Дав волю своему воображению, поэт указал вымышленный адрес: «Улица Кармен, дом 49». Неруда никогда не бывал в этом доме, но проходил мимо него десятки раз еще до отъезда на Восток. Номер дома он указал наобум, но, слава богу, такой дом существовал. В общем, все было в порядке. Однако Неруда, искушая судьбу, упрямо хотел быть только орнитологом. Ему нравилось и это слово, и эта профессия. Порой в шутку и немного актерствуя, он называл себя «поэтом-птицеловом» или «поэтом-птичником». Но друзья были непреклонны. Нет, говорили они, надо выбрать самую обыкновенную профессию, написать, к примеру, «служащий» и все. В конце концов поэт согласился — пусть будет «служащий Руис».
Было в документе одно уязвимое место. В графе «подпись получателя» поэт вывел неразборчивое имя Антонио и фамилию Руис, но с такой букой «с», по которой любой графолог мог бы без труда распознать неповторимый почерк Пабло Неруды…
Путешествие длилось долго — почти восемьсот километров по центральному шоссе, которое проходило через большие и малые города. Все получалось как нельзя лучше, и лишь однажды, неподалеку от Вальдивии, какой-то карабинер — а они всегда торчат на проезжих дорогах — остановил их машину. Друзья не сомневались, что у них потребуют документы. Но нет! Карабинер попросил довезти его до ближайшего городка и сел рядом с бородатым сеньором, который время от времени вступал с ним в разговор, а порой — вот безрассудство! — поругивал правительство.
100. Приготовления в сельве
Трудности начались в городе Вальдивия, а особенно по дороге к Футроно, когда они оказались в краю озер. Они переплыли озеро Ранко — о нем поэт сложит стихи — и через Лифен добрались до Пуэрто-де-лос-Ёйес. Потом пересекли другое озеро — Майюе. И наконец добрались до местечка, у которого тоже было индейское название — Усинайе. Там стояли лесопильни. Хозяином тех лесов был Хосе Родригес, крупный предприниматель… Спустя годы он обанкротился и попал в тюрьму, откуда посылал отчаянные письма Пабло Неруде. К тому времени поэт уже вернулся на родину и делал все, что мог, чтобы вызволить Хосе Родригеса из заключения. На мое имя в сенат приходили одно за одним послания Неруды, в которых он просил оказать незамедлительное содействие своему благодетелю, протянувшему ему руку помощи в самый трудный час…
В тех лесах после двадцатипятилетнего перерыва Неруде пришлось снова сесть на лошадь. С тех времен, когда он проводил летние каникулы неподалеку от Темуко и писал любовные письма Альбертине Асокар, ему не случалось ездить верхом. Теперь надо было учиться этому искусству заново. Что поделаешь, коли выпало судьбой стать «странствующим рыцарем». Ведь он мог уйти, оторваться от своих гонителей только на коне… После «упражнений в верховой езде» поэт почти не чувствовал ног и все тело ныло от ушибов. Но Пабло Неруда стоически терпел все испытания, потому что не было другого выхода. Передохнув, он шел на прогулку с сыном Хорхе Бельета, одиннадцатилетним Хуаном. А позже, вдыхая всей грудью запахи распиленных деревьев, поэт писал стихи. Каждый день они с Бельетом обсуждали ход дела. Все пока складывалось как надо.
Но вдруг точно сам дьявол сыграл с ними злую шутку! Между местным индейским касиком{117} и рабочими лесопильни возник серьезный конфликт. Не обошлось без перестрелки. Касик обратился с жалобой в Министерство землепользования, и оттуда послали чиновника для расследования всех обстоятельств дела. Узнав обо всем, Неруда побледнел. Прятаться некуда — полный провал! Несколько ночей он не смыкал глаз, обдумывая, как скрыться от столичного начальства.
