Методы «Иммортекс» обходили это препятствие. Вместо воссоздания сознания – для чего потребовалось бы точно знать, как оно работает – учёные «Иммортекс» просто скопировали его. Копия была настолько же разумной, мыслящей, осознающей себя, как и оригинал. Но искусственный интеллект de novo – запрограммированный с нуля, как ЭАЛ‑9000[69], компьютер из тягомотного кино, в названии которого фигурировал год моего рождения – так и остался несбывшейся фантазией.

Здание «Иммортекс» было не слишком велико – но они и не работали с большим количеством клиентов. По крайней мере, пока. Я отметил, что весь первый ряд парковки был зарезервирован для водителей‑инвалидов – гораздо больше, чем требовали законы Онтарио, но, опять же, демографический состав клиентуры «Иммортекс» был довольно нетипичен. Я припарковался во втором ряду и вышел из машины.

Жара обрушилась на меня, как удар в челюсть. В августе в Южном Онтарио было жарко и сыро ещё столетие назад. Маленькие, почти незаметные год от года изменения практически полностью изгнали снег из торонтской зимы и сделали лето почти невыносимым. Впрочем, нам грех жаловаться – на юге США дела обстоят куда хуже; несомненно, это одна из причин того, что Карен перебралась с Юга в Детройт.

Я достал с заднего сиденья дорожную сумку с вещами, которые мне понадобятся на время моего пребывания здесь, в «Иммортекс», и быстро пошёл к входной двери, чувствуя, что уже начинаю потеть. Вот ещё одно преимущество искусственного тела: оно не потеет, как конь. Впрочем, сегодня я, вероятно, потел бы и в прохладный день – я сильно нервничал. Я прошёл через вращающуюся стеклянную дверь и глубоко вдохнул прохладный кондиционированный воздух. После этого я представился сидевшей за длинным гранитным столом секретарше.

– Здравствуйте, – сказал я, удивившись тому, как пересохло у меня во рту. – Я Джейкоб Салливан.

Секретарша была молода и симпатична. Мне было привычнее видеть на таких должностях мужчин, но клиенты «Иммортекс» выросли в прошлом веке и привыкли к тому, чтобы на входе их встречала вот такая вот красотка. Она сверилась с висящим перед ней в воздухе голоэкраном.

– Ах, да. Боюсь, вы пришли немного раньше; они ещё калибруют оборудование. – Она оглядела мою сумку. – Багаж на Луну у вас тоже с собой?

Слова, которые, как я думал, не услышу никогда в жизни.

– В машине, в багажнике, – ответил я.

– Вам разъяснили ограничения по весу? Конечно, вы можете взять больше, но излишек надо будет оплатить, и он может не попасть на сегодняшний рейс.

– Нет, с этим всё в порядке. Я решил много с собой не брать. Так – несколько смен белья.

– Вы не будете скучать по своим старым вещам, – сказала женщина. – Верхний Эдем – это просто сказка, и там найдётся всё, что вам может понадобиться.

– Вы там были?

– Я? Нет, пока нет. Но, знаете ли, через несколько десятков лет…

– Правда? Планируете сделать мнемоскан?

– О, конечно. У «Иммортекс» отличные страховые программы для сотрудников. Компания помогает вам накопить на оплату процедуры и содержание оригинала на Луне.

– Ну… гмм… значит, там и увидимся?

Женщина засмеялась.

– Мне двадцать два, мистер Салливан. Не хочу вас обидеть, но я буду огорчена, если снова вас увижу раньше, чем лет через шестьдесят.

Я улыбнулся.

– Будем считать, что свидание назначено.

Она указала на роскошно обставленное фойе.

– Не подождёте пока здесь? Мы заберём ваш багаж позже. Фургон из аэропорта придёт ближе к вечеру.

Я снова улыбнулся и отошёл.

– Ого, какие люди! – услышал я голос с южным акцентом.

– Карен! – воскликнул я, глядя на седую старушку. – Как у вас дела?

– Надеюсь вскорости выйти из себя.

Я засмеялся и почувствовал, как кружащиеся в желудке бабочки понемногу успокаиваются.

– Так что вас сюда привело? – спросила Карен.

Я сел напротив неё.

– Я… ох. Я вам так и не сказал? У меня есть одна проблема – называется «артериовенозная мальформация»; непорядок с кровеносными сосудами в мозгу. Я… в тот вечер я примерял процедуру на себя.

