Я просматривал новости о бейсбольных матчах, которые пропустил, на планшете с выключенным звуком – я мог комментировать бейсбол по крайней мере не хуже платного комментатора.

Внезапно – хотя, разве бывает по‑другому? – зазвонил мой сотовый телефон; рингтоном у меня была установлена тема из передачи «Хоккейный вечер в Канаде». Телефон лежал на кофейном столике. Я привёл спинку кресла в вертикальное положение, сгрёб телефон со столика, поднёс к глазам и посмотрел на его маленький экран, на котором было написано «Видео недоступно» и «Дальняя связь». Мне никогда не удавалось сопротивляться телефону – Карен говорила, что она может запросто его игнорировать, наверное, это умение приходит, когда становишься знаменитостью. Я нажал кнопку ответа и поднёс телефон к уху.

– Алло? – Тишина; мне показалось, что там вообще никого нет. – Алло? – снова сказал я. – Алл…

– Здравствуйте, – сказал мужской голос с британский акцентом. – Могу ли я поговорить с Джекобом Джоном Салливаном?

– Я слушаю… Алло? Алло? Вы меня…

– Очень хорошо, превосходно. Мистер Салливан, меня зовут Габриэль Смайт. Я работаю в компании «Иммортекс».

– Чем могу помочь, мистер Смайт?… Мистер Смайт?… Алло? Алло?

– Я прошу прощения за задержки, мистер Салливан. Видите ли, я звоню с Луны…

– С Луны! – Я увидел, как встрепенулась Карен. – Это насчёт…

– …конкретно из кратера Хевисайда на обратной стороне… да, да, это насчёт вашего оригинала. Как я сказал…

– Что с ним?

– …я нахожусь в Хевисайде, в месте под названием… пожалуйста, мистер Салливан, с таким задержками очень трудно разговаривать. Возможно, будет лучше, если мы будем говорить «приём» в конце реплики. Приём.

О, как я об этом мечтал!

– Согласен. Приём.

Тишина; затем:

– Вот, так лучше. Как я сказал, я нахожусь в Хевисайде, в месте, которое в наших брошюрах называется Верхний Эдем. Мистер Салливан, дело касается проживающего здесь вашего оригинала. Он…

– Он умер? – Я не ожидал, что меня поставят об этом в известность. Карен сочувственно положила руку мне на плечо. – Я… э‑э… не хотел бы…

– …взял в заложники трёх человек и… что? Нет, нет, он не умер. Пожалуйста, дождитесь, пока я не скажу «приём». Он взял в заложники трёх человек…

– В заложники! Это невозможно. Вы уверены…

– …забаррикадировался внутри лунобуса вместе с ними и… Пожалуйста, мистер Салливан, мы договорились, что вы дождётесь, пока я не скажу «приём». Я ещё…

– Простите.

– …не закончил. Ваш оригинал требует встречи с вами. Вот теперь – «приём».

Карен придвинулась ко мне так близко, что могла слышать обе стороны диалога. Её зелёные глаза округлились.

– Мистер Салли…

– Да, я здесь. Простите.

– …ван. Вы ещё там? Приём.

– Да, да. Я здесь. Но, послушайте – это какое‑то безумие. Я знаю… я знаю себя . Я никогда и ни при каких обстоятельствах не сделал бы ничего вроде захвата заложников. – Тишина; потом я вспомнил: – Приём.

Мы с Карен обменялись обеспокоенными взглядами, пока текли секунды.

– Да, мы понимаем. Но… возможно, вы уже знаете? Был найден способ лечения вашей… его болезни. Приём.

– Правда? Вау! Нет, я ничего такого не слышал. Это… это великолепно. Гмм… приём.

Тишина, затем:

– Мы, разумеется, организовали операцию. Однако операция имела побочные эффекты. Доктор, который его лечил, предположил, что разладились его нейротрансмиттеры, причём серьёзно. От этого у него развилась паранойя и склонность к насилию. Приём.

– Вы можете это поправить?

Снова тишина, пока радиоволны преодолевали пропасть между мирами, потом, хотя я опять забыл должным образом закончить реплику, голос с британским акцентом заговорил снова:

– Разумеется – если мы сможем заставить его лечиться, с ним всё будет в порядке. Но сейчас, как я сказал, он держит в заложниках трёх человек в лунобусе. И он требует вернуть ему права на его личность. Конечно, мы…

– Вернуть что?