И вот из окна своего убежища Пабло видит прибывшего из Сантьяго ревизора. Сердце его падает куда-то вниз… Нет, все совсем не так, как в пьесе Гоголя. Приехал — подумать только! — друг поэта Виктор Бианчи, его сверстник, человек, близкий ему по духу, разносторонне одаренный, прекрасный рисовальщик, карикатурист. Он замечательно играл на гитаре и любил петь, особенно в женском обществе, и, как немногие, умел радоваться жизни. Все его братья занимали высокие посты, кто в Верховном суде, кто на дипломатическом поприще, а он предпочел должность инспектора в Управлении по делам Национальных богатств, чтобы подолгу жить среди лесов, постигать тайны природы и чувствовать себя счастливым. Когда они обнялись и Виктор узнал, что грозит Неруде, он тут же предложил ему свою помощь.
Через много лет на одной из бесчисленных дорог Виктора Бианчи открылась дверца его машины, и он оказался под колесами встречного автомобиля. Узнав об этом несчастье, Неруда молча сел за письменный стол и написал проникновенные слова о человеке, который прибыл в поместье Уэйнауэ, чтобы начать предварительное следствие, а вместо этого присоединился к беглецам. Поэт вспомнил, что Виктор никогда не расставался со своей гитарой…
Неруда назвал эти две странички о погибшем друге «Письмо Виктору Бианчи». «Деятельный созерцатель великих подвигов и бедствий, чрезвычайных происшествий, немыслимых потрясений и звездопадного мира» — так говорил о нем поэт. Виктор взбирался на андские высоты, под стать скалолазам в Гималаях, он был среди той горстки людей, что чудом остались в живых при восхождении на вершину вулкана Аконкагуа. Ему нравилось плыть в пироге по тропическим рекам. Он был первопроходцем на островах, куда не ступал человек. Он открывал залежи каменной соли, дымящиеся серные сопки в бескрайней пустыне, а в Колумбии — самородную ртуть. Виктор Бианчи — хрупкий, невысокий человек — побывал и в Антарктике…
«Его гитара, как и он, любила приключения… Хорхе Бельет и мои безымянные спутники, которые пересекли со мной Анды, зря удивлялись, когда он, собираясь с нами в дорогу, привязал к седлу лишь гитару и теплое одеяло.
Как нас выручала его звонкоголосая подруга! Сколько завораживающих песен он спел в Сан-Мартине-де-лос-Андес, куда мы свалились, точно чилийские аэролиты, покрытые андской пылью, похожей на пыль далеких небесных звезд… Ну что с ним сделаешь? Вот и снова удивил нас Виктор Бианчи, мой добрый товарищ! Взял и отправился вдруг со своими песнями в иные пределы…»
Каждый шаг стоил больших усилий беглецам. Они должны были прокладывать дорогу в нехоженых чащобах Анд. Главным коварным врагом, грозившим порушить все их планы, стал дождь — привычный спутник детства и отрочества Неруды. Однажды страшный ливень сделал прорубленную дорогу непроходимой. Ждать, пока подсохнет земля, они не могли и на свой страх и риск отправились «тропой контрабандистов». Неруда согласился сразу. Опасность, конечно, серьезная, но другого выхода не было.
101. К землям-антиподам
В назначенный день на рассвете они выехали в сопровождении трех молодых людей, которых Пабло называл «тремя Хуанами». Лошади ступали мерным шагом, а когда выбрались из сельвы на широкую поляну, пустились рысцой. «Моя речь будет долгим путешествием, которое я совершу в дальних краях, по земле-антиподу. Но тем не менее там многое напоминает здешний Север. Я говорю о самом Юге Чили…» Поэт вспомнил тот самый переход через недоступные Анды, о котором мы ведем речь сейчас. Вспомнил спустя четверть века в своей речи при вручении ему Нобелевской премии по литературе. И это далекое по времени воспоминание прозвучало как песнь во славу лесов его родины, тоже далекой… Те леса не знают дорог. Путники пробирались по темным глубоким тоннелям, где каждый шаг стоил неимоверного труда. Они шли почти наугад через не тронутый топором лес, стоявший грозной стеной. Им приходилось переплывать бурные реки, искать проходы среди остро громоздящихся скал. Такой была их дорога к свободе. Они надеялись на чутье, на уменье ориентироваться и не падали духом. Единственным знаком служили им зарубки на деревьях. Они двигались вперед по враждебному царству зеленого безмолвия, где сплелись воедино одиночество, неожиданность и угроза.
