– Как скоро у тебя будет готова рукопись? – спросила Эрика.

Карен на минуту задумалась.

– Я больше не устаю и не трачу времени на сон. Скажи ему, что рукопись будет через шесть месяцев; он сможет начать продажи к Рождеству 2046‑го.

– У тебя есть рабочее название?

Карен не задумалась ни на секунду.

– Да. Скажи им, что книга называется «Теперь меня ничто не остановит».

Одним из недостатков того, что ведущим адвокатом Карен был Дешон, а не Малкольм, была его потребность во сне. В доме Карен было шесть гостевых спален, и Дешон сейчас давал храпака в одной из них. Малкольм тем временем читал с телестены в зале заседаний судебные прецеденты, а Карен, держа своё слово, удалилась в кабинет делать наброски для будущего романа.

И я остался в гостиной один. Я испытывал её огромное обитое кожей механизированное кресло‑кровать. Мне никогда не нравилась кожаная мебель, когда я был из плоти и крови, потому что от неё я всегда потел, но сейчас у меня такой проблемы не было. Откинувшись на спинку, я упёрся взглядом в серую поверхность выключенного телеэкрана.

– Джейк? – сказал я тихо.

Ничего. Я попробовал снова.

– Джейк?

Что за…?

– Это я. Другой Джейк Салливан. Который снаружи.

О чём ты говоришь?

– Ты не помнишь?

Не помню что? Как я вообще тебя слышу?

– Ты не помнишь меня? Мы разговаривали некоторое время назад.

Что ты имеешь в виду – «разговаривали»?

– Ну, в общем, не разговаривали, да. Не вслух. Но мы общались. Наши разумы соприкасаются.

Ерунда какая‑то.

– Ты и раньше это говорил. Посмотри на свой левый локоть. Прямо под ним на внешней стороне руки должны быть нацарапаны три маленьких икса.

Ты знал… надо же. Как они здесь оказались?

– Ты их там нацарапал. Ты не помнишь7

Нет.

– И не помнишь, чтобы мы раньше общались?

Нет.

– А что ты помнишь?

Разные вещи.

– Что ты помнишь из последнего времени? Что с тобой было вчера, например?

Я не знаю. Ничего особенного.

– Хорошо, хорошо. Гмм… посмотрим. Ну, ладно, вот. Последнее Рождество. Расскажи мне про последнее Рождество.

Ну, тогда как раз снег выпал – в Торонто много лет не было Рождества со снегом, а тут снег выпал на сочельник и пролежал до самого дня подарков [82]. Я подарил маме набор серебряных тарелок.

Я был ошеломлён.

– Продолжай.

Ну, а она мне подарила красивые шахматы с фигурами из оникса. Дядя Блэр приходил на рождественский ужин, и…

– Джейк.

Да?

– Джейк, какой это был год?

Две тысячи тридцать четвёртый. Хотя нет, мы же говорим про Рождество, так что ещё был прошлый год – две тысячи тридцать третий.

– Джейк, сейчас 2045.

Ерунда.

– Это правда. Сейчас сентябрь 2045. Дядя Блэр умер пять лет назад. Я помню рождество, о котором ты говоришь; я помню снег. Но это было больше десяти лет назад.

Чепуха. Что происходит?

– Это я и хотел бы выяснить. – Я помолчал; мои мысли метались, пытаясь всё это уложить в голове. – Джейк, если сейчас 2034, как ты утверждаешь, то как ты оказался в искусственном теле?

Я не знаю. Сам этому удивляюсь.

– В то время мнемоскана ещё не было.

Мнемоскана?

– «Иммортекс». Процесс мнемосканирования. Загрузка сознания.

Молчание. Потом:

Ну, я не могу отрицать тот факт, что я нахожусь здесь, в каком‑то синтетическом теле. Но… ты сказал, что сейчас сентябрь?

– Да.

Это не так. Сейчас конец ноября.

– Будь это так, листья бы уже облетели – если ты по‑прежнему в Торонто. Ты выглядывал сегодня на улицу?

Не сегодня, нет. Но вчера…

То, что ты считаешь вчера, не считается.

В этой комнате нет окон.

– Синяя, да? Комната с синими стенами?

Да.

