— Я слушаю. Что не так с утренними пробежками? — вернулся из своих эмпиреев Джеймс.

— Ну… — Рон душераздирающе зевнул. — Нельзя ли перенести их на вечер? А?

Луна освещала облачный покров, укутавший Шотландию, создавая обманчивое впечатление покоя, безмятежности и защищённости. С высоты пяти тысяч футов низкая тяжёлая облачность была похожа на пушистое одеяло, бережно возложенное на неприветливые скалы и увитые вереском глены[179].

Пилоты вертолёта RAH-66 «Команч»[180], оснащённого по последнему слову техники, тщательно следили за тем, чтобы не залезть на территорию маршрутов гражданской авиации: неподалёку от сектора, который им было поручено патрулировать, располагалась посадочная глиссада одной из взлётно-посадочных полос аэропорта Эдинбурга, одного из самых загруженных аэропортов в Великобритании. Второй пилот прослушивал радиопереговоры диспетчерской аэропорта и постоянно вертел головой, следя за навигационными огнями лайнеров. Разумеется, он прекрасно отдавал себе отчёт в бесполезности последнего действия: на скорости снижения в пятьсот километров в час самолёт пролетает по восемь километров за каждую минуту. Даже если удастся заметить самолёт, чьи навигационные огни будут казаться практически неподвижными, что означает сближение с угрозой столкновения, и уйти в сторону, чтобы широкофюзеляжная многотонная махина просто промчалась мимо, — лёгкий вертолёт сдует потоком воздуха, как бабочку. В результате винтокрылая машина превратится в груду обломков, пилоты превратятся в пережаренный шашлык, задание останется невыполненным, и Эм снимет с виновных шкуру, невзирая на жизненные показатели пилотов или на отсутствие таковых. Последнее пугало обоих пилотов «Команча» даже больше перспективы шашлыка.

Положение осложнялось тем, что вертолёт RAH-66 был построен с использованием технологии «стелс», поэтому гражданский радар аэропорта его не видел. Транспондер[181] был отключён, пилоты общались с базой только по узконаправленному лучу, так что для всего остального мира вертолёта не существовало, и авиадиспетчеры не могли отвести от него самолёты. Но миссия того стоила.

Маленькая деревня, расположенная в глубине прилегающего к Эдинбургу лесопарка, с высоты ничем не отличалась от других деревушек, разбросанных там и тут по холмам. Но конкретно рядом с этой деревушкой пролегала обнаруженная со спутника железнодорожная ветка, которую топтуны службы внешнего наблюдения обнаружить не смогли. Приборы вертолёта подтверждали, что вокруг деревни раскинулся сплошной лиственный лес, — пилоты из-за низкой облачности визуального наблюдения не вели, — но те же самые приборы время от времени засекали движение значительных масс металла на скорости около пятидесяти миль в час прямо сквозь чащобу. Приборы бесстрастно фиксировали эти два противоречащих друг другу факта для последующего анализа. Пилоты, читая этот бред по показаниям приборов, тихо сходили с ума.

— О, смотри-ка, ещё один пошёл, — отметил первый пилот, замечая всплеск на детекторе электромагнитной индукции.

Второй пилот оглядел небо в поисках самолётов и рискнул бросить взгляд вниз:

— Ничего не вижу.

— Разумеется, под нами километр сплошной облачности, — усмехнулся первый пилот. — Ты ж смотри, как прёт! Шестьдесят миль в час делает! И это ещё по бурелому!

— Длинный? — поинтересовался второй пилот и снова начал оглядывать небо.

— Футов шестьсот, не меньше, — первый пилот нажал на кнопку радиопередатчика. Переговоры шли по узконаправленному лучу, и перехватить их было невозможно. — Центр, это «Страус», продолжаю барражирование на высоте пять тысяч футов. Только что засёк ещё одну быстродвижущуюся аномалию. Приём.

Голос Изабеллы Крулл, прошедший через несколько последовательных систем скрэмблирования, звучал сухо и безэмоционально:

— Принято, «Страус». Характеристики обнаруженной аномалия соответствует предыдущим? Приём.

