Самые дотошные, настойчивые, те, что вторглись в заповедные глубины и обшарили все закоулки, достигли определенных результатов. И хотя многое, что является подосновой, подтекстом нерудовской поэзии, по сей день — область неведомого, мы уже располагаем несомненно ценными находками, которые не только открыли нам имена и лики тех женщин, что стали музами поэта, но и помогли узнать, кому из них посвящено то или иное стихотворение.

Много стихотворений в книге «Двадцать стихотворений о любви» адресованы Терусе. Третье: «На устах у любви твой голос влажнеет, крошится / в час, когда вечер гулкий катится в пустоту!»[20]. Четвертое: «Распадается ворох лиственных поцелуев / у входа в обитель ветра летним ненастным днем»[21]. Седьмое: «Склонившись над вечерами, я грустные сети забросил / в твои зрачки-океаны, в глухую их глубину»[22]. Восьмое: «Звенишь пчелою белой, от меда охмелев, / в моей душе — и вьешься в тягучих струях дыма»[23]. Одиннадцатое: «Ты жаждой меня спалила. И значит, пора пришла / новым путем пойти, улыбок твоих избегая»[24]. Двенадцатое: «И разлукой горбишь горизонт, / вечная волна в кочевье сонном»[25]. Четырнадцатое: «Хочу сотворить с тобою то, что весна сотворяет / с дикой вишней в лесу»[26]. Семнадцатое: «Думаю, хороню фонари в глухомани. / А ты — ответь мне: кто ты?»[27].

Фамилия девушки вовсе не Васкес Леон, как принято считать, и не Леон Васкес… Теруса проводила лето со своими родителями в Пуэрто-Сааведре, где широкий морской берег всегда окутан «тишиной одиночества и грусти». Рейесы тоже приезжали туда в летние месяцы и жили обычно в доме, который занимала семья Пачеко. Поэт изобретал для своей возлюбленной самые разные имена. (Он всю жизнь был удивительным выдумщиком имен и прозвищ.) Она — Теруса, Марисоль… Обратите внимание на имя Марисоль — море и солнце! Молодой человек, склонный к печальным раздумьям, видел в этой притягательной девушке воплощение всего, что противоположно его натуре. Она — «веселое тело», «темнокрылая нежная бабочка, / совершенная, как налитые колосья, как солнце, / как алые маки и чистый родник».

Но заметьте: другую любовь своей юности он назовет не «Марисоль», а «Марисомбра» — море и сумрак. Во всех придуманных именах был глубокий смысл.

Терусе посвящены стихи, что вошли в «Собранье сумерек и закатов», в «Восторженного пращника», в «Двадцать стихотворений о любви», а также и те, что долгое время оставались неопубликованными. К ней поэт обращается в своей знаменитой «Песни отчаяния».

«Она легла моей тропою на земле… / в час поцелуев / мы были виноградной гроздью и жадным ртом… / Пусть о любви моей безмерной ей бог расскажет». В честь Терусы написана «История безумного принца» — стихотворение, оставшееся незаконченным: «И от любви, не встретившей любви ответной, / принц впал в безумство». В «Альбоме для Терусы. 1923 год» есть два стихотворения: «Речной порт» и «Едва задумаюсь, что умереть должна и ты…».

Неруду нередко одолевают мысли о матери, о ее ранней смерти, и он невольно переносит их на Терусу. Быть может, безмерная, безоглядная страсть сумеет обмануть, побороть смерть? «Тобой овладеть я жажду, / чтоб ты во мне длилась вовеки… / вспыхни огнем разметным, / вырви меня из тьмы». Это к Терусе взывает поэт в стихотворении «Любовь моя, не умирай, не уходи». К ней обращены его слова в «Южном береге» и в «Двадцати стихотворениях о любви». Неруда не разлучается со своей возлюбленной в «Восторженном пращнике». Его преследуют ночные виденья и необоримое желанье: «Это — как наважденье, / когда она в сердце вонзает / взор своих глаз, / трауром омраченных»[28]. Поэт вырезает ее имя на стволах деревьев, он становится вольным, неудержимым ветром… Она должна одарить его всем. А он — желать ее, взять ее, укрыться в ней… «Наполнись мной, / испей меня, желай меня, испепели меня, / не отдавай меня, сокрой меня!» «Я тебе — что парусу ветры, ты — зерно в моей борозде», — говорит Неруда в «Гимне Мужчине и Женщине».

В день своего пятидесятилетия Неруда сказал собравшейся публике, которая слушала его, затаив дыханье:

В «Двадцати стихотворениях о любви» воспеты две возлюбленные Неруды, оставившие глубокий след в его сердце. Одна — любовь его юности, прошедшей в провинции. Другая — любовь, которую он встретил в лабиринтах столицы. Девушка из Темуко. И девушка из Сантьяго.

Порой он называет девушку из Темуко привычным для влюбленных словом «куколка». Но в Терусе — звонкое пенье рек. Ее талия соткана из тумана. Ее образ гармонично вписан в морской пейзаж: «О сосновые дали, шум опадающих волн…». В Четвертом стихотворении перед нами «раннее утро, набухшее бурей, в самый разгар лета». У Неруды несколько иное представление об Утраченном времени, нежели у Пруста:

Возлюбленная поэта неотделима от южной природы Чили, от моря, от предчувствия скорой разлуки:

Теруса невольно оказалась причастной к литературному скандалу, который разгорелся из-за Шестнадцатого стихотворения. Я расскажу об этом позже, поскольку волей случая связан с этой историей.

Девушка из Темуко — смуглая, быстрая, гибкая. Она — полная противоположность поэту, всегда задумчивому, медлительному. Но он стремится всей душой к этой девушке, играющей с солнцем, хотя ему по нраву сумерки. Поэта мучает мысль, как они несхожи друг с другом.

Терусе посвящено и знаменитое Двадцатое стихотворение, которое стало hit parade[31] сотен и сотен чтецов-декламаторов: