По возвращении в Сантьяго мы решили дать публичный отчет о II съезде советских писателей. Для этой цели был арендован на воскресное утро Театр имени 18 сентября. Неруда все еще неважно себя чувствовал и жил на побережье, но был в курсе всех событий. Связь мы поддерживали по почте.
В марте 1954 года я получил от него письмо:
«Вторник, 21 марта,
Исла-Негра.
Дорогой Володя,
очень сожалею, что не смогу повидаться с тобой завтра. В воскресенье я ездил на виллу „Алемана“, на вечер, посвященный защите мира, и чуть было не потерял сознание на сцене, когда читал стихи, как это было со мной на вечере памяти Сталина. Но теперь я чувствую себя хорошо и думаю, что, если отдохну как следует, все будет в порядке. Тряска в автомобиле и всякие заседания изнуряют меня.
Как бы то ни было, я готовлю сценарий для воскресной встречи, конечно, только в той его части, которая касается русской поэзии. Она не мала, я сам взялся перевести с английского Пушкина и Маяковского. Все будет готово к первому числу. Надо поговорить с актерами. Их должно быть шесть-семь человек, чтобы сцена не выглядела пустой. Костюмы мужчин и женщин должны быть выдержаны в одном стиле, но не быть совершенно одинаковыми. Думаю, что женщины в шалях одного цвета (красного?) произведут нужное впечатление. Не обязательно, чтобы это были шали, можно взять просто куски любой ткани.
Я приеду в четверг, 29-го, и привезу сценарий. Приеду прямо к тебе.
Пишу каждые два дня. В марте я должен отдать книгу Лосаде, и по расчету выходит, что в неделю мне надо писать по три стихотворения.
Здесь пасмурно.
Обнимаю тебя,
Пабло».
Пабло приложил много усилий, чтобы рассказ о московских встречах стал маленьким произведением искусства. Свое выступление он назвал «Светильники съезда».
119. Вокруг премий
Неруда ездит по свету. Он всегда в самом центре дискуссий. С каким удовольствием он иной раз дразнит зарвавшегося в пылу спора противника! Он никогда не сдавался в бою. Если противник стремился положить его на лопатки, он тотчас переходил в наступление. Неруда и не пытался скрывать, что занимается политической деятельностью, и не делал вид, будто она не имеет ничего общего с его поэзией. Издательству «Аустраль» он предоставил право на издание двух томов «Политической поэзии». Когда в 1953 году ему присудили Сталинскую (впоследствии Ленинскую) премию мира, он выразил особое удовлетворение. И объяснил, почему именно эта премия так дорога ему. Дело в том, что Нобелевскую премию мира незадолго до того присудили генералу Маршаллу, стороннику войны. И Неруда был счастлив получить совсем иную премию мира вместе с итальянским священником, шведской исследовательницей, индийским работником здравоохранения, с писателями из США и Польши, бельгийской социалисткой Изабеллой Блюм, французским экс-министром Пьером Котом и английским ученым Берналом.
18 сентября 1951 года на торжественной церемонии в Пекине Неруда вручал эту премию госпоже Сун Цинлин, супруге основателя Китайской республики; и вот, премия присуждена ему самому, а чтобы вручить ее, в Сантьяго, преодолев горы затруднений, столь же неприступные, как Анды, прибыл друг, которого так недоставало Неруде на конгрессе культуры. Лавровый венок привез Неруде Илья Эренбург.
Сам Шерлок Холмс был бы в восторге, повествуя о приключениях Эренбурга в пути, так как политическая полиция приложила все усилия, чтобы помешать ему добраться до Чили. В аэропорту у него отобрали развязавшийся в самолете пакет, заявив, что обнаружили в нем шифровки. Эренбург, страстно увлекавшийся ботаникой, хотел приобрести семена чилийской араукарии и записал название для памяти, а мудрые эксперты решили, будто это призыв к восстанию, обращенный к индейцам арауканам. Потом они призвали чиновника ad hoc[156], чтобы тот сделал перевод на испанский стихов Неруды, переведенных Эренбургом на русский. Скептик и вольтерьянец, Эренбург посмеивался над этой манией во всем подозревать революционную пропаганду. Столкновение с полицией напомнило ему прошлое — киевскую тюрьму, где он сидел в годы царизма, и в теперешнем инциденте готов был видеть нечто романтическое.
