– А кого он сдал?

– В машине расскажу и наведем справки. Но ниточка пошла разматываться, вы были правы, как всегда.

Когда у патрульного пошла изо рта пена и он задергался в конвульсиях, Ронин помыл руки в посудомойке и, весело насвистывая, направился к выходу. Такэда догнал его и вернул пистолет.

– Значит, Танака? – Мизуки колдовала на голоэкране нового оперативного центра, установленного в «Есида пресижн индастриз». Реми некоторое время наблюдала за ее потугами, потом театрально щелкнула пальцами, и экран заполнился фотографиями, данными личного дела, баллами соципа.

– Вот ваш Танака, весь до мелочей, – сказала она.

Мизуки покосилась на нее, но смолчала. Я смотрю, у дам‑айтишников намечается некоего рода противостояние – ну честно говоря, человеческому мозгу трудно соперничать с брейнфреймом на базе того же человеческого мозга, у которого под рукой еще и вычислительные мощности интеллектронных кибернетических мозгов и распределенная высокоскоростная сеть передачи данных. Мизуки, наверное, уже не раз пожалела, что модифицировала Реми по еще не открытым алгоритмам и системам обработки данных, но все равно – обе они теперь члены «Тора» и она всегда будет важнее машины. Пусть об этом не забывает и не куксится.

– Ну, посмотрим, – сказал я, чтобы скрасить нотки неловкости. – Старший инспектор Танака.

– Идеальный послужной список, – сказал Такэда, развалившись на стуле. – Я бы сказал, эталонный.

– Что, так хорош? – спросил я.

– Да увольте, сэмпай, – с усмешкой ответил Такэда. – Когда я говорю «идеальный» и «эталонный», это не относится к профессиональной деятельности. Список карьериста, который взлетел по служебной лестнице, но имеет представление о работе кэйсацу на уровне кэйкана – выпускника полицейской академии Токио, не больше. Посмотрите на график повышения – идет четко по выслуге, получая звания и должности, потом перевод в столичное управление полиции, затем в Центральное, а там прямая ступенька вверх. Удивлен, что он еще не суперинтендант, но по его соципу это будет уже скоро.

– Это с кем же надо переспать? – прищурилась Кошка.

– Что, завидуешь? – оскалил свои волчьи зубы Ронин, но был удостоен лишь презрительного фырканья.

– Не с кем, а с чем, – сказала Реми. – Судя по многофакторному анализу, который я сделала исходя… ну ладно, много из чего, с контрразведкой. Управлением Охраны Главного полицейского управления. Он с самого начала, когда еще был курсантом, начал работать на них, но не в качестве сотрудника, а в качестве штатного осведомителя, скорее всего первого отдела. Ну и дальше они его тащили за уши по служебной лестнице. И похоже, дальше наш доблестный кэйбу перейдет наконец в Управление Охраны.

– А там он в качестве адепта Нанда натворит много дел. Особенно в первом отделе, – резюмировал я.

– Да, у общественной безопасности полномочия большие, – подтвердил Такэда.

– А все остальное у них маленькое, – брякнула Хитоми, подробно изучаюшая снимок жирного пузатого толстяка. – Как он, интересно, экзамены по физкультуре сдает?

– Наверное, ставит на измену экзаменатора, – усмехнулся Ронин.

– Прошу не отвлекаться, – сказал я. – Реми, что есть по его личной жизни?

– Не женат, детей нет, в противоестественной ориентации не замечен, живет отдельно от родителей. Кстати, есть брат, но не в полиции.

– Хоть один нормальный в их семье, – оскалился Ронин. – А разве полиция не считается противоестественной ориентацией?

– Также, как и якудза, – отбрила его Реми, и правильно. Нечего на полицейских катить.

– Еще раз, не отвлекаемся, – я постучал по столу торцом стилуса. – Симада, мы тут вообще‑то операцию планируем, а не стендап‑шоу устраиваем. Если что по делу – говори, а так мне клоунов хватает.

– Ну собственно говоря, он довольно‑таки прозрачен, – констатировала Реми. – Весь на виду, весь такой положительный и правильный.

