В 1936 году Неруда вместе с английской писательницей Нэнси Кюнард начинает выпускать журнал «Поэты мира защищают испанский народ». В каждом номере печатались стихи на английском, французском, испанском языках. Этот журнал продавали в Лондоне и Париже, а вырученные деньги шли на помощь Испанской республике. В журнале активно сотрудничали друзья Нэнси Кюнард — Тристан Тцара и Луи Арагон. На страницах журнала публиковали свои стихи Ленгстон Хьюз, Николас Гильен, Бриан Говард и другие широко известные поэты. Испаноязычную поэзию представили Пабло Неруда, Федерико Гарсиа Лорка, Рафаэль Альберти, Рауль Гонсалес Туньон и Висенте Алейсандре. Позднее Неруда по настоянию друзей переехал в Париж, где было легче организовать работу. А потом он отправился в Реанвиль, чтобы вместе с Нэнси наладить ритмичное издание журнала. В Париже было выпущено пять номеров… Антифашисты других стран мира решили использовать их опыт. Даже в Чили, в Сантьяго, сумели издать маленькую, но весьма представительную антологию стихов, посвященных борьбе героического испанского народа.
Нэнси Кюнард — поистине легендарная женщина. Меня с этой femme fatale[84] познакомил в Чили Пабло Неруда. Однажды он предложил мне пойти к ней в гости, в самый дорогой отель Сантьяго, где она поселилась по приезде из Испании, после падения Республики.
С Нэнси Кюнард, наследницы могущественного Лайна Кюнарда, писал образ Люссии Тантемаунт английский романист Олдос Хаксли. Его роман «Контрапункт» — своеобразная месть за долгую безответную любовь к этой женщине. Хаксли был одержим любовью к Нэнси и сделал ее «антигероиней» нескольких романов. Она — прототип сумасбродки из «Порочного круга». Коварная аристократка какое-то время играла в кошки-мышки с Олдосом Хаксли, но в конце концов отвернулась от него. Он — не в ее вкусе. Силясь избавиться от «злого духа», от несчастной любви, Хаксли изливает душу на страницах собственных романов. Она — антипод королевы Виктории. Писатель называет ее — Майра Вивеш. У нее глаза сиамской кошки. Все годы жизни она плывет по волнам или балансирует на острие навахи. В одном из романов Ивлина Во{103} роковая Нэнси предстает под именем Вирджинии Трой. Да, ничего не скажешь! Эта удивительная женщина прошла по белу свету и по литературным произведениям неким романтичным призраком. Теперь, пожалуй, не встретишь такой изысканнейшей женщины с колдовской притягательной силой, с полусонным, обессиленным голосом, который сводил с ума всех мужчин. Нэнси Кюнард восхищалась Джорджем Мередитом, а позже Марселем Прустом. Она пристрастилась к дурманному абсенту лишь потому, что его пили Бодлер и Оскар Уайльд. Какое-то время Нэнси увлекалась Бернардом Шоу. Потом переключилась на Д. Г. Лоуренса. Ее восхищали скульптурные творения Эпштейна, кубистская живопись, музыка Стравинского и русские балеты, показанные в Париже Дягилевым и Фокиным, и, конечно, американский джаз. Позже Нэнси Кюнард всерьез заинтересовалась сюрреализмом. Луи Арагон делает ее главной героиней романа «Бланш, или Забвенье». Он влюбился в Нэнси без памяти, но при этом хотел переломить ее характер. «В моей жизни была одна женщина необычайной красоты. Я прожил с ней несколько лет, но мы, как выяснилось, не были созданы друг для друга». Однажды в Венеции Луи Арагон пригрозил Нэнси, что покончит с собой. Она, не шевельнув бровью, велела сделать это немедля и небрежно бросила, что, мол, будет удивлена, если он все-таки решится «на такой подвиг». Арагон тут же отправился в отель и там принял огромную дозу снотворного… О своих терзаниях Арагон поведал в «Стихотворении, которое выкрикивают на руинах». Оно вошло в его книгу с неподходящим для него названием — «Великая радость».