– Я что‑то такое и подумала, – сказала Карен. – И вы, очевидно, решили её пройти. – Я кивнул. – Что ж, отлично.

– Простите, – сказала подошедшая к нам секретарша. – Мистер Салливан, вы не хотите чего‑нибудь выпить?

– Э‑э… да. Кофе? Двойной с двойным сахаром.

– Перед сканированием вам можно только кофе без кофеина. Вас устроит?

– Конечно.

– А вы, миз Бесарян, – спросила секретарша, – хотите чего‑нибудь ещё?

– Нет, спасибо.

Секретарша удалилась.

– Бесарян? – повторил я с внезапно заколотившимся сердцем. – Карен Бесарян?

Карен улыбнулась своей асимметричной улыбкой.

– Да, это я.

– Вы написали «Диномир»?

– Да.

– «Диномир». «Возвращение в Диномир». «Возрождение Диномира». Вы всё это написали?

– Да, написала.

– Вау. – Я помолчал, пытаясь придумать, что ещё можно сказать, но не смог. – Вау.

– Спасибо.

– Я любил эти книжки.

– Спасибо.

– Нет, я правда их обожал. Впрочем, думаю, вам такое часто говорят.

Её морщинистое лицо сморщилось ещё больше, когда она улыбнулась.

– Но мне это никогда не надоедает.

– Нет, нет. Конечно, нет. У меня даже есть бумажные издания этих книг – так они мне нравятся. Вы предполагали, что их будет ждать такой успех?

– Я даже не предполагала, что их когда‑нибудь издадут. Для меня их успех стал такой же неожиданностью, как и для любого другого.

– Что, по‑вашему, сделало их такими хитами?

Она шевельнула костлявыми плечами.

– Об этом не мне судить.

– Я думаю, то, что они интересны и детям, и взрослым, – сказал я. – Как «Гарри Поттер».

– Я, без сомнения, многим обязана Джоан Роулинг.

– Ваши книги совершенно непохожи на её, но у них такая же широкая аудитория.

– «В поисках Немо» встречается с «Гарри Поттером» в «Парке юрского периода» – так написали в «Нью‑Йорк Таймс», когда вышла первая книга. Антропоморфные животные: мои разумные динозавры, похоже, пришлись публике по душе так же, как и те говорящие рыбы.

– А что вы думаете об экранизациях своих книг?

– О, я их обожаю, – сказала Карен. – Они просто восхитительны. К счастью, фильмы по моим книгам снимали после «Гарри Поттеров» и «Властелина колец». Раньше студии приобретали права на экранизацию лишь для того, чтобы выпотрошить книгу; фильм мог не иметь с книгой ничего общего. Но после «Гарри Поттеров» и фильмов по Толкиену они осознали, что существует ещё бо́льший рынок для точных экранизаций. Теперь публика недовольна, когда не находит в фильме любимой сцены или когда запомнившаяся реплика в диалоге оказывается изменена.

– Не могу поверить, что вот так вот разговариваю с создательницей принца Чешу́я.

Она снова улыбнулась одной стороной лица.

– Каждый должен где‑то быть.

– Принц Чешуй – это такой убедительный персонаж! Кто был его прототипом?

– Никто, – ответила Карен. – Я его выдумала.

Я покачал головой.

– Нет, нет – я хочу сказать, кто вдохновил вас на его создание?

– Никто. Это продукт моего воображения.

Я понимающе кивнул.

– А, ну ладно. Не хотите говорить. Боитесь, что он вас засудит, да?

Карен нахмурилась.

– Нет, ничего подобного. Принц Чешуй не существует, он не настоящий, и его образ не основан ни на ком реально существующем и не является пародией. Я просто его выдумала.

Я посмотрел на неё, но ничего не сказал.

– Вы мне не верите, не так ли? – спросила Карен.

– Я не стал бы так говорить, но…

Она покачала головой.

– Людям непременно хочется, чтобы писатели выводили своих персонажей из реальных прототипов, и чтобы описанные ими события каким‑то завуалированным образом происходили на самом деле.

– Ах, – сказал я. – Простите. Я… я думаю, это своего рода эгоизм. Я не могу представить себя сочиняющим достойную публикации историю, так что я не верю, что другие на это способны. Такой талант вызывает в остальных чувство неполноценности.