа, ты и не вспомнишь, как хорошо вам было вместе. В памяти останутся только трудные времена. Каково тебе будет смотреть на него тогда? А ему на тебя? Неужели это не приходило тебе в голову? Мы такие разные, но все любим одинаково: никто из нас не исключение. Помнишь тот магазинчик мороженого, который ты обожал в детстве?
Юньлань медленно покачал головой.
— Твоя мать не позволяла тебе жрать всякую гадость — считала, что это вредно для здоровья. А тебе так сильно хотелось мороженого, что ты даже голодовки устраивал — так тебе оно было нужно. И тогда у меня появилась идея: я начал брать тебя в этот магазинчик трижды в день и каждый раз покупал тебе по два здоровенных ведра. Даже когда у тебя болел живот, мы всё равно ехали туда, ещё целый месяц, и в итоге — стоило мне упомянуть мороженое, как ты начинал плакать и цепляться за дверной косяк, умоляя оставить тебя дома.
Чжао Юньлань с видимым трудом улыбнулся.
— Подумай снова, — спокойно попросил отец. — Сколько ещё вы с твоим профессором сможете продержаться?
Столь рассудительному тону сложно было возражать. Юньлань перебирал в голове варианты ответа. В горле у него было сухо: Юньлань нашарил на дверке бутылку воды, выпил из неё половину и медленно произнёс: