– И что ты хочешь сказать?

– Я хочу сказать только то, что мы решаем задачу не с того конца, локально, для системы это толчок пальцем. Надо начинать с самого императора. И заставить его отвечать не локально, а нанесением удара по площадям, только тогда его сожрут. Когда, например, он предложит кабинету министров ликвидировать всех якудза или обложить все корпорации девяностопроцентным налогом, вот тогда ему точно кирдык.

– Он не решает ничего. Это просто церемониальный болванчик, как я уже говорил. Вся реальная власть у премьер‑министра и кабинета министров, а эта винтажная кукла из побитых молью древних традиций так, шут гороховый на палочке. Как старый чайник или другая семейная реликвия, которая бесполезна, но бережно хранится дома у рачительных хозяев и показывается гостям – «смотрите, а вон у нас чего есть». Конституционная монархия – это такая форма государственного правления, когда муж‑рогоносец, живущий в одной квартире с ее любовником‑премьер‑министром, подписывает все счета и обязательства, которые подсовывает ему неверная жена‑кабинет министров. Если что – по рогам, но этого не поймут соседи, для которых он «символ единения нации», мать его.

– Но это не помешало ему, точнее, его потомкам подписать капитуляцию перед адептами Нанда.

– Мы уже это обсуждали, – сказал я. – Какие предложения, кроме ранее высказанных?

– Есть одна мысль. Нам надо, чтобы он натворил дел всяких разных и неблаготворных, в том числе и опрометчивых, так?

– Так, – начал я понимать, куда она клонит.

– А это он сделает только, если сойдет с ума. И пока его не объявят недееспособным и насильственно отрекут от престола.

– Мысль интересная, – хмыкнула Хитоми.

– Ну за неимением лучшего пойдет, – сказал я. – Сосредоточимся на личности императора и его окружении. Что нам о нем известно, Реми?

– Много чего, но в основном разрозненные факты, известные широкой публике и не больше, – она закрыла глаза, как будто прислушиваясь. – Все системы дворца закрыты от доступа снаружи.

– Как закрыты?

– Физически. То есть нет каналов передачи данных. Вообще.

– Ну какая‑то линия связи у него должна быть? Хоть позвонить кому‑то из высокопоставленных лиц своих и мировых?

– Это есть. Спецкоммутатор с ЗАС, внутренняя сотовая связь. Но это ничего нам не дает, разве что ему позвонить и погрозить пальчиком. Через нее доступа к компьютерам нет.

– А что представляют вообще его системы? «Умный дом» варианта «Умный дворец»?

– Набор взаимосвязанных систем передачи и обработки данных, могу представить, что у него там стоит брейнфрейм.

– И никак не подобраться?

– Я не бог, – вполне натурально вздохнула Реми. – Ну выйдем мы на датчики какой‑нибудь из систем типа метеостанции, и что оттуда можно передать? Температуру и влажность? Все идет через защищенную сеть, но до самого пульта управления можно добраться только физически – все сделано специально максимально упрощенно, но защищенно, как раз на противодействие внешнему воздействию.

– Ладно, пока оставим это в покое. Что нам известно о его охране?

– Практически то же, что и остальным туристам. Не больше, и уточнить на месте мы не сможем – экскурсии по дворцовому комплексу отменены до особого распоряжения после того шухера, который мы там устроили. Численность охранного батальона усилена, периметр укреплен.

– Можно просочиться туда незаметно? Ведь всегда существуют ходы?

– Можно, – сказала Реми. – С вашим уровнем подготовки и наличием специальных технических средств. Но я бы не рекомендовала. Это поставит охрану на уши и осложнит дальнейшую работу. У нас же нет цели убить его, он нам нужен пока живым и истеричным.

– А до истерики его легко довести?

– Ну достаточно легко, – Реми вывела на экран полный психологический профиль. – У него и так показатели зашкаливают.

– Тогда сыграем на его паранойе. Потерять голову он может от сильных эмоций на уровне рефлексов, и страх – самая лучшая из них. Сделаем череду неудачных покушений, чтобы они выглядели профессиональными, но в последний момент срывались из‑за какого‑то форс мажора, а следы оставим, ведущие к конкретным дзайбацу и якудза. Пусть отвечает локальными ударами, но цель теперь другая – довести его до белого каления, чтобы он сорвался. Урон они ему нанесут минимальный, но заставят подергаться. Реми, здесь занимаются разработкой психотронного оружия технологической природы?

