— Помо-о-жет?! Шкуру сперва сдерёт, а потом поможет! — Олег снова забегал по палате. — Что у него, у косого, на уме, кто ведает? Все они, татарва, одним миром мазаны: сначала шкуру норовят содрать, а потом делают вид, что помогают!

— Ты, главное, не волнуйся, Олег Ростиславич, — вмешался в разговор Ермолай. — Нам самим с липчанами не справиться, и в Орду ехать всё одно придётся. Телебуга, я уверен, тебе поможет. Татары не потерпят бесчинств Александра. Только спешить надо.

Князь остановился напротив Рвача.

— А ты что помалкиваешь, как воды в рот набрал?

— Я согласен с ними. Надо просить у царя татарского войско.

— Погибели моей захотели?!

— Прости, Олег Ростиславич, — поклонился Рвач, — но как же я могу желать твоей погибели? Мне в Липец возврата нету, только на Воргол и князя Воргольского и надёжа.

— Ну, была не была! — шумно выдохнул Олег. — Собирай, Ермолай, малую дружину. Нынче же выступим. Сперва через Тешев лес вдоль Дона, а у устья Икорца повернём в степь. Если разбойник Александр стоит у Сосны, то нас перехватить он никак не сможет...

— Кудай-то князь с малой дружиной поехал? — спросил Кирилл у гридней, глядя в окошко вслед уходящему отряду.

Все молчали. Пантелеймон кивнул Кириллу на дверь. Когда вышли, Кирилл заговорил первым:

— Пожди, Пантюша, тут что-то не так. Куда же направился князь?..

Осеннее солнце опускалось за горизонт, окрашивая редкие облака в золотистые и багровые тона. На мороз играло светило.

Мимо парней шёл на службу в дозор Игнат Хитрых, и Пантелеймон остановил его:

— Слышь, а кудай-то князь?

— В Орду, на Александра Липецкого управу искать, — буркнул Игнат.

— Та-а-ак, идём отсель! — потащил друга за рукав Кирилл. — Нам здесь больше делать нечего. — Когда немного отошли, зашептал: — Понял, Пантелеймошка? Князь уехал, а среди дружины Рвача нету — значит, тута остался. Сегодня же ночью оглушим его — и в лес!

— Да как же такого вепря за ворота протащишь? — опешил Пантелеймон. — А сколь в его хоромах холопов! Не, вдвоём нам не сладить.

— Пошли! На месте что-нибудь придумаем, — сердито зашипел Кирилл.

Солнце уже уснуло в своём жилище, когда приятели подкрались к хоромам Рвача. Перепрыгнув через забор, услышали доносившийся из дома шум и песни. Прячась в кустах малинника, приблизились к слюдяному окну.

— Погодь, Пантюшка, — шепнул Кирилл. — Погодь, сядь. Я гляну в окно — что там творится? Вроде пируют. Сядь же ты, не светись!

Кирилл кинулся к окну. Через еле просвечивающуюся слюду по движениям фигур он определил, что у Рвача действительно пирушка и она в полном разгаре. Только вот непонятно, в честь чего вздумал Рвач пировать, да ещё когда у князя неприятности.

— А что ему, чужаку, Князевы неприятности? — фыркнул Кирилл и вдруг заметил, что вроде Рвач поднялся из-за стола и в сопровождении какого-то человека направился к выходу.

«Подпёрло, видать, от выпитого зелья, до ветру идут», — подумал Кирилл и метнулся к Пантелеймону в кусты.

— Да рано ж ещё, боярин! — услышали друзья голос хозяина. — Только ведь сели.

— Хватит, — отрезал гость Рвача. — Пойду. Пора.

— Ну тады я тя провожу, по дороге и погутарим. — Рвач оглянулся и рявкнул: — А ты куда прёшь, холоп? Вот ведь клещ! Вечно плетётся в хвосте и что услышит — тут же князю передаёт!

— Да я... — робкий голос. — Я, чтоб на тебя, хозяин, не напали...

— Кто?! — ещё пуще заругался Рвач. — Кто нападёт, холопья твоя морда? Я ж не в Липеце, а в Ворголе! Кто здесь посмеет меня тронуть? Сгинь! Мне с человеком поговорить надо!

Кирилл толкнул Пантелеймона:

— Ты угадал, кто с Рвачом?

— Нет.

— И я нет. Ладно, проводим супостата, пока они не расстанутся, и возьмём его. Пошли вон там, околицей...

Друзья пробежали садом, перепрыгнули через плетень и... насторожили Рвача.

— За нами следят, — застыл тот на месте. — Слышал?..

Пантелеймон с Кириллом обмерли.

— Да не, показалось, — прислушался и Рвачов гость.

— Но был же какой-то шорох!

