В 1935 году Федерико в разговоре со своим другом Карлосом Морлой сказал:
«Я безумно боюсь смерти, и не того, что меня ждет за чертой — это мне безразлично. Нет, весь ужас в том, что в какой-то миг я почувствую, что „ухожу навсегда“, что прощаюсь с самим собой».
Странное совпадение — последние слова Пабло Неруды были: «Я ухожу, ухожу». Так рассказывает его сестра Лаура Рейес.
Гарсиа Лорка откровенно, без всякого стеснения говорил: «Я отношусь к себе с большой нежностью». Он всегда страшился крови. Неруда рассказывал при мне, что Лорка слепо и истово верил в дурные приметы, особенно цыганские.
Говорят, что к арестованному Лорке в грязную, отвратительную камеру приходил священник Энрике Паласиос — дальний родственник, знавший его с детства… Но пока это не строго достоверно.
Поздно вечером отобрали машину у одного молодого человека из именитой семьи Гранады. Из дверей Управления гражданского губернатора вывели Лорку и хромого человека — муниципального служащего. Они шли под конвоем двух фалангистов и двух стражников. Когда Лорку заставили сесть в машину, он решил, что их переводят в другую тюрьму. Машина довезла их до селения Виснар и остановилась на маленькой площади, а потом они поехали до Альфакара. Там охранники велели выйти хромому арестанту. А через минуту-другую Федерико услышал выстрелы.
Лорку казнили в Виснаре неподалеку от источника, который зовется Фуэнте-Гранде. Там поднимаются два каменистых холма, прорезанные глубоким оврагом. На склоне одного из холмов густо стояли сосны. Могилу вырыли в сосняке, возле одинокой, будто отставшей от своих подружек оливы.
Весть о смерти Гарсии Лорки дошла до Мадрида 9 сентября 1936 года. Неруда услышал об этом на улице. Продавцы газет выкрикивали: «В Гранаде расстрелян Гарсиа Лорка!» Газета «Соль» пребывала в сомнении. На первой странице появился заголовок «О предполагаемом убийстве Гарсиа Лорки». С полной уверенностью говорилось лишь о расстреле гранадского алькальда-социалиста, который был женат на старшей сестре поэта. На другой день в печати появился текст телеграммы английского писателя Герберта Уэллса, тогдашнего президента лондонского Пен-клуба. Он обратился непосредственно к гранадским властям и в самой вежливой форме заявил, что «ждет с огромным волнением известий о судьбе своего глубокоуважаемого коллеги Федерико Гарсиа Лорки и будет чрезвычайно признателен, если ему окажут любезность и ответят как можно скорее». «Любезность» была оказана писателю вот в таком виде: «Местонахождение дона Федерико Гарсиа Лорки мне не известно». И подпись: полковник Эспиноса. Скорее всего, полковник не только не ведал, где находится Гарсиа Лорка, но и не имел понятия, что он — выдающийся поэт.
Но со временем уже нельзя было скрыть убийство, совершенное бандой Рамона Руиса Алонсо. В ноябре 1937 года корреспондент газеты «Пренса» в Буэнос-Айресе — так сказано в «Полном собрании сочинений генералиссимуса», — обратился с вопросом к Франсиско Франко: «Были ли расстреляны знаменитые испанские писатели?» Последовал ответ генералиссимуса:
«За границей очень много говорили об одном писателе из Гранады, говорили много потому, что красные воспользовались этим именем для своих пропагандистских целей. Однако в самом начале революции в Гранаде действительно погиб этот писатель, погиб среди других бунтовщиков. Это закономерные случайности, неизбежные в ходе войны. Гранада в течение долгого времени находилась в полной изоляции, безрассудные действия республиканских властей, раздавших людям оружие, привели к яростным стычкам в этом городе, и в одной из них погиб этот поэт…»
Неруда решительно отвергал все домыслы о случайности этой смерти, о какой-либо вине республиканцев.
Для него Федерико Гарсиа Лорка был —
«…народным, как гитара, веселым, печальным, глубинным и ясным, как ребенок, как народ. Если бы решили упорно, шаг за шагом, искать по всем уголкам страны того, кто должен быть принесен в жертву как символ народного духа Испании, не нашли бы никого другого, ибо никто, как тот, на кого пал выбор, не олицетворяет с такой яркостью и такой глубиной живое народное начало. Те, кто выбрал его, не ошиблись, потому что, стреляя в него, они стреляли в сердце всей испанской нации. Его выбрали в качестве жертвы, чтобы сломить, замучить Испанию, уничтожить ее самые сочные и душистые запахи, прервать ее самое вольное дыханье, оборвать ее самый искренний смех. Две непримиримые Испании прошли испытание этой смертью. Зелено-черная Испания с устрашающим дьявольским копытом, Испания, упрятанная в подземелье, Испания проклятая, ядоносная, зловещая, распинающая, Испания страшных злодеяний, содеянных королями и церковью. И в противовес ей Испания, сиявшая жизнетворным достоинством и высокой духовностью, Испания великих озарений, органичной преемственности и удивительных открытий, Испания Федерико Гарсиа Лорки».
Страшное событие прояснило многое для Неруды. Оно изменило его мироощущение. И его поэзию. На поэзию Неруды упала тяжелая, горячая капля крови Гарсиа Лорки, отданного на закланье в редком лесочке Виснара. Эта капля крови до самых краев наполнила чашу, куда уже стекло столько капель крови прежних жертв политического разбоя. Гибель Лорки послужила толчком для эволюции и даже революции в поэтическом мышлении Неруды.
71. Перемены…
Он должен был выразить свои ощущения, свои переживания. И сделал это, как подобает поэту, в стихах. Сел за стол и написал стихотворение «Объяснение».
Вы спросите: где же сирень,
где метафизика, усыпанная маками,
где дождь, что выстукивал слова,
полные пауз и птиц?
Я вам расскажу, что со мною случилось.
Я жил в Мадриде, в квартале,
где много колоколен,
много башенных часов и деревьев.
Оттуда я видел
сухое лицо Кастилии:
океан из кожи.
Мой дом называли
«домом цветов».
Повсюду цвела герань.
Это был веселый дом
с собаками и детьми.
Помнишь, Рауль?
Помнишь, Рафаэль?
Федерико, ты под землей,
ты помнишь балкон?
Июнь метал цветы в твой рот.
А дальше Пабло говорит о причинах решительного поворота в своей поэтической судьбе:
В одно утро все загорелось.
Из-под земли вышел огонь,
он пожирал живых.
С тех пор — огонь,
с тех пор — порох,
с тех пор — кровь.
Разбойники с марокканцами
и самолетами,
разбойники с перстнями и герцогинями,
разбойники с монахами, благословлявшими
убийц,
пришли,
и по улицам кровь детей
текла просто, как кровь детей
[81].
Вы спрашиваете, почему я не говорю
о мечтах,
о листьях,
о больших вулканах моей жизни?
Смотрите: на улице кровь.
Смотрите:
