Его кабинет на водоперерабатывающем заводе был гораздо больше моего, но ему не приходилось оплачивать его аренду из своего кармана. Я пожал ему руку и, пока он наливал нам кофе из стоящей на тумбочке кофе‑машины, перенёс образец в «геноскан» и запустил сравнение его генокода с образцами, собранными в кабине космического корабля.

– Я хочу вас поблагодарить, мистер Ломакс, – сказал Ральф, протягивая мне курящуюся кружку. – Отец звонил и сказал, что нанял вас. Я очень рад. Очень‑очень рад. – У него был тонкий слабый голос подстать его тонкому слабому телу. – Как мог кто‑то сотворить с моей мамой такое…

Я улыбнулся, сел и отхлебнул кофе.

– Я так понимаю, она была очень милой старушкой?

– Да, именно так, – сказал Ральф, усаживаясь на своё кресло по другую сторону рабочего стола из стекла и стали. – Именно так.

«Геноскан» тихо прогудел три раза, каждый следующий гудок немного выше тоном, чем предыдущий – сигнал о том, что найдено совпадение.

– Тогда почему вы её убили? – спросил я.

Его рука с кофейной чашкой была на полпути к губам. Он резко опустил её на стол, и кофе в замедленной марсианской манере расплескалось по стеклянной столешнице.

– Мистер Ломакс, если вы это так шутите, то шутка ваша весьма низкого пошиба. Похороны моей матери завтра, и…

– И вы будете там притворяться так же, как притворяетесь сейчас.

– Вы совсем потеряли стыд, сэр? Моя мать…

– Была убита. Кем‑то, кому она доверяла – кем‑то, с кем она пошла бы на верфи, кем‑то, кто сказал ей подождать в определённом месте, пока он – что? Сходит перемолвится словом с пилотом корабля? Отойдёт за угол, чтобы отлить? Конечно, инженеру‑профессионалу не составит труда раздобыть инструкцию по управлению космическим кораблём и разобраться в ней достаточно, чтобы понять, как включается двигатель.

Хрупкая фигура Ральфа вся тряслась от сдерживаемой злости или хорошей её имитации.

– Убирайтесь. Убирайтесь вон. Я думаю, мой отец согласится со мной, если я скажу, что вы уволены.

Я остался сидеть.

– Это было чертовски близко к идеальному преступлению, – сказал я твёрдым, как скала, голосом. – «Ленникова Дурь» должна была отправиться обратно на Землю, унося с собой все улики вместе с пилотской кабиной; вы наверняка даже надеялись, что это произойдёт задолго до того, как найдут оплавленную груду металла, когда‑то бывшую вашей матерью. Но вы не можете запустить двигатель без того, чтобы израсходовать много кислорода – и за него кто‑то должен заплатить. Он, знаете ли, на деревьях не растёт. Ну, на Земле как раз растёт, в некотором смысле. Но не здесь. И потому корабль завис тут, словно неприкаянный призрак, словно альбатрос, словно… – я поискал третью метафору, из чисто риторических соображений, и нашёл: – …словно Дамоклов меч.

Ральф огляделся по сторонам. Выходя у него, разумеется, не было: я сидел между ним и дверью, и мой «смит‑вессон» уже был у меня в руке. Он допустил небрежность, но я всегда работаю чисто.

– Я… я не понимаю, о чём вы говорите, – сказал он.

Я изобразил нечто, похожее, как я надеялся, на ироническую усмешку.

– Полагаю, это ещё одно преимущество перегрузки в искусственное тело. Больше никаких следов ДНК. Практически невозможно доказать, что конкретный перегруженный находился в конкретном помещении, но отследить человека из плоти и крови – пара пустяков. Вы знаете, что ваши клетки отслаиваются от лёгочных альвеол и выбрасываются наружу с каждым выдохом? О, всего по нескольку штук за раз – но современные сканеры обнаруживают их без труда и читают содержащуюся в них ДНК. Нет, в том, что убийца – вы, нет никаких сомнений: вы были в кабине «Ленниковой Дури», вы трогали ручки управления двигателями. Да, у вас достало соображения надеть перчатки – но не задержать дыхание.

Он поднялся на ноги и двинулся вокруг своего модного стола. Я снял пистолет с предохранителя, и он застыл.

