Ее взгляд, который отпечатался на сетчатке, я никогда не забуду. Мое наказание, что не успел и не уберег. Снова. Я видел там… прощание. Больше не было Нинель. Была кукла. Без души, чувств и эмоций.

Мне необходимо тянуть время и играть, пока Ярский не отправит ко мне кого-то в помощь. Местной охране я не доверяю. Никакая сука не позвонила и не сообщила о том, что происходит. С ними я разберусь потом. Уничтожу всех. Поломаю до мелких косточек и пропущу через мясорубку.

— Вик, — начинаю раунд. Свое сердце и его удары я чувствую в каждом уголке тела, — не знал, что ты будешь у меня в клубе.

Прищуривает свои поросячьи глаза. Руки чешутся их выколоть пальцами.

— А ты… что ты здесь делаешь?

— А где я должен быть?

Тихими шагами иду к бару. Беру бутылку. Выпить бы из горла до дна и разбить об чью-то голову. И бить, бить, пока мозги не вытекут. Я не узнаю сейчас себя. Превращаюсь в такое же животное, как и они. Но не могу по-другому. Душу когтями дерет зверь внутри меня, раздирает ее и вырывается.

— Мне сообщили, что… — он косится на своих парней, что лупили Игната. За это тоже они ответят. Нельзя трогать моих людей.

— Что? — повторяю. — Что у меня пожар в клубе?

Странно смеется. Я готов сейчас наброситься на него, только дайте команду. Но до открытого конфликта не доходим. Сдерживаемся оба.

Подхожу к нему близко. Вик сел на диван. Нинель сделала хриплый вдох. Взгляд так и магнитит к ней.

Я с тобой, моя маленькая. Только не уходи, не закрывайся. Живи. На куски искромсаю его, отомщу, что посмел взглянуть в твою сторону.

В руке бокал чего-то. Не помню, что наливал. Виски?

Выпиваю до дна и со всего размаху в стену швыряю, ту, что за моим столом. Бокал разбивается в мелкую крошку. Осколки хрустят, нервы задевают. А я радуюсь, как придурок. Потому что хоть как-то агрессию свою выпустил, плюнул ею.

Подхожу к Вику ближе, наступаю. Псы его не знают, что делать. Это уже не нежная девчонка, которую прижмешь в углу и будешь делать все, что захочешь. И не Игнат, которого один держал, а другой избивал в мясо. Я же взглядом подожгу. А во мне бочка с порохом. Накроет всех и разорвет на ошметки.

— Неважно, как ты смог провернуть это, — обвожу взглядом мой небольшой кабинет, — за моей спиной, неважно, почему ты хотел прикоснуться к той, за которую я тебе кадык вырву и суставы выбью, сейчас мне нужно, чтобы ты взял своих псов и нахер свалил из клуба.

Выпячивает грудь, старается казаться сильным и властным. Только глазки бегают быстро.

— Ты соображаешь, с кем связываешься? Что я могу с тобой сделать? Пойдешь на это из-за нее? — швыряет он свой взгляд в Нинель.

Красная пелена затмевает глаза. Кожей чувствую взгляд Нинель. Она словно барахтается в мутной воде и пытается выбраться. Ее кто-то затягивает вниз, губит, блядь. Жилы все выворачиваются от того, как ей плохо. От злости сжимаю челюсти. Слышу скрип зубной эмали.

Лицо Вика багровеет. Он тоже в ярости, что все планы полетели лизать яйца не ему, а бездомному коту. Это война.

В комнату входят пара человек. Люди Ярского. Подоспели вовремя. Сзади уже слышал шаги тех мудаков. Время шло на секунды.

— Вон пошел, — говорю тихо. Душа наполнена ненавистью, она варится внутри и ее много.

Он быстро мажет по обнаженной Нинель. Мои глаза впиваются в ее тело. Она абсолютно голая, колени прижала к груди. Кожа бледная, почти белая. Губы подрагивают, слезки льются по щекам, следы мокрые оставляют. В груди что-то трескается, ломается. Хруст слышу отчетливо. Невыносимо смотреть на нее такую… сдавшуюся. Я винил себя, что тогда так поступил с ней, просто грубо послал, просто кинул. А сейчас моя вина перед ней необъятная. Душит меня, в землю вдавливает.

Вик кивает своим парням, и они выходят, зацепив ногами Игната. Он кое-как сел, но даже голову поднять не может. Черт, Игнат этих мерзавцев взял на себя, молча принимая удары. Они бы не оставили Нинель в покое.

