Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Чу Шучжи разжал руки и развернулся, чтобы уйти, но звук нерешительных шагов упрямо последовал за ним. Го Чанчэн прямо встретил его разъярённый взгляд.

— Желаешь последовать за зомби в его гроб? — уточнил Чу Шучжи, вскинув брови.

— Я… — промямлил Го Чанчэн.

Чу Шучжи пошёл дальше. Го Чанчэн быстрым шагом припустил за ним.

— Лучше отъебись, пока я не разозлился, — сквозь зубы предупредил Чу Шучжи.

— Да Цин, — жалобно выдохнул Го Чанчэн, — велел мне убедиться, что ты доберёшься до дома, а ты ещё не…

Чу Шучжи схватил его и с силой впечатал в стену, не позволив закончить, и железной рукой стиснул шею. Ноги Го Чанчэна медленно оторвались от земли, и он всем весом, краснея и задыхаясь, повис на твёрдой руке, что вцепилась ему в глотку.

Чу Шучжи смотрел на него без тени сочувствия: вблизи стало заметно, что радужка его глаз отливает серым пеплом. При свете дня это казалось особенно жутким — словно Чу Шучжи окружала аура смерти.

Го Чанчэн дёрнулся, пытаясь вырваться, но всё было без толку: задыхаясь, он вцепился обеими руками в предплечье Чу Шучжи, но не смог разжать его хватку.

— Я никогда не отрекался от указов небес и земли. Я отбывал своё наказание в течение трёх сотен лет. Каким бы ни был мой грех, я искупил его своим потом и кровью. Кем они себя возомнили, чтобы указывать мне, уходить или оставаться? — Глаза у Чу Шучжи стали совсем мёртвыми, и следующие слова он выдавил сквозь стиснутые зубы: — Раз они считают меня преступником, так может, мне совершить настоящее преступление?..

У Го Чанчэна отчаянно слезились глаза. Он всегда был плаксой — что угодно могло вызвать его слёзы. Удивительно, что такой мямля и слабак дожил до своих лет: в его теле словно напрочь отсутствовала сила.

Однако в его глазах — неверящих, умоляющих и удручённых — не было злости.

Его губы шевельнулись, пытаясь что-то сказать, но Чанчэн не сумел выдавить из себя и звука.

«Братец Чу…»

Чу Шучжи разжал пальцы, и Го Чанчэн мешком свалился на землю. Медленно убрав руку, Чу Шучжи холодно проследил взглядом, как Чанчэн скорчился на земле, заходясь в лихорадочном кашле. Этот мальчишка в последнее время вовсе не отлипал от него: вечно таскался следом и записывал что-то в своём дурацком блокноте. Даже записи его были идиотскими: детским кривым почерком Го Чанчэн фиксировал на бумаге всё, что слышал от коллег — даже абсолютную чушь. Чу Шучжи неоднократно видел в его блокноте «глупых людишек» — любимую фразочку Да Цина — и пришёл к выводу, что пацан не опыта пытается набраться, а собирает данные для подробных биографий всех своих старших коллег.

И даже сейчас, когда Го Чанчэн корчился на земле, не справляясь с приступом жуткого кашля, от него веяло тёплым светом добродетели. И это сияние разъедало Чу Шучжи глаза.

Рука, которая только что чуть не задушила Го Чанчэна, вдруг бережно погладила его по голове, и Чанчэн инстинктивно съежился на земле, боясь продолжения. А Чу Шучжи взъерошил ему волосы, словно ребёнку, и тихо сказал:

— Ты, должно быть, плохо учился в школе и ничего не знаешь об «Обида Доу Э»*. А там сказано: вершителю добрых дел суждено прожить свои недолгие годы в бедности, а вершителю зла — в богатстве и славе. Слыхал о таком?

Го Чанчэн краем уха и правда слышал когда-то эту присказку. Однако учёба никогда не была его сильной стороной: стоило ему попытаться вспомнить содержание учебника, и мозг поспешно избавлялся от всей усвоенной информации, словно начисто стирал жёсткий диск. Всё ещё красный от усилий, Го Чанчэн виновато взглянул на Чу Шучжи снизу вверх, держась за распухшее горло.

Чу Шучжи присел с ним рядом и взял Чанчэна за подбородок, чтобы внимательно посмотреть ему в лицо.

— Лоб у тебя не широкий — плохой знак для твоих родителей. Уши мелкие и мягкие, что значит — трудности при взрослении. Переносица с горбинкой — к тридцати годам ты лишишься поддержки родственников и остаток жизни проживёшь в нищете. Твоя незавидная судьба легко читается по лицу. Столько добродетели, а толку? Ничего, кроме бедности, она тебе не принесёт. Не будь глупцом и наслаждайся жизнью, пока ещё можешь. Всё-таки осталась ещё у тебя в запасе парочка сытых дней.

Го Чанчэн непонимающе моргнул.

— Ты действительно просто наивный ребёнок, не так ли? — горько усмехнулся Чу Шучжи. — Возвращайся и доложи коту, что волноваться не о чем. Я никто. Бессильная кукла. Никому не причиню зла и не собираюсь покончить с жизнью. Но если никто не против, я бы взял пару выходных. Скажи ему, что я выйду на работу после пятнадцатого.

С этими словами Чу Шучжи растворился в воздухе — просто исчез, словно облачко серого дыма.

Улочка была совершенно пустой — слишком пустой для первого дня года — и на ней пахло серой, как будто кто-то баловался тут с фейерверками. Го Чанчэна настиг холодный ветер, растрепал ему волосы, и Чанчэн, шмыгнув носом, утёр слёзы и тяжёлым шатким шагом направился домой.

Неизвестно, зачем весь этот разговор нужен был Чу Шучжи, но Го Чанчэну его слова казались несправедливыми. Что с того, что ему предрешена тяжёлая судьба? Какое отношение это имеет к его поступкам?

Го Чанчэн никогда себя ни во что не ставил и искренне считал, что зря занимает место и тратит еду и воду на земле. То, чем он занимался, можно было назвать благотворительностью, а можно — простой добротой, но только оно приносило Чанчэну настоящую радость и чувство собственного достоинства.

И ему никогда и ничего не требовалось взамен.

И всё же… Жутковатое предсказание Чу Шучжи заставило его глубоко задуматься.

***

Попрощавшись с матерью Юньланя, Шэнь Вэй выдохнул с облегчением: ему казалось, что ещё немного, и он не выдержит пристального внимания, которым его удостоили в этом доме. Он так старался предстать идеальным партнёром без единого недостатка, а мама Юньланя всё продолжала посматривать на него, словно видела насквозь.

130
{"b":"876752","o":1}