– …объяснили ему, почему это невозможно. Не существует юридической процедуры для… репатриация , полагаю, будет правильным термином… для репатриации личности. Так или иначе, нам нужна ваша помощь, мистер Саливан. Нам нужно, чтобы вы приехали сюда, в Хевисайд, и поговорили с ним. Приём.

– Приехать на Луну? Я даже в Европе никогда не был, а вы хотите, чтобы я отправился на Луну? Э‑э… приём.

Сводящая с ума задержка; затем:

– Да. Прямо сейчас. Вы – единственный, с кем он будет говорить. На кону больше, чем три жизни; если он взорвёт топливный бак лунобуса, он убьёт практически всех, кто сейчас находится в Верхнем Эдеме. Приём.

– Ну так соедините нас по телефону. Зачем мне самому лететь на Луну? Приём.

В этот раз тишина длилась дольше, чем можно бы было объяснить скоростью света.

– Гмм… мы… ранее мы попробовали его обмануть, надеясь на быстрое разрешение кризиса. Наш план не сработал. Он не поверит, что разговаривает с реальным вами, пока не увидит вас лицом к лицу и не поговорит непосредственно. Приём.

– Господи. Я… я понятия не имею, как организовать такое путешествие. Приём.

– Мы обо всём позаботимся. Вы ведь сейчас в Торонто? Мы можем прислать…

– Нет, нет. Я в Детройте, не в Торонто.

– …за вами машину… О. Детройт. Ладно, большой разницы нет. Мы пришлём за вами машину через час. Она отвезёт вас в аэропорт, откуда вы вылетите в Орландо, а в Орландо вас уже будет ждать самолёт, который доставит вас Космический Центр имени Кеннеди. Мы погрузим вас в грузовую ракету – к счастью, следующий пуск по плану должен состояться через шесть часов. Ракета должна была доставить в Верхний Эдем медикаменты. Ничего необычного: мы держим здесь много сложных лекарств с ограниченным сроком хранения, от которых зависит жизнь наших клиентов и которые производятся только на Земле. Однако в ракете оставалось много свободного места; его планировалось заполнить деликатесными продуктами, но мы можем их выгрузить, чтобы освободить место для вас. Приём.

– Э‑э… мне нужно это обдумать. Давайте я вам перезвоню. Приём.

Пауза, затем:

– Позвонить на Луну непросто. Пожалуйста…

– Тогда вы перезвоните мне через тридцать минут. Мне нужно подумать. Конец связи.

Мне пришлось позволить своим… своим гостям на борту лунобуса воспользоваться туалетом. Первые два раза я боялся, что они могут что‑нибудь устроить, но, похоже, там не было ничего такого, чем они бы могли воспользоваться. Зеркало над раковиной, к примеру, было из полированной стали, а не стеклянное. Тем не менее я потребовал, чтобы они оставляли дверь в туалет открытой.

Однако вскоре в туалет понадобится мне. Я вряд ли смог бы там развернуться, кроме того, я никогда не мог делать это на людях. Наверное, надо заставить их снова усесться по своим местам и отлить в какую‑нибудь ёмкость… если бы она у меня была. Конечно, ситуация станет ещё хуже, когда мне приспичит по‑большому, поскольку такая поза очень уязвима. Если бы только я…

Видеофон пискнул. Я подошёл, чтобы ответить.

– Мы установили контакт с другим вами, – сказал Смайт, появившись на экране. – Он в Детройте.

– В Детройте? – переспросил я. У меня в руке был горный пистолет, которым я водил между Хлоей, Акико и Гадесом… впрочем, Акико сейчас дремала, так что особой угрозы не представляла. – Какого чёрта он делает в Детройте? – спросил я, и меня тут же осенило. Процесс – его, должно быть, заинтересовал процесс. – Хотя неважно, – сказал я прежде, чем Смайт успел ответить. – Что он сказал?

– Он сказал перезвонить ему через тридцать минут.

– Чёрт возьми, Смайт, если вы опять юлите…

– Нет‑нет. Скоро всё выяснится. Поэтому, прошу, ради Бога, не делайте ничего непоправимого.

Мы с Карен смотрели друг на друга. Она всё ещё держала свою книжку навесу; ей это не стоило никаких усилий, и пока она не прикажет руке опуститься, она так и останется поднятой.