Фрэнк прождал около минуты, слушая потрескивание статики, потом из телефона донёсся знакомый голос:
– Фрэнк?
– Здравствуйте, господин президент.
– Фрэнк, у нас там большая проблема, не так ли?
– Да, сэр. Боюсь, что так.
– Телефоны не умолкают с того самого момента, как об аресте сообщили по «Си‑эн‑эн». На земле нет ни одной страны, которая не высказала бы неудовольствия по поводу намерения Калифорнии судить одного из пришельцев.
– Представляю себе, сэр, – сказал Фрэнк. – Я не юрист, конечно, но разве это дело попадает под юрисдикцию штата?
– Убийство попадает под федеральную юрисдикцию только когда оно совершено на федеральной земле, или бежавший преступник пересекает границу штата, – сказал президент, сам юрист по профессии. – Ни одно из этих условий здесь не выполнено. – Он вздохнул. – Некоторые послы спрашивали, почему мы просто не замели всё это дело с Колхауном под ковёр и…
– Нет, сэр.
– Простите, Фрэнк?
– Нет… видите ли, сэр, Клит был моим другом. Он… – Фрэнк замолк, услышав, как его голос предательски дрогнул. – Он был хорошим человеком, сэр, и хорошим другом. Я… я понимаю, за границей думают, что, отдавая пришельца под суд, мы заходим слишком далеко, но мы не должны забывать про Колхауна. Никогда, сэр.
– Я знаю, – мягко ответил президент. – И, как мои помощники попытались объяснить послам, исполнительная и судебная власти у нас жёстко разделены. Я не могу напрямую вмешиваться в судебный процесс, но…
– Да, сэр?
– До супервторника[189] осталось не так много времени. Вице‑президент уже дал согласие появиться в «Primetime Live»[190] ещё до того, как всё это случилось; Сэм Дональдсон насадит его на вертел. Похоже, все будут спрашивать, почему Вашингтон дал этому скандалу разразиться.
– Я понимаю, – сказал Фрэнк. – Кого вы пришлёте сюда для контроля ситуации?
– Никого, Фрэнк. Этим займётесь вы. Вы – мой человек.
– Я, сэр?
– Я бы с радостью оправил к вам половину генеральной прокураторы, но прямое вмешательство станет для меня самоубийством. Вы уже там, вы с самого начала находитесь рядом с тосоками и поэтому имеете законное право там находиться, формально вообще не будучи связанным с делом об убийстве. Вы сможете координировать усилия по защите Хаска, не привлекая ничьего внимания.
– Как насчёт денег, сэр? Мне придётся нанять адвоката.
– Это проблема. Мы не можем показывать, что стоим на стороне защиты.
Фрэнк вздохнул, обдумывая масштабы стоящей перед ним задачи.
– Сделаю всё, что смогу, сэр.
– Я знаю, что могу на вас рассчитывать, Фрэнк.
Телефон щёлкнул, и Олимпус отключился.
Фрэнк вошёл в комнату Келкада в Ванкур‑Холее.
– Капитан, – сказал он, – нам нужны деньги, чтобы нанять адвоката для защиты Хаска.
– Деньги? – переспросил Келкад. – Эти зелёные бумажки? Я уверен, что наш инженер Рэндо сможет наделать их на базовом корабле столько, сколько нужно.
Фрэнк позволил себе слегка улыбнуться – впервые с тех пор, как узнал о смерти Клита.
– Нет, так нельзя. Изготовление денег – это преступление.
– О. Но своих‑то у нас нет.
– Я знаю, – сказал Фрэнк. – Но я думаю, есть способ…
За шестьдесят семь лет своей жизни Дэйл Райс был свидетелем того, как официальное название того, чем он являлся, менялось с «цветной» на «негр», потом на «чернокожий» и, наконец, на «афроамериканец». Когда он родился, ещё были живы люди, которых когда‑то называли рабами.
У Дэйла были белые волосы, но чёрные брови, и большущие мешки под слезящимися глазами. Нос у него был широкий и бесформенный. Его трёхсотфунтовое тело напоминало ацтекскую ступенчатую пирамиду, одетую в угольно‑чёрный костюм от Армани с брюками на подтяжках.