— Ну, может, собака бродячая прошмыгнула?

— Может... А вдруг стукач этот? Ну, ежели он, я ему всю спину батогами разрисую. Ладно, пошли...

Наконец Рвач и незнакомец остановились возле дома боярина Маркела Буни.

— Ну всё, боярин, договорились, значит, — кивнул на прощанье Рвач. — Я пошёл, а ты уговор наш помни.

Пантелеймон с Кириллом замерли за кустом, мимо которого должен был пройти Рвач. Буня, худощавый, небольшого роста, быстро взбежал по ступенькам и скрылся за дверью, Рвач остался один и, поравнявшись с кустом, за которым скрывалась засада, получил оглушительный удар увесистой дубинкой по голове. Ребята заволокли бесчувственное тело в кусты, огляделись — кругом тихо.

— Потащили, пока не очухался! — скомандовал Кирилл. — Как условились, спустим его по стене, ты покараулишь, а я за конями сбегаю. Только заткни ему глотку тряпкой, а то, не дай Бог, оклемается и заорёт — весь Воргол на ноги поставит.

— Потащили, — схватил Пантелеймон Рвача под мышки. — Ух, тяжёл-то, гадина!

— Ладно, брось! — приказал Кирилл. — Давай-ка наваливай его мне на спину.

— Один не дотянешь, — засомневался Пантелеймон. — Кабана такого!

— Наваливай! — рыкнул Кирилл и хоть закряхтел, но поволок многопудовую тушу по улице. Когда поднимали предателя на стену детинца, аж лестница затрещала.

— Щас грохнемся... — испугался Пантелеймон.

— Не грохнемся, — успокоил Кирилл. — Лестница крепкая.

Еле-еле друзья донесли Рвача до края стены — и чуть не уронили вниз, с трудом удержали. Перепоясав верёвкой, оглядываясь и прислушиваясь к звукам ночи, они благополучно спустили наружу Рвача, а потом спустились и сами. Чтобы замести следы, попытались сорвать верёвку, но она не поддавалась.

— Да брось её! — махнул рукой Кирилл. — Я за лошадьми, а ты карауль этого ублюдка. Нет, погоди, давай покрепче опутаем его, чтоб не вырвался.

Кирилл ушёл и скоро вернулся с двумя осёдланными конями. Рвача привязали под брюхом Кириллова.

— А здорово я быка этого оглоушил! — ухмыльнулся Пантелеймон. — До сих пор не пикнул. Слушай, а как же вы вдвоём на одном-то?

— Мой гнедой и не такой груз выдерживал, — хвастливо заявил Кирилл, однако всё же гнедому пришлось туго: он присел под двойной тяжестью, но устоял. — Погнали! Сразу на Дубок по Пронской дороге, — скомандовал Кирилл. — Через Пальну.

— Погнали! — весело оторвался Пантелеймон.

Сначала он вырвался было вперёд, но, заметив, что Кирилл не поспевает и может запалить коня, приостановился. Поехали шагом; за полночь, лошадям по колено, перешли Пальну и к утру были уже на берегу Красивой Мечи. Когда переходили эту реку, то чуть не порешили Рвача. Ребята просто забыли, что он под конским брюхом. Вспомнили, когда сами окунулись в ледяную воду.

— Кирюха! — заорал Пантелеймон. — Быстрее! Рвача утопим!

Кирилл ахнул и вытянул коня плетью. На берегу Рвач начал надсадно кашлять, закатывать глаза. Пантелеймон выхватил из-за пояса кривой нож и обрезал путы. Пленник с ёком шмякнулся об землю. Парии схватили его за ноги и приподняли. Вода с пеной и содержимым желудка хлынула из носа и рта предателя.

— Жить будет, — бросив его, буркнул Кирилл.

— Кто... будет жить?.. — пробормотал Рвач.

— Вяжи его! — опомнился Пантелеймон. — Вяжи скорей!

— Не трусь. — И Кирилл снова стал связывать пленника, приговаривая: — Ожил, змеиное отродье, очухался!

Рвач заголосил:

— Да что ж вы делаете, холопье пле!.. — Но ему заткнули рот тряпкой.

— Привязываем теперь к твоему коню, — сказал Кирилл, — мой устал. А ехать осталось меньше. Леса теперь будут дремучее, пробираться придётся узкими тропами. С Пронского шляха мы уже сошли, дальше можем и на разбойников набрести.

— Кунам-то у князя Александра, поди, в друзьях, — ухмыльнулся Пантелеймон.

— А что, в этих местах один Кунам разбойничает? — возразил Кирилл.

— Да не один, — пожал плечами Пантелеймон, — но сильнее Кунама нету. И я слыхал, что тех, кто Александровых людей трогает, Кунам отыскивает и вешает на деревьях.