Власти не разрешили арендовать театральный зал для вручения премии, и 12 августа 1954 года церемония состоялась в отеле «Савой». Зал был декорирован занавесом, который расписал Менесио Антуньес по мотивам чилийской керамики. Эренбурга, прибывшего вместе с женой Любой, сопровождали три китайских писателя первой величины — Эми Сяо, Ай Цин, Чжао Имин. Председательствовал на церемонии лауреат чилийской Национальной премии по литературе Фернандо Сантиван. Полиция, нарочито не скрываясь, оцепила отель, и в этой накаленной атмосфере событие приобрело характер вызова правительству, превратилось в своего рода демонстрацию. Речь Эренбурга, с одной стороны, напоминала его страстные статьи против фашизма, а с другой — была пронизана любовью к поэту, которому он вручал награду, присужденную в далеком Советском Союзе.
Лауреат в ответной речи сравнил, как власти встретили Эренбурга и как они встречают сторонников войны и провозвестников атомной катастрофы, которых в странах Латинской Америки принимают со всеми почестями, положенными официальным гостям, и никто не отбирает у них бумаги с латинскими названиями растений, не требует обратного перевода на язык оригинала их произведений.
Эренбург с женой жили у Неруды в «Лос Гиндосе», доме, построенном из камня и дерева, где гости постоянно мерзли от холодного дыхания близких гор. Эренбург, кисло улыбаясь и держа сигару с длинным пеплом в углу рта, говорил нам, что никогда в жизни, ни в Москве, ни в Сибири, он так не дрожал от холода. Но по вечерам в доме становилось тепло от разведенного в каминах огня, хорошего вина и доброго расположения духа.
120. Дар, фонд и ошибки
Неруда не отмечал своих именин ни в день святого Рикардо, ни в день святого Элиесера, ни в день святого Нефтали, ни даже в день апостола Павла. Зато он праздновал день рождения. И как праздновал! Из-за своего пятидесятилетия он чуть не разорился. Событие это отмечалось не день, не месяц, а практически весь год. В конце концов, не каждый день и не каждый год исполняется полвека!
Шум начался еще за полгода до юбилея, когда Неруда подарил Чилийскому университету «библиотеку стоимостью пятнадцать миллионов», как гласил заголовок в «Эрсилье». Он и в самом деле в конце декабря минувшего года подарил книги, находившиеся в его доме на улице Линча, 164. Дарственную оформил законным порядком, через нотариат. Все, что имелось в его библиотеке, включая карты, рукописи и коллекцию раковин, переходило в собственность Чилийского университета.
Это была необыкновенная библиотека. В ней насчитывалось пять тысяч томов, среди которых множество уникальных рукописей и прижизненных изданий; там были «Цветы зла» Бодлера, все сочинения Гонгоры 1664 года издания, «Труженики моря» Виктора Гюго с поправками и заметками автора, сделанными в 1886 году; «У Германтов» Марселя Пруста с картой, выполненной им собственноручно; прижизненные издания Верлена, Кеведо, графа Вильямедианы, Лопе де Веги и Александра Пушкина. Кроме того, там была «Проза и лирические стихотворения» Данте Алигьери, напечатанные по особому заказу русской императрицы Елизаветы Петровны. Неруда подарил университету также рукописи Людовика XIV, Виктора Гюго, Шарля Орлеанского, Гюстава Флобера, Поля Верлена, Рембо, Леконта де Лилля, Руже де Лилля, Френсиса Джеймса и Марселя Пруста.
Он передал университету экземпляры всех изданий своих произведений на испанском языке и в переводах, распорядившись, чтобы и впредь экземпляры всех изданий, которые выйдут как при его жизни, так и после его смерти, поступали в университетскую библиотеку.