Стараюсь не думать о том, что было бы, если… Я выжить потом не сумею. Только и останется руками вырвать сердце, сожрать и сдохнуть.

В комнате воцаряется тишина. Я слышу, как по венам течет моя кровь.

— Олег, — слышу ее голосок. Тоненький, но режет остро.

Кидаюсь к ней. В ноги. И прижимаю к себе. В сердце всасываю.

— Я перестала тебя ждать, — стреляет из снайперской винтовки контрольным. А я не подыхаю. Живой, блядь.

Олег

Помогаю Игнату сесть в такси. Вижу, что хреново ему. Кожа бледная, скалится, челюсти смыкает, терпит.

— Ты бы еще дольше ехал, глядишь, не пришлось бы меня везти. Ко мне бы все сами приехали. Кто там обычно к трупам приезжает: менты? Доктор же ни к чему…

— Блядь, я гнал как мог.

Ни звука не издает, когда задевает свое сломанное ребро. А то, что сломанное, знаем оба.

Нинель стоит рядом, боится отойти. На ней то платье, которое она выбрала для свидания со мной. Не дала себе помочь одеться. Хотя видел, ей помощь нужна не меньше, чем Игнату.

Усаживается рядом с Игнатом, съеживается, руками себя обхватывает. Хочется обнять ее, успокоить. Я рядом, больше с ней ничего не случится.

Водитель стартует с места, и в салоне воцаряется тишина. Давит и дышать становится невыносимо, словно легкие уменьшились в объеме.

— Ты как? — спрашиваю Игната. Хочется разбавить эту пустоту хоть чем-то.

— Жить буду, надеюсь. Что с клубом? Какой пожар? Или это шутка такая была? — говорит медленно, но хоть говорит. И помнит про пожар-то.

— А так можно шутить?

В руках кручу телефон. Мы с Наташей созванивались пару раз. Вроде все у нее под контролем. Если справится — премию выпишу на радостях.

Делаю вдох, коротко кошусь на таксиста.

— Мне позвонила Наташа, сказала, что в клубе пожар. Я был у подъезда Нинель. С цветами, — оборачиваюсь и всматриваюсь в ее бледненькое личико. Голубые блюдца такие большие, как целый океан. Холодный, губительный, накрывает с головой. Захлебываюсь от чувств. — Потом ты со своим звонком. Как думаешь, я мог поехать еще куда-то кроме стрипа?

И снова молчание. Затылок только прожигает чей-то взгляд.

— Надо было все-таки скорую вызвать, — говорю себе под нос. — Герой, блядь, — ругаюсь. Внутри еще последствия урагана. Он валил деревья, крушил здания и поднимал в воздухе весь ненужный хлам.

— Не благодари, — пытается засмеяться. Не выходит. Только шипит, что у меня сердце обрывается и в бездну летит. Боль, наверное, адская у него сейчас.

— Спасибо, — искренне благодарю.

Кивает.

Оставшееся время до больницы мы едем молча.

Нинель выходит из машины первая. Ладонь зудит от желания ее обнять. Но отчего-то кажется, что сейчас ей нужно время.

Дурацкое время, которое вроде и друг тебе, но и не всегда играет на твоей стороне.

Обвожу ее силуэт. Хрупкий маленький цветочек. Подхожу ближе, не касаюсь. Нинель поворачивается медленно, и взгляд также медленно поднимает. В глазах слезы застыли. И еще немного ужаса. Как же теперь его стереть? Снова время поможет. Не хочу. Не доверяю я ему.

— Я могу тебя кое о чем попросить? — с хрипотцой говорит.

Да что угодно, Нинель. Душу продать? Да без вопросов. Сердце вырвать? Пожалуйста. Любое твое слово — и в доску разобьюсь, стены крушить без молотка буду, одними руками. Только вернись, не закрывайся.

— Может, поможешь? — Игнат прерывает. Снова не время… Оно сегодня точно играет против меня.

Помогаю Игнату выбраться из машины. Тяжелый, засранец.

— Напомни мне премию тебе выписать, как поправишься. Такой ценный сотрудник.

— Иди в жопу, Ольшанский. Ты мудак.

— Знаю.

А сами ржем. Вроде так может пережитый страх выходить и стресс. Медленно идем в отделение.

Оставляю Игната на лавочке, сам за врачом пошел. В клубах иногда важные люди появляются. Помню, один врач приходил. У него своя клиника с хорошими специалистами. Пора использоваться связи.