Тот, кто хочет вникнуть в процесс духовного развития Неруды — поэта и человека — в годы его зрелости, не может обойти вниманием эти четыре «Путешествия». Ибо там есть множество «дорожных знаков», которые помогут лучше ориентироваться в его поэзии.

В зрелом возрасте Неруда более пристально вглядывается в исторические закономерности. Он устанавливает для себя соотношения, связи, если не новые, то высвеченные более ярким светом. «Земля, народ и поэзия — единое целое, скрепленное подземным таинством. Когда земля цветет, народ дышит свободой, поэты поют и указывают путь. Когда же тирания омрачает землю и тяжкой карой ложится на спину народа, прежде всего ищут голос самый высокий, и падает голова поэта в глубину колодца истории. Тирания отрубает головы тем, кто поет, но голос их со дна колодца потайными подземными родниками возвращается и из потемок поднимается к устам народа»[112].

Неруда видит испанского поэта Франсиско Кеведо глазами Хосе Марти: «Он так вникал во все, чего касался, что мы, живущие сегодня, говорим его языком»[113]. И Неруде открылась добрая половина его собственных корней. «Я постиг один из источников моего существа, ощутил его скалистое основание, на котором и по сей день трепещет колыбель нашей крови»[114]. Это отнюдь не простое признание.

Говоря о нашей забывчивости, Пабло Неруда далек от каких-либо упреков. Испания забыла о том, что завоевала Америку. А наша Америка забыла то, что она сумела завоевать у Испании: ее культурное наследие. В начале века Рубен Дарио попытался связать прерванную нить, веруя, что путь к тому лежит через светоч тогдашней поэзии — Париж. Пабло Неруда, этот южный латиноамериканец, пересек весь континент, всю «неприрученную планету», пока не достиг тех пределов, где ему раскрылся во всем величии, во всей своей широте «отец-наставник и дознатель Испании» — Франсиско Кеведо, который привел его к осмыслению собственных корней. Неруда видит, что мученическую судьбу Кеведо повторил другой поэт, поэт совсем иного плана, воплощавший дух средиземноморской и арабской Испании — Федерико Гарсиа Лорка. Смерть Гарсиа Лорки — это все тот же кеведианский кошмар. Так же, как и смерть Антонио Мачадо и Мигеля Эрнандеса.

«Путешествие по берегам Земли» подтверждает, что поэзия не становится беднее оттого, что ее творец встает на путь политической борьбы.

Путешествуя по разным странам, Неруда вглядывается в человека, в землю, в течение вод. Он погружается, как капитан Немо, в толщи океана, и его ожидают приключения, достойные романов Жюля Верна. Поэта привлекает подводный мир: огромные крабы с длиннющими клешнями, слепые жители морского дна.

Вынырнув из океанских глубин, поэт устремляется к «золотому веку» Испании, а далее к родной земле — Арауко. Неруда испытывает чувство гордости оттого, что родился в том краю, где три столетия подряд шла неравная борьба индейцев против испанских завоевателей. По сути, там был создан первый в истории страны национальный фронт сопротивления… Позднее туда на свой страх и риск приехали первые поселенцы и основали город Темуко. Среди них была и семья Неруды. В городе Темуко пробились к свету первые всходы нерудовской поэзии. Пабло Неруда гордится тем, что принадлежит к славному отряду первопроходцев. «В этом девственном краю холода и ливня мои родители увидели первый паровоз, первые стада, первые посевы… Я родился в 1904 году и еще до 1914 года написал свои самые первые стихи…» Эти даты, вехи — точно кольца могучего дерева, растущего на чилийском Юге. «Путешествие по берегам Земли» — еще одна встреча с Востоком, с Испанией. В «Путешествии» Неруда вспоминает слова, сказанные им в Колумбии. Он говорил тогда о затянутой мраком карте Америки, о военных диктатурах, которые усердно гасят все светильники. После долгих странствий по континенту поэт еще яснее видит, что Красота не враждует с Правдой. В поэзии они должны быть едины, и тогда настанет конец человеческим страданиям…

Неруда назовет своими соотечественниками не только чилийцев, но и другие народы латиноамериканской земли. «Мы должны побороть самих себя и одолеть наших врагов», — говорит он. Ему чужды те, кто следует правилу: «Не выходи за пределы своего дома, своего сада, своей поэзии». Неруде свойственно «уходить и приходить». Он во всем похож на человека, который только что вышел из собственного дома, из своего сада. Ему важнее всего, чтоб его поэзия стала домом и садом, открытым для всех.