– Я терпеть не могу убийц, – сказал я, – но я обеими руками за самооборону. Так что мой вам совет: не двигайтесь. – Я помедлил, чтобы убедиться, что он следует моему совету, и продолжил: – Я знаю, что вы это сделали, но до сих пор не знаю, почему. Я довольно старомоден – вырос на Агате Кристи и Питере Робинсоне. В старые добрые времена, до ДНК и всего остального, детективам нужно было три вещи, чтобы раскрыть дело: способ, мотив и возможность. Способ очевиден, и у вас определённо была возможность. Но я по‑прежнему представления не имею о мотиве, и из личного интереса я хотел бы знать, в чём он состоит.

– Вы ничего не сможете доказать, – презрительно фыркнув, сказал Ральф. – Даже если вы нашли совпадение ДНК, в суде его не примут.

– Дугал Маккрей, может, и ленив, но не туп. Если я ему намекну, что это определённо сделали вы, он найдёт способ разжиться ордером. Ваш единственный шанс – сказать мне, почему вы это сделали. Я здравомыслящий человек. Если ваше оправдание окажется достаточно веским… в общем, это будет не первый раз, когда я на что‑то закрываю глаза. Так что скажите: зачем было ждать, пока ваша мать совершит перегрузку, и лишь потом её убивать? Если у вас что‑то против неё было, то почему вы не прикончили её раньше? – Я прищурился. – Или она лишь недавно сделала что‑то такое? Она разбогатела, а богатство меняет людей, но… – Я замолчал, и через несколько секунд обнаружил, что сам себе киваю. – А, ну конечно. Она разбогатела, и она была стара. Вы подумали: эй, она скоро помрёт, и я унаследую всё её новоприобретённое богатство. Но потом она промотала его, потратив большую часть на перегрузку, и вы пришли в ярость. – Я с отвращением покачал головой. – Жадность. Старейшая мотивация из всех.

– Вы – самовлюблённый урод, Ломакс, – сказал Ральф. – И вы ничего обо мне не знаете. Думаете, меня волнуют деньги? – Он фыркнул. – Я никогда не гонялся за деньгами. Пока мне хватает на оплату налога на жизнеобеспечение – я доволен.

– Люди, безразличные к тысячам, частенько меняются, когда речь заходит о миллионах.

– О, теперь и вы философ, да? Я родился на Марсе, Ломакс. Всю мою жизнь меня окружали люди, которые проводили время в поисках палеонтологических сокровищ. Мои родители тоже этим занимались – оба. Уже то, что мне приходилось соперничать за их внимание с тем, что умерло сотни миллионов лет назад, было достаточно плохо, но…

Я вперился в него взглядом.

– Но что?

Он качнул головой.

– Ничего. Вы не поймёте.

– Не пойму? Почему?

Он помолчал, потом:

– У вас есть братья? Сёстры?

– Сестра, – ответил я. – На Земле.

– Старшая или младшая?

– Старшая. На два года старше.

– Нет, – сказал он. – Вы не сможете понять.

– Почему? Какое это име… – И тут я догадался. Мне встречалось в жизни много мерзавцев: жульё, мошенники, те, кто готов убить за монету в двадцать соларов. Но таких – никогда. То, что Ральф видом напоминал Страшилу, было очевидно, но, в отличие от Страшилы из страны Оз, у него были мозги. И хотя это мать стала, так сказать, Железным Дровосеком после того, как прошла перегрузку, я теперь знал, что именно у Ральфа не было сердца.

– Джо‑Бет, – тихо сказал я.

Ральф отшатнулся, словно от удара. Его глаза, до этого момента дерзкие, теперь избегали моего взгляда.

– Господи, – сказал я. – Как вы могли? Как такое вообще…

– Всё было не так, – сказал он, поднимая перед собой руки, словно богомол. – Да мне же было четыре года. Я… я не хотел…

– Вы убили свою сестру‑младенца.

Он смотрел в покрытый ковром пол кабинета.

– У моих родителей и так не было для меня времени – они ведь по двенадцать часов в день искали проклятую альфу.

Я кивнул.

– А когда появилась Джо‑Бет, вам внезапно вообще перестали уделять внимание. И поэтому вы задушили её во сне.

– Вы этого не докажете. Никто не докажет.

– Кто знает…

– Её кремировали и пепел развеяли за куполом тридцать лет назад. Доктор сказал, что она умерла от естественных причин, и вы не сможете доказать, что это было не так.