Позднее Нэнси Кюнард опубликовала небольшую брошюру под заголовком «Чернокожий мужчина и миледи», в которой со всей откровенностью объявила: «У меня есть близкий друг, он — негр». В первую очередь ей хотелось досадить собственной матери, заносчивой аристократке. Потом Нэнси прибыла в Испанию в качестве репортера газеты «Ассошиэйтед нигро пресс». Вот тогда-то и состоялось ее знакомство с Нерудой. Ему в ту пору было тридцать два года, на восемь лет меньше, чем Нэнси…
Пабло решает освоить профессию наборщика. Он едет к Нэнси на Юг Франции — там у нее собственный дом, — чтобы вместе с ней набрать очередной номер журнала-антологии «Поэты мира защищают испанский народ». Поэт оказался неважным наборщиком. Он спутал литеры и превратил слово «парпадос»[85] в «дардапос». Вот почему Нэнси в письмах к Неруде из Лондона неизменно начинала с «Mon cher Dardapo»[86].
В январе 1940 года она приехала в Чили вместе с молодым испанским тореро, вернее, прибыла на пароходе после пятинедельного плавания. Въездную визу ей выхлопотал Неруда. В Сантьяго она взяла в любовники одного поэта — вечно пьяного, беззубого. По ночам он потчевал ее колотушками, и она, чтобы скрыть следы его художеств, ходила в огромных темных очках.
В Чили Нэнси Кюнард пробыла двадцать месяцев. Всю свою жизнь она оставалась верна себе. А 16 марта 1965 хода, вся ссохшаяся, настоящий призрак, умерла в барокамере в общей палате парижской больницы. Газета «Ивнинг стандард» сказала свое последнее прости «королеве двадцатых годов». Жорж Садуль{104} расцветил ее образ самыми яркими красками. «Она была не только эксцентричной фигурой двадцатых годов. Вокруг ее тени плывут и кружат blues и spirituales, звучат баллады республиканской Испании и откровенно бесстыдные песнопения современной французской поэзии».
А перед моими глазами возникает Нэнси в захудалой гостинице Сантьяго. Рядом с ней ее друг Пабло Неруда, с которым она в незабываемые дни с энтузиазмом трудилась над каждым выпуском периодического издания «Поэты мира защищают испанский народ». Она считала, что этот сборник — самое значительное из всех ее дел в жизни.
74. Литературные страсти
Настало время, когда Неруда, отстраненный от дипломатической службы, сумел проявить свой незаурядный организаторский дар. Вместе с перуанским поэтом Сесаром Вальехо он основывает в Париже «Испаноамериканскую группу в помощь Испании». К Неруде обращаются с просьбой французские писатели: сделать все возможное для того, чтобы в работе предстоящего конгресса, который состоится в Испании, приняли участие литераторы латиноамериканского континента. Неруда охотно берется за дело. Ему назначают скромное жалованье. Работа кропотливая, нелегкая. Надо продумать список имен, подготовить приглашения. Он, конечно, лучше многих разбирается в том, кто есть кто в латиноамериканской литературе. Но все же… Пришлось написать гору писем. Ведь в ту пору буквально все крупные художники слова были на стороне сражающейся Испании. Второй международный конгресс писателей начал свою работу в июле 1937 года. Он проходил в Мадриде и в Валенсии. Среди его многочисленных участников — Андре Мальро, Луи Арагон, Илья Эренбург, Уолдо Фрэнк, Эрнест Хемингуэй. Немало писателей приехало из Латинской Америки… Николас Гильен и Хуан Маринельо с Кубы, Октавио Пас из Мексики, Альберто Ромеро и Висенте Уйдобро из Чили.
Перед отъездом Висенте Уйдобро сказал, обращаясь к своим соотечественникам, что под наэлектризованным небосводом Испании взорвалась бомба. Целая орда предателей и отъявленных негодяев взялась за оружие, чтоб заступить дорогу побеждающей демократии, чтоб остановить закономерный ход исторического развития страны и воздвигнуть стену ружейного огня перед человеком, идущим к великой цели.
Слова чилийского поэта шли от самого сердца.
«Мы
, — сказал он, —
с огромным волнением следим за героической борьбой испанцев и испытываем чувство горечи, оттого что нас нет рядом с ними, когда они отстаивают светлое будущее всего человечества».