Первый пилот изучил показания приборов, пока второй в очередной раз разглядывал небо:

— «Страус» Центру, да, показания такие же. Если бы меня попросили проанализировать то, что я засёк, я бы сказал, что это поезд. Но стандартная инфраструктура железной дороги остутствует, повторяю, приборы не находят ни просеки, ни насыпи, ни характерного отражения от рельсового полотна. Визуальное подтверждение невозможно из-за низкой облачности. Исходя из показаний приборов, я вынужден заключить, что поезд несётся прямо сквозь лес. Приём.

Короткая заминка.

— Поняла вас, «Страус». Продолжайте наблюдение. Что с объектом альфа-два? Приём.

Первый пилот поднял полётный планшет. В отличие от времён Второй мировой войны, полётные планшеты конца XX века были электронными, сделанными по последнему слову технологии, — с плоским жидкокристаллическим экраном толщиной всего в дюйм и со световым пером в качестве средства ввода. По поводу последнего пилоты были не в восторге, потому что понимали, что в реальном бою перо непременно упадёт на пол кокпита и закатится куда-нибудь под кресло в самый ответственный момент; техники обещали приспособить планшеты к вводу информации пальцем, но пока дальше обещаний не продвинулись.

— Центр, это «Страус». Повышенная воздушная активность вокруг дерев… Пардоннэ муа, вокруг объекта альфа-два. Я получаю немало радарных откликов от быстро перемещающихся объектов на высоте до трёхсот футов, часто меньше.

— «Страус», это могут быть птицы? Приём.

— Центр, только если у нас в Шотландии внезапно образовалась целая колония океанских альбатросов, — покачал головой пилот. — Это здоровенные отклики. Пара метров, не меньше. Перемещения явно носят разумный характер. Полное ощущение, что объекты перемещаются по прямой линии, соединяющей какой-нибудь дом в дере… В объекте альфа-два и один из соседних городков, для каждого объекта свой. Я бы сказал, что это похоже на индивидуальный транспорт, если бы мотоциклы умели летать, мы бы получили примерно такую же картину. Приём.

Изабелла Крулл покачала головой. Мотоциклы, да?

— «Страус», вы заметили какую-нибудь периодичность в перемещениях? Существуют ли строго определённые правила взлёта, набора скорости, захода на посадку? Или каждый летает, как ему вздумается? Приём.

Один из недавно установленных техниками Кью приборов заморгал жёлтой лампочкой. Второй пилот постучал первого по плечу:

— Ал, у нас проблема.

— Барт, отвянь, — отмахнулся первый. — Нет, Центр, это я не вам. Исходя из наблюдения за траекториями полётов, обычно все летящие объекты предоставлены сами себе. Но в случае реальной опасности столкновения — тогда и только тогда, когда траектории объектов сближаются, а скорости таковы, что объекты окажутся в сфере радиусом в тридцать футов одновременно, — один из объектов либо резко меняет траекторию, либо резко меняет скорость.

— Контроль движения… — задумчиво произнесла Изабелла.

— Да, Центр, мы считаем, что существует служба контроля движения, но она реагирует только в таких чрезвычайно опасных случаях, — подтвердил первый пилот. — Весь остальной полёт проходит без вмешательства диспетчерской, включая операции взлёта и посадки. Что интересно, объекты, движущиеся единой группой, не удостаиваются внимания этих диспетчеров, даже если их траектории опасно близки друг к другу. Мы тщательно записываем траектории всех обнаруженных объектов, возможно, наши киберпанки с помощью своих счётных машинок сумеют вытащить что-нибудь ещё. Приём.

— Частоту связи засекли? Приём.

— Никак нет, Центр, никаких радиочастотных сигналов запеленговано не было, — покачал головой первый пилот. — Мы думаем, что наблюдали манёвр уклонения трижды за время патрулирования, и эфир оставался чист. Ну, насколько он может быть чист вблизи города с полумиллионным населением и рядом с самым загруженным в округе аэропортом. Так что либо связь ведётся по узконаправленному лучу, который мы засечь не сможем, либо вне диапазона наших детекторов. Приём.