Нинель поднимает свой взгляд. Смотрит ровно на меня, но она не знает этого. Не видит ни меня, ни Игната рядом.

Нервное возбуждение перерастает в просто возбуждение. Член наливается только от одного такого высокомерного взгляда. А при виде ее острых сосков, упругой груди и манящей задницы — сносит крышу.

Я хочу ее трахнуть. Будто у меня не было секса сотни лет. Только вчера вот пересекался с Даной.

Она, блядь, стриптизерша. А я не занимаюсь сексом с шлюхами, проститутками и стриптизершами.

Нинель, черт бы ее побрал…

— Позови ее ко мне. Сюда.

— Олег, — Игнат поворачивается ко мне. И хочет что-то сказать, но подбирает слова.

Он тоже хочет ее трахнуть. Приехали. Два мужика зациклены на одной стриптизерше.

— Понравилась, да? Игнат?

Ухмыляется и взгляды бросает в зале. Следит за ней.

Молчит. Ответа так и нет.

Вспоминаю про оливки, маслины. И уже мечтаю одну засунуть ей в рот. Потом, может, еще что. Фантазия разыгрывается не на шутку.

— Зови. Надо старшим уступать, Игнат, — улыбаюсь ему. Но улыбка далеко не добрая. — И попроси кухню оливки с маслинами мне принести. Будь другом, — руку кладу на плечо. Сжимаю. Скалюсь.

— Гаденыш, — его улыбка такая же грязная. Против меня не пойдет. А ссориться из-за стриптизерши он точно не станет.

Игнат уходит. Медленно, словно специально.

— Эй, тебе никто не мешает занять потом другую комнату. С ней.

— Она запрещает к себе прикасаться.

— Это проблема? Для тебя? — показываю купюры, — предложи чуть больше. Ей же нужны деньги.

— Ты еще и мудак, Ольшанский.

Ржу в голос.

Он уходит громко хлопнув дверью. Обиделся что ли? Что Нинель подрезал у него?

Вижу, как Игнат подходит к ней и шепчет на ушко. Догадываюсь, что именно. Ее взгляд меняется. Становится ледяным, уничтожающим. Почему-то это возбуждает еще больше. В голове такие картинки мелькают… еще жарче становится в кабинете.

Нинель поднимается с барного стула, снова стреляет в мою сторону. Может, знает, что наблюдаю за ней? Чувствует?

И несет свое шикарное тело наверх, ко мне.

Потираю руки.

Вот ты и попалась сегодня, птичка.

Нинель

— … Поэтому я и говорю, как можно было повысить этого щегла? Я проработал в этой компании херову тучу лет! Я столько бабла им принес! Вот этими самыми руками! Я! А не этот щенок!

Мужчина, он назвался Алексеем, подозвал меня к себе сразу после выступления. Сегодня прошло лучше, чем в прошлый раз. Я просто закрыла глаза и никого не представляла. Танцевала для себя. Так ведь можно?

Стыд никуда не делся, и чувство уязвимости каждый раз становится тоньше, но острее. Я просто загоняю его подальше. Потому что… надо.

— Эй, ты меня слышишь? — Алексей вроде как ласково проводит рукой по моему оголенному плечу. Морщусь и отвожу взгляд. Мне неприятны его касания. Настолько, что я чувствую отвратные следы его пальцев на коже. Хочется смахнуть их, стереть жесткой мочалкой до кровавых следов.

— Да, — вытягиваю улыбку.

— Ну вот… а этот козел еще и ходит по офису такой гордый, мать его, будто знает больше всех. Блядь, пришил бы его.

Беру заказанный коктейль и делаю несколько крупных глотков. Хочу опьянеть. Чтобы разум вело, мысли путались. И улыбка была пьяной. Тогда ее не надо выдавливать из себя.

Он облизывает губы. Они тонкие и шелушатся. И еще его постоянные причмокивания и цоканье. Внутри закручивается тотальное непринятие.

— И понимаешь, в чем дело?

— М?

— Руководство ведь мне пообещало это кресло, но он сын какого-то там начальника, блядь!

Половину слов пропускаю мимо ушей. Просто стараюсь улыбаться, через силу касаюсь его. Астра сказала, что это нужно с периодичностью делать. Такая вот своеобразная поддержка. В стриптиз мужчины приходят не только за голым телом, но и просто, чтобы их выслушали. Думаете, это их хоть как-то оправдывает? Для меня — нисколько.

