Олег с силой сжимает ягодицы, переводит руку к лобку и стремиться еще ниже.

— Десять секунд, Нинель…

Отсоединяюсь. Раскрываю молнию брюк и провожу рукой по члену через ткань боксеров. Мне нравится. Теперь хочу содрать к чертовой матери их и почувствовать, какой он горячий и твердый.

Он проводит пальцами вдоль половых губ, находит клитор и начинает ласкать. Стоять сложно. Плыву по каким-то волнам, укачивает. И дыхание горячее тянется по коже.

Накрываю его руку своей ладонью. Поддаюсь вперед, двигаю бедрами. Я чувствую это скольжение.

Олег толкает меня животом к дивану. Руки разводит в стороны и давит на запястья. Не выбраться. В каждом нашем вдохе нетерпение. Быстро, жадно, остро и до ужаса терпко.

— Попалась, — прикусывает мочку уха. Глухой стон исходит из груди. Тазом жмусь к нему. Чувствую, как упирается в меня членом.

Мужские пальцы трут разгоряченную кожу, давят, возможно, оставляя следы. Снова сжимает уже голые ягодицы и рычит. Ему нравится. Знаю.

А я хочу умолять только об одном: не останавливайся. Желаю большего. Я же помню, как хорошо нам было вместе.

Олег стягивает пыльцы на шеи и притягивает меня к себе. Спиной липну к его торсу. Каждую мышцу чувствую. Он снова напряжен. Возбужден. Дрожит, как и я. Любое промедление — и просто заживо сгорим.

Рукой, что ласкал меня, сжимает теперь скулы, ощутимо. Какая-то агрессивность, переплетающаяся с нежностью, целует шею, плечи. И поцелуи эти возносят высоко. Там так мягко и легко.

Указательный палец погружает мне в рот. Черт, должно быть, это пошло выглядит со стороны. Мне кажется, я робею и краснею моментально. Но не отступаю, не хочу. Просто прикрываю глаза и отдаюсь. Ему отдаюсь. Начала ведь забывать, какой яд может быть сладким.

— Соси! — приказывает.

Сильнее обхватываю его палец и начинаю сосать. Поцелуи не прекращаются. К губам присоединяет язык и чертит круги по коже.

Внизу мокро. Кажется, что моя влага везде, размазанная его ловкими пальцами. И горячо. Несказанно. Олег продолжает трогать меня между ног, и оба слышим влажные звуки.

Вот-вот накроет. С каждой секундой теряю контроль. Отпускаю себя. Стоны громкие, а от частого дыхания сухо в горле. Глухие хрипы вырываются, когда спазмы скручивают мышцы ног.

— Олег, — зову. Он должен мне мой оргазм. Секунда, вторая… зажмуриваю глаза до белых мушек.

По шуршанию бумаг в ящиках понимаю, что ищет презерватив.

Пристраивается между широко разведенных ног и водит головкой у входа. Терпение натягивается до предела.

— Прошу… — голос жалобный.

Олег жестко сжимает горло, смотрит ядовито-опасно. Злость его ощущаю. Пахнет она горько, язык вяжет. Взгляд проникает глубоко внутрь, и от его такой дикости возбуждением душит.

— Пойму, что ты так со мной играешь, Нинель, — шепчет тихо, но отчетливо, — уничтожу.

Толкается резко и до упора. И накрывает сразу. Кипяток льется сверху, в мгновение превращаясь в охлажденный кисель. Он обволакивает каждую мышцу. Сжимает, а затем расслабляет. Убойное сочетание. Швыряет на берег — задыхаешься, выносит в пучину — глушит ударом.

Ольшанский целует скулы, которые сильно сжимал. Остервенело как-то, с долей безумства. Прикусывает тонкую кожу. Пальцами сдавливает сосок, оттягивает. Терзает меня. Стреляет болью, а потом наслаждение сладкой патокой опьяняет сознание.

— Еще…

— Нравится? — толкается сильнее, берет до упора, без остатка. А я даю. И таю.

Хочется резче, глубже. Двигаюсь навстречу бедрами. Слышу влажные шлепки. Звуки такие порочные, мурашки расползаются по телу.

Пальцами кружит по клитору и трахает. А потом снова целует. Везде. Языком слизывает пару слезинок. Они скатились, а я и не заметила. Слишком остро сейчас все, как по лезвию хожу. Режет чувства напополам. С одной стороны — эйфория, с другой — жадность и обида. Что мало, его мало, касаний мало, толчков мало. Я эгоистично хочу проникнуть ему внутрь, под кожу. В самое сердце.

В прошлый раз не вышло. Хочу сейчас.