– Да хотя бы взять тот же эффектор «Комисаки». Это тоже в некотором роде психотронное оружие, только ближнего радиуса действия. Есть разработки «Танигути хэви индастриз», «Маруяма электрик индастриз», «Ямаути корпорэйшн»‑ и это только в области харда и воздействия традиционными методами передачи энергии. Я не беру дзайбацу, производящие химические и биологические агенты, потому что они действуют не избирательно, а во дворце кроме тщательных проверок поступающей воды и пищи постоянно действует пост РХБН.

– Я бы не исключал. Пускай будет одной из попыток покушения, на которую среагирует пост. А детекторы магии там стоят? – спросил я.

– Ну а как же без них? Особенно если учитывать, что это любимая игрушка императора.

– Стоп, – сказал я. – Есть хорошая идея. Хитоми, помнишь историю с заклинанием Берсерк?

– Которое вначале запретили, а потом долго дорабатывали? Конечно помню. Оно сносило крышу напрочь при повторном и далее применении, и пока не ввели регулируемую с импланта обратную связь, реципиент был, мягко скажем, не в себе. Четвертый уровень, Берсерк‑М – пятый.

– Вот и подкинем ему первый вариант. Но вот только в последнюю очередь…

– А сделаем мы это через одну из его магических лабораторий, где случайно намайнят заклинание, – подхватила Мизуки. – Как раз со всеми побочками первого варианта. Их выявить было настолько трудно, что жертвы и разрушения сначала списывали на ПТСР и прочие психологические реакции. Испытывали‑то на солдатах.

– А пока нужно довести клиента до необходимой кондиции. Так что там, говоришь, изобрели наши любимые корпорации и где это можно позаимствовать?

– Заслонка уйдет вниз и больше не закроется, – сказала Мизуки. – Пробовать я не буду.

– Да я как‑то тоже, – невольно поежился я.

– Да ладно, он получит небольшую дозу, и на этом дело закончится, – махнула рукой Хитоми. – Мы же не звери, чтобы устраивать радиоактивное заражение в центре Токио.

– Осталось только ждать, каким маршрутом он поедет, – сказала Мизуки.

– С восьмидесятипроцетной вероятностью – этим, – вмешалась Реми. – Хотя они постоянно тасуют маршруты и даже водителям неизвестно, как они поедут сегодня, но вот мимо этой точки он точно не проедет. Его баржа просто не втиснется в городские улочки.

– Как хорошо, что сильные мира сего любят ну очень большие автомобили, – усмехнулся я.

– Все по Фрейду, – усмехнулась Хитоми. – Чем меньше член, тем больше для него членовоз.

– Теперь осталось доставить эту дуру на место и там разгрузить. И желательно сделать это незаметно, – сказал я, глядя на не совсем большой ящик радиационной головки.

– Ну ты совсем обленился, – потянулась Кошка. – Не можешь рядовое хрестоматийное покушение изобразить без приключений.

– Тогда брысь, – мы с Реми подняли сорокакилограммовую дуру и осторожно перенесли ее в фургон. Вдвоем – не потому что тяжелая, а потому что неудобная и как‑то не вызывающая особого доверия даже после доработки Мизуки.

– Завтра его царственное величество поедет открывать очередную статую очередному самураю, а вернется точно светлостью, – оскалилась Кошка.

– Ну насчет этого точно не знаю, хотя паспортные данные внушают доверие. До семисантиметровой стали в заводских условиях – это не шутка.

– Черт его знает, какой защитой оснащен его лимузин, – почесала репу Мизуки. – Но по идее для рачка должно хватить.

– Может и хватит, но его сразу же прикроют машины трассового сопровождения.

– Ну за несколько секунд его все равно слегка поджарит. Люблю переделывать такие штуки, – Мизуки ласково похлопала гамма‑дефектоскоп по корпусу. – И потом прожарит‑не прожарит, все равно это один из отвлекающих маневров для имитации покушения.