– В порочащих связях был, но не замечен, – сказала Хитоми. – Ну не может быть человек, особенно мусор‑стукачок быть чистым. Это прям точно. Что‑то за спиной поганое есть. А, Реми?

– Мне это неизвестно.

– Больше напоминает тщательно разработанную легенду, – сказал Ронин. – Причем местную, не иностранной разведки. Коренные японцы не в первом поколении, семья, родственники, окружение… И белый как стенка послужной список. Не бывает такого, а, Такэда?

– Не бывает, – подтвердил тот. – Уж пару мелких порицаний было бы, не бывает без них никак. А этого хоть сейчас внедряй в императорское окружение, пройдет любую проверку.

– Значит, принимаем версию Симады, – сказал я. – Меня тоже это настораживает.

– Но тогда еще один вариант, – сказал Ронин. – Медальона у него может и не быть. Может он в курсе, что это за вещь и какую силу она содержит, или он прибрал его по заказу своих таинственных хозяев.

– Это мы выяснить сможем только на месте. Реми, его маршруты и остановки на них известны?

– Да, полностью отслежены и мной контролируются. Они, как ни странно, стандартные, не меняются со временем, что подкрепляет версию Ронина о подставе – был бы он секретный агент или обычный полицейский, выбирал бы маршруты хаотично, как и положено. Тут же дом‑работа‑дом, всегда по одному маршруту, причем без слепых зон, хорошо отслеживаются.

– Реми, а наблюдает ли кто, кроме нас, за его перемещениями и остановками?

– Нечасто, пару раз подключалось кэйсацу, и все. То есть они его не ведут.

– А это и не надо, – хмыкнул Ронин. – Невозможно обеспечить наблюдение двадцать четыре на семь за всеми подряд на всякий случай, это несколько групп наружного наблюдения и айтишников. Он же не шпион, а подстава контрразведки. В случае чего он им маякнет, и тогда включатся все механизмы как слежки, так и охраны.

– Реми, сможешь поставить блокировку на подключение полиции и просмотр видеозаписей? – спросил я.

– Я подумаю, как это сделать лучше, чтобы не попасть под диагностику. Когда внутри тебя копаются техники, это как изнасилование, – она обхватила руками плечи. – Очень неприятное ощущение.

– Ну что ты мудришь, сэмпай? – сказала Кошка. – Просто выведем их из строя, только и всего. И для этого не надо беспокоить Реми.

– Тоже верно. Реми, где по твоим оценкам он будет сегодня?

– Как обычно, после службы поедет домой, – сказала она.

– Значит, исходя из этого нанесем ему визит. Итак…

Танака не понимал, что с ним происходит. Когда он просматривал список улик, изъятых с места неудавшегося теракта, он обратил внимание на бронзовый диск, артефакт седой старины, настолько старый, что надпись на нем была выполнена на неизвестном языке. Переплетенные драконьи тела, неизвестные символы… Хотя это было не его дело, он, только раз посмотрев на этот артефакт, почувствовал непреодолимое желание обладать им. И пусть это было против установленных правил, но он манил его настолько, что плюнув на них, Танака решил забрать его себе, «для ознакомления». Хоть чуть подержать его у себя, а потом передать шефам из контрразведки, они охотились за всякими оккультными вещицами непонятного и сомнительного происхождения. В том, что эта вещь была таковой, он не сомневался.

Поэтому он изъял его из полицейского хранилища, даже легко и просто – в досье на полицейского, который им заведовал, стояла галочка о нестандартной сексуальной ориентации. Если об этом стало бы известно, тот сразу бы оказался на улице – несмотря на все показные японские свободы, в строго традиционалистском обществе отрицательно относились к жопочникам и прочим извращенцам. Так что изъятие прошло без проблем. И прикоснувшись первый раз к этому диску, он понял, что никому его не отдаст, против каких бы правил это ни было. Артефакт подчинил себе его, нашел своего носителя. И с тех пор Танака с ним не расставался, постоянно слушая нашептывания, шедшие не через уши, нет, напрямую в мозг. О величии, о древностях, о традициях, и что он – избранный, которому даровано право быть в свите Великих Богов, когда они спустятся на землю.