– На стене висит плакат со схемой устройства мозга, верно? Я попросил тебя надорвать его в десяти сантиметрах над левым нижним углом.

Не было такого.

– Было. Когда мы в прошлый раз контактировали. Посмотри и увидишь. Надрыв длиной в один сантиметр.

Да, он там есть, но это лишь значит, что ты уже был в этой комнате.

– Нет, не значит. Но вместе с иксами у тебя на предплечье это означает, что ты – тот самый, с кем я говорил в прошлый раз.

Я с тобой в первый раз разговариваю.

– Не в первый – хотя я понимаю, что тебе именно так кажется.

Я бы запомнил, если бы мы разговаривали раньше.

– Это ты так думаешь. Но, в общем… я не знаю – у тебя словно пропала способность формировать долговременную память. Ты не можешь запомнить ничего нового.

И я в таком состоянии уже двенадцать лет?

– Нет. И это очень странно. Биологический Джейкоб Салливан прошёл мнемосканирование лишь месяц назад. Тебя не могли создать раньше этого момента.

Я всё ещё не уверен, что верю во всю эту фигню – но предположим, чисто для поддержания разговора, что это правда. Я могу себе представить, что в результате какой‑то неполадки с этим твоим «мнемосканированием» я потерял способность формировать долговременную память. Но с чего бы вдруг я потерял больше десятилетия старых воспоминаний?

– Без малейшего понятия.

Так сейчас правда 2045?

– Да.

Долгая пауза.

Как «Блю Джейз» играют?

– Как в сортире.

Ну, по крайней мере, я не много потерял.

Прорезалось «Сент‑Мартинс Пресс» с предложением аванса по гонорару за следующую книгу Карен Бесарян в 110 миллионов долларов. Тем временем «Иммортекс» согласилась оплатить половину судебных издержек и оказать любую другую возможную помощь.

Карен потратила 600 тысяч на то, чтобы приобрести самый ранний процессуальный слот на аукционе. Эта практика казалась мне позорной, но это, я думаю, лишь с моей канадской перспективы. В Штатах вы можете получать медицинскую помощь вне очереди, если достаточно богаты; почему с юстицией должно быть по‑другому? Так или иначе, объяснил нам Дешон, поскольку Карен приобрела слот, то процесс будет оформлен как её иск к Тайлеру.

Дешон Дрэйпер и Мария Лопес провели несколько дней, отбирая присяжных. Конечно, Дешону хотелось заполучить поклонников творчества Карен – либо её оригинальных книг, либо снятых по ним фильмов. Он также хотел заполнить жюри чернокожими, латиноамериканцами и геями, которых он и нанятые им консультанты считали более восприимчивыми к расширительному толкованию понятия личности.

Дешону также хотелось, чтобы присяжными стали богатые люди – этого было тяжелее всего достичь, потому что богачи обычно находят способы уклониться от выполнения гражданского долга.

– Смерть и налоги, как считается, вещи неизбежные, – объяснял нам Дешон. – Но бедняки знают, что богачи находят способы не платить налоговой того, что с них причитается. Тем не менее, они находят некоторое утешение в мысли о том, что уж смерть – это подлинно великий уравнитель; вернее, была таковым, пока не появилась «Иммортекс». Они будут ненавидеть Карен за то, что она и смерть нашла способ обойти. Богатые же всегда боятся жадных родственников; состоятельные люди будут презирать Тайлера.

Я заинтригованно – и немного испуганно – наблюдал весь процесс voir dire , и вскоре весь состав жюри из семи человек оказался сформирован. Предпочтения Дешона и Лопес по большей часть взаимно уничтожились, и в жюри попали четыре женщины традиционной ориентации, две из которых были чернокожими и две – белыми; один чернокожий гей, один белый натурал и один натурал‑латиноамериканец. Всем было меньше шестьдесяти; Лопес удалось не допустить тех, кто мог быть слишком озабочен вопросами собственной смертности. Никто из них не был богат, хотя двое – по‑видимому, необычно много для одного состава жюри – определённо относились к среднему классу. И лишь один, латиноамериканец, читал одну из книг Карен – забавно, это оказалось «Возвращение в Диномир», вторая часть цикла – которая, по его словам, оставила его равнодушным.