— А ты что? — глупый вопрос, который задаю. Мне не нужен его ответ. Мне вообще ничего от него не нужно. Только, чтобы он ушел, отстал от меня или поискал другую.

— Ничего.

Его рука касается бедра. Дыхание останавливается. Жизненно важное, необходимое мне. Его руки влажные и холодные. Мне неприятно. Не могу представить, если он решит коснуться груди, или просто руки поведет вдоль бедра, до резинки трусов. Не выдержу.

— Пакость какую-нибудь сделаю, — и смеется. Дико так, как самое настоящее животное. Его смех раздражает.

Он выпивает залпом бокал пойла, который пахнет горечью. Рука остается на моем бедре. Не хочу этого. Просто терплю и снова мило улыбаюсь. Мне кажется, что улыбка выглядит милой, а в душе я скалюсь. Он сжимает слегка, не до боли. Глаза сверкают. Огонек в них такой опасный. Его улыбка становится наглой.

— Пойдем в приват. А? Станцуешь мне.

Он уставился на мою грудь, которую сейчас не прикрыть. Нельзя так делать. А руки так и тянуться к ней. Хочу защитить себя и свое тело. Выходит скверно. Я, получается, очень странная и неправильная стриптизерша.

Молча встаю и направляюсь в маленькую комнату. Она тоже в красных тонах. Свет направлен на небольшое возвышение с шестом. Небольшой диванчик и столик с тревожной кнопкой. Именно она и удерживает меня. Я знаю, что в любой момент кто-то придет ко мне на помощь.

— Уютненько.

Ни черта. Так и хочется высказать ему это. Здесь паршиво.

— Присаживайся, — говорю мягко. А внутри зреет протест. Я правда не знаю, сколько так продержусь. Во мне пару коктейлей и только сейчас я начала чувствовать некое подобие опьянения. Ноги слегка заплетаются, как бы не упасть. Но легкости и беспечности нет и в помине. Где эта пресловутая открытость и беззаботность, что бывает после нескольких бокалов спиртного? Может, я какая-то неправильная?

Иду к возвышению. Танцую. А в душе горю на самом ярком и опасном огне. Извиваюсь у шеста, смотрю на него, словно он Бог: красивый, желанный. Играю. По-другому никак.

Я даже позволила себе чуть больше. Подошла к нему и водила руками по его телу. Заставила себя, переступила.

Мучение заканчивается через пять минут. У меня в руках пять тысяч. На большее он не раскошелился. Мерзавец. Ненавижу. Эта ненависть читается во взгляде, уверена. Но он молчит. Молча проходит к своему столику и высматривает другую. Ему нужно разнообразие. Мое тело он уже изучил. Могу поспорить, в мыслях делал со мной невообразимые вещи. Я видела это у него во взгляде, читала в словах.

— Нинель, поднимись к Олегу. Пожалуйста, — Игнат подходит практически незаметно. Взгляд опущен, на меня почти не смотрит. Мажет только, и все.

Холодок прокатывается по клеточкам, охлаждает.

Олег.

Его я тоже ненавижу.

Но тело реагирует.

Я словно чувствую его взгляд, его руки на себе…

— Зачем?

Игнат молчит. Но смотрит в глаза. Они красивые даже при таком свете. Темные, шоколадные какие-то. Он как-то грустно ухмыляется. Так делают проигравшие.

— Нинель. Так надо.

Поднимаюсь, а в душе закипаю. Бурлит там все, кипятком обжигает. Волнение в каждом шаге, в каждом вздохе. Мне страшно. Страшно быть с ним один на один, страшно то, что будет в его кабинете.

Лестница кажется очень крутой, неудобно подниматься. Замедляюсь и перевожу дыхание. Руку прикладываю к груди. Сердце бьется очень часто. Того и гляди выскочит. Это становится больно.

Стучусь в дверь. И чего-то ждут.

— Заходи, — его голос разносится эхом. В моем сознании. В голове вообще пусто. Ни одной мысли. Даже воспоминания покинули меня. Пустота и одиночество. И его голос, некогда такой любимый. А сейчас он властный, повелевающий. Ослушаться, значит, нажить себе врага. Такого Ольшанского я не знаю.

— Добрый вечер.

Снова желание прикрыть грудь. Хоть маленьким клочком ткани.

Олег обводит меня хищным взглядом. Вглядывается в каждую клеточку, что начинает гореть в его ореховых глазах. Душно. Чрезвычайно. Мне нужен кислород, глоток свежего воздуха.