— Поцелуй меня, Олег, — снова молю. Но не чувствую себя жалкой. Скорее слабой перед ним, беззащитной.

Ольшанский разворачивает меня к себе. Пугает. Сделал это резко. Чуть не теряю равновесие.

Удерживает крепко. Руками сжимает грудь.

— Тс-с-с… больно, — простреливает в грудине.

— Блядь, — накрывает губами сосок, облизывает. Пальцами перебираю его пряди волос, тяну на себя. Не даю отстраниться. Какая-то борьба между нами в желании захватить другого, откусить, сожрать. И не поделиться.

— Я хочу кончить, Олег. Мне нужен поцелуй. Мне. Нужны. Твои. Губы.

Смотрим в глаза. Обжигаемся. Готова ударить его, расцарапать, а потом расцеловать все раны, зализать. Но только бы почувствовать его вкус.

Он накрывает мои губы и сминает их. Сразу навылет, сразу на поражение. Языком сплетается с моим. Кружит внутри, кружит, проводит по зубам. И пьет. До дна. А я стону ему в рот и покрываюсь мелкими трещинами. Рассыпаюсь взрывами. В душе фейерверк. Громкий, яркий, губительный.

Память подбрасывает воспоминания. Мы целовались так всегда. Чтобы душу высосать, вытянуть из другого. По-другому не получалось.

Оргазм глушит звуки вокруг. Я могу только чувствовать: жесткие спазмы внутри, разливаются крутыми волнами, его оголенную кожу — бьет разрядами — и вкус языка. Глаза закатываю от удовольствия, пальчики подгибаю и жмусь к Олегу. Сильно-сильно.

Он слегка прикусывает кожу у основания шеи. Толчки грубые, резкие. Рычит глухо. Кончает. Улыбаюсь. Не могу сдерживаться.

Олег держит меня крепко. А потом нежно укладывает на диван, прикрыв пиджаком. Мелкая дрожь покалывает кожу. И в сон клонит нестерпимо. Отдаленно только слышу, как в душе льется вода, до носа доходит аромат мужского геля для душа, его тихий, но низкий голос.

Проваливаюсь.

Не знаю, сколько я так проспала. Еще темно. Может, пятнадцать минут, а может, и пару часов.

Олег сидит на кресле и смотрит в упор на меня. От этого взгляда я наверняка и проснулась. Ни улыбки, ни нежности нет. Строгим стал.

Немного ежусь.

— Привет. — ужасно хриплю. Даже неловко становится.

— Привет.

— Я заснула. Прости.

Ухмыляется. В глазах блики играют.

— Что-то случилось? — спрашиваю. Перемену в настроении чувствую. И стену между нами, которую кто-то снова возвел.

— Нет. С чего ты взяла?

— Другой ты сейчас.

— Можно подумать, ты меня знала, чтобы делать такие выводы. — Снова какая-то гадкая ухмылка. Она ранит.

— Я могу в душ сходить?

— Конечно, — разводит руками.

Олег ко мне не подходит. Не спрашивает, как я. Ничего не говорит и старается больше не смотреть в мою сторону.

Ванная комната маленькая. Только душевая кабина, туалет и раковина с зеркалом над ней. Смотрю на свое отражение и просто не узнаю. Тушь потекла, помада размазана, губы опухли. А они и так немаленькие. Щеки пылают, никакие румяна не нужны. Глаза блестят неестественно.

— Черт, — ругаюсь.

Снимаю линзы и выкидываю в мусорку. Сухость от них в глазах сильная. Мылом смываю оставшийся макияж. Щиплет, слезы текут. Уверена, белок будет весь в красной сеточке.

Остался парик. Снимаю и его. Волосы распускаю, выкидывая тьму невидимок и заколок. Неплохо было бы расчесаться и как-то привести себя в порядок. Плюю на это.

Просто принимаю душ, снова накидываю пиджак и выхожу.

Олег

Нинель засыпает моментально, по щелчку пальцев. За каким-то хером укрыл ее. Замерзнет еще. Голой спать, думаю, неуютно.

А сам в душ. В голове столько мыслей! Кажется, в жизни в порядок их не приведу. Я такое не люблю. Куда приятней, когда все ясно и разложено по полочкам.

Сейчас же…

Не получается ее понять. Вот правда — загадка. Она кажется очень чистой, почти невинной, но как оказываемся с ней наедине — башню рвет от ее дерзости, порочности и открытой провокации. С другими же так себя не ведет, только со мной. Не зря столько за ней наблюдаю. Ни разу не прокололась. Но если так не нравится здесь работать, спрашивается, зачем пришла? Деньги? Нужны сразу? Настолько, что через себя переступаешь?