Четвертое путешествие — это «путешествие к контрастам». Пабло Неруда, выросший в краю лесов, где мальчиком он срывал алые копиуэ и листья папоротников, осыпанных тяжелой росой, попадает в незнакомый мир, и ему кажется, что он ступил на поверхность безжизненной Луны. Странная, неведомая планета: ни деревца, ни травинки. Более всего поражают Неруду на этой планете люди, их тяжкая доля. Он едет по бескрайней песчаной пустыне вместе с Элиасом Лаферте, вождем чилийских коммунистов. Они оба — «профессиональные агитаторы», так называет и себя, и Элиаса Лаферте Пабло Неруда. Радомир Томич — депутат, выбранный в этом краю от христианских демократов, — говорил ему: «До чего слеп капитализм, если он портит и губит орудия производства, дающие ему жизнь». Долг Неруды — защищать человека, защищать людей. Невероятно, что их надо защищать от других людей! Поэт постигает это в одном из самых заброшенных уголков земного шара, в пустыне, где хрустят под палящими лучами солнца солончаки, в бескрайнем одиночестве ночи. Там он, точно во сне, услышал, как поют глубокие, идущие от сердца голоса: «Это поле, цветами расшитое…»

Почти одновременно в жизни Неруды происходят два события: в Соединенных Штатах впервые на английском языке публикуются его стихи: подборка из «Местожительства» под названием «Selected poems»[115], а в Сантьяго ему присуждает премию муниципалитет. Запоздалое и более чем скромное признание, но Неруда воспринял его без всякого пренебрежения. Чувствовал, должно быть, что эта первая веточка лавра — предвестие множества лавровых венков, которые ждут его в будущем.

Нет ничего неожиданного в том, что Неруда активно включился в политическую борьбу. Но путь к ней был сложным, извилистым, и он немало времени провел точно «пассажир в залах ожидания». Однажды, подводя итоги прожитого, поэт сказал:

Теперь Неруда работает плечо к плечу с чилийскими коммунистами. Руководство партии предлагает ему стать кандидатом в сенаторы от провинций Тарапака и Антофагаста в одном списке с председателем Центрального Комитета — Элиасом Лаферте, который много лет проработал на селитряных рудниках чилийского Севера. Принимая предложение чилийской компартии, Неруда начинает новый этап своей жизни. Отныне он прочно связан с борьбой народа за свои права. Отныне он разделяет все его надежды и чаяния. И может изнутри постичь самую суровую действительность своей родины.

Но перед Нерудой встает весьма серьезный вопрос. Как скажется деятельность в сенате на его поэзии? Не отойдет ли он от поэтического творчества? А вдруг смолкнет голос поэзии на все восемь лет, пока длятся его сенаторские полномочия? Не займет ли она положение «бедной родственницы», о которой он будет вспоминать лишь в редкие свободные минуты, что ему удастся выкроить? Неруда делится своими сомнениями с руководством партии. Но ответ коммунистов успокаивает поэта. Нет, партия не намерена превращать Неруду в профессионального политика… Коммунисты хотят, чтобы он, сенатор, представлял национальную культуру в ее самом ярком выражении и чтобы возникло необходимое единство знаний и, как тогда говорили, «мускульной силы»… Мы верим, что союз Неруды с Рекабарреном станет символом союза умственного и физического труда… Ты будешь произносить речи в сенате и в других местах, будешь говорить о том, что представляет для тебя особый интерес, что волнует твое сердце. А наши товарищи смогут заняться другими делами. Коммунистическая партия вовсе не собирается губить в тебе поэта. А ты всегда должен располагать временем для поэтического творчества… Коммунисты должны всячески способствовать расцвету творческого гения Неруды, чтобы чилийский народ видел, как полыхает в руках их избранника прекрасное знамя Свободы и Красоты. И это вовсе не означает, что партия намерена превратить поэта в некую декоративную фигуру. Все знают, что он человек действия, что он — борец.