Его широкое гладкое лицо видело многое. Дэйл родился в Монтгомери, штат Алабама. Он был молодым человеком, когда в 1955 году там арестовали Розу Паркс за отказ уступить белому место в автобусе[191].
В 1961 Дэйл стал Наездником Свободы[192], проверяющим исполнение решений Верховного Суда, признавших незаконной сегрегацию пассажиров в общественном автотранспорте. В городке Аннистон, штат Алабама, автобус, в котором он ехал, встретила толпа белых с дубинками, кирпичами, ножами и обрезками металлических труб. Автобус забросали бутылками с зажигательной смесью, а когда пассажиры выбрались из него, то были жестоко избиты, белые и чёрные без разбора; это в тот день Дэйлу сломали нос.
В 1965 он, как и ещё двести пятьдесят тысяч человек, пришёл в Вашингтон и слышал, как преподобный Мартин Лютер Кинг‑младший произносит своё знаменитое «У меня есть мечта»[193].
Дэйл Райс был знаком с Кингом и с Малкольмом Иксом[194]. Он знал Джесса Джексона[195] и Луиса Фаррахана[196]. Многие называли его лучшим адвокатом по гражданским правам в Соединённых Штатах. Сам Дэйл считал, что это, вероятно, правда; он также считал весьма печальным, что Соединённым Штатам до сих пор нужны адвокаты по гражданским правам.
Интерком на его столе зажужжал. Он ткнул в кнопку похожим на сосиску пальцем.
– Да? – сказал он низким глубоким голосом.
– Дэйл, – сказал женский голос, – к вам пришёл человек. Он не записывался, но…
– Да, Карен?
– Он показал мне своё удостоверение. Он работает на президента.
Чёрные брови поднялись к белому облаку причёски.
– Пусть войдёт.
В кабинет вошёл худощавый белый мужчина. На нём были очки в золотой оправе и серый костюм – на вид значительно дешевле, чем костюм Дэйла.
– Мистер Райс, – сказал мужчина, говоря слегка в нос, – меня зовут Фрэнсис Нобилио. Я советник президента по научным вопросам.
Дэйл посмотрел на Фрэнка поверх узких очков для чтения. Дэйл был человеком минимума движений, и он не протянул руку для рукопожатия. Он указал на один из пустый стульев, стоящих перед его столом не жестом руки, а одним лишь взглядом своих древних усталых глаз.
– Я вас видел по телевизору, – сказал он. – Вы из группы сопровождения пришельцев.
– Именно так, сэр. И я здесь именно поэтому. Один из тосоков был арестован по обвинению в убийстве.
Дэйл кивнул.
– Я сегодня был в окружном суде. Все об этом говорят. Жертва – это тот джентльмен с «Пи‑би‑эс», правильно?
– Клетус Колхаун, да.
– И вы хотите, чтобы тосока защищал я?
– Да.
– Почему я?
Фрэнк пожал плечами, словно ответ был очевиден.
– Ваш послужной список.
– В этом городе много отличных адвокатов.
– Это так. Однако… – Он замолчал, по‑видимому, не зная, что сказать дальше. – Видите ли, это дело не совсем по части гражданских прав, но…
– Но я чёрный.
Фрэнк смотрел в сторону.
– Это так.
– И во многих из лучших моих дел я защищал чёрных обвиняемых.
– Да.
– Включая немалое количество дел, в которых чёрные обвинялись в убийстве белых.
Фрэнк поёрзал на стуле.
– Ну… да.
– То есть вы решили, что я специалист по защите тех, кого суд может быть склонен рассматривать как граждан второго сорта.
– Я… э‑э… я бы это сформулировал по‑другому.
– Но дело именно в этом, не так ли? Вы боитесь, что присяжные будут считать, что тосок – это что‑то меньшее, чем человек. – Дэйл обладал голосом Джеймса Эрла Джонса[197]; каждый слог его речи, словно глас свыше.
– Эта мысль посещала меня, сэр.
Взгляд Дэйла был твёрд.
– Вы бы пришли ко мне, если бы убитый был чёрным?
