Олег дергается. Мышцы каменеют в секунду. Ровно также было, когда Дана бросила деньги на столик за мой приват.

— Стриптизерша… А ты сука. Вон пошла!!

Он вырывает ее платье, зажатое в руке, и рвет его на части. Сильный…

— Ты хотела быть на месте Нинель? Пожалуйста. Можешь, кстати, резюме Игнату передать. Рассмотрим твою кандидатуру.

— Мудак!

Улыбаюсь. Этот мудак сейчас выгоняет свою любовницу. Позорно. А я греюсь об него и вдыхаю терпкий аромат его кожи. Душа кричит. То, что от нее осталось.

Дана уходит, сохраняя прямую осанку. Стрелять в спину нельзя. Так делают только трусы и предатели. Но мне до скрипучего визга хочется возвести курок и пальнуть.

Олег отходит. Становится холодно. Его руки оплетали тело, держало его. Хочется сейчас же упасть.

— Ты как?

Он стоит ко мне спиной. Наливает порцию виски и снова залпом осушает бокал. Облокачивается на барный стол и опускает голову.

Режу в себе желание подойти и обнять сзади. А потом поцеловать между лопаток. Помню, ему нравилось это.

— Херово. — Сознаюсь. Дрожь стихает, но все еще витаю между реальностями, мысли пекут, конечностей не чувствую. Только сердце скачет как обезумевшее.

Опускаюсь на диван и прикрываю лицо руками. Кожа влажная. Слезы никак не высохнут, а может, они еще и капают.

— Ты знал, что я буду в привате?

— Догадывался, — тяжелое такое слово. Камнем ложится на грудь.

— Значит, это все, — замолкаю, готовлюсь к новой порции слез и правды. Ведь обрушится разрушающим смерчем, — ты специально задумал?

— Походу, ты меня действительно считаешь конкретным мудаком, Нинель, — грустно вздыхает и поворачивается ко мне лицом.

Не нахожусь что ответить. Я все еще под гнетом страха.

— А это не так?

Вспоминаю, как бережно накинул пиджак мне на плечи. Он защищал меня. Был оболочкой, через которую никому не пробиться. И теплую руку, что грела мои ледяные пальцы. Его взгляды с толикой нежности и поддержки, пусть и с примесью гнева. Он ведь был направлен не на меня. Уже знаю.

Молчит.

Опускается передо мной на корточки. Пытается выцепить взгляд, а я увожу. Боюсь сейчас заглянуть ему в глаза. Либо в них потону, насмерть захлебнуть, либо увижу тепло, которое все равно со временем снова выжжет меня, и я стану бесцветным полотном.

— Мне стало страшно. Здесь. Когда…

Картинки мигают перед глазами, светятся яркими огнями и не уходят. Мельтешат искореженно.

— Я чувствовала твою злость. Твой холод. И она, — намеренно игнорирую имя, — было больно. Словно в муку перемололи.

— Извини, — опускает голову и качает из стороны в сторону. — Надо было раньше остановить.

— Почему не остановил? Там, в привате?

— Это нужно было сделать здесь, за закрытыми дверями. Тебя нужно было увести оттуда. Спокойно, а не под визги обиженной любовницы.

Молчим теперь оба. Только взглядами иногда пересекаемся.

Так хочется спросить, где он был эти две недели? Почему пришел сейчас? Он знал, что было со мной за это время? Перед сколькими мужиками я танцевала и сколько меня касались?

— Не получился у тебя тройничок, Ольшанский.

— Нахуй такой тройничок.

Глазами съедает меня, мое лицо. Он же знает, что под его пиджаком я голая. Но трогать не спешит.

— Черт, надо было все-таки раньше затормозить, — Олег поднимается на ноги. Измеряет шагами комнату. Руками то и дело проходится по волосам. Изучаю каждое движение, впитываю в себя.

Бросает взгляд в мою сторону. Даже не на меня.

Не знаю, что делать. Вставать и уходить? Но я не хочу. Хочу сейчас быть с ним. Я, черт возьми, скучала по нему, ждала. Верная стриптизерша Нинель ждала.

— А ты молодец, — Олег коротко смеется и глазами жжет. — Я думал, растеряешься.

— Хорошего ты обо мне мнения, Ольшанский. — Стараюсь шутить. Выходит паршиво. Даже улыбаюсь криво.

— Как и ты обо мне.

Олег подходит ближе и становится так, что его пах практически упирается мне в лицо. Опасаюсь смотреть в глаза. Я вообще пока не знаю, какая будет следующая минута. Ольшанский будет смеяться, голодным взглядом пожирать меня, или грустно опускать голову и извиняться?

— Голодная? — коротко смотрю вверх. Ухмыляется, гад.

— Угостить хочешь? — киваю я на его член, что еще спрятан под тканью. Все еще… Боже…

Он ржет. Тупо начинает ржать. И нельзя не подхватить. Обстановка сразу разряжается.

На мне его пиджак, что терпко пахнет им, я в крошечный трусиках, Ольшанский в расстегнутой полностью рубашке и открытом ремне. Хорошо, что в брюках. Он выгнал свою любовницу, бывшую, чтобы защитить меня, стриптизершу его клуба. Пиздец, приехали.

Олег делает заказ. Не вслушиваюсь, что он там по телефону говорит. Разглядываю кабинет. Наконец-то встаю с дивана, размеренно вышагиваю по небольшому пространству. С пиджаком на плечах все же лучше, нежели абсолютно голой.

На его столе порядок. Непревзойденный. Там даже пыли нет.

Небольшая фотография стандартного размера в позолоченной рамочке у самого края. Беру ее в руки. Черно-белая картинка. Там девочка. Малышка, не старше моей Алены. Это дочь Олега. Фотография та же, что и раньше у него на заставке стояла.

— Дочь? — решаю убедиться.

Олег немного грубо вырывает ее из рук. Пугает. Не сам Ольшанский, его действия. Его словно ранил мой вопрос.

— Угу.

— Хорошенькая. Сколько ей? — про себя добавляю: сейчас?

— Я заказал пасту. Ты не против? И вино.

Отхожу снова к дивану. Сейчас его энергия давит, тяжелой становится.

— Не против. Без оливок хоть?

— А надо?

Олег впечатывается в мои губы взглядом. Не отводит темных глаз, я слежу за ним. И облизывает свои губы. Только ни слова мне не говорит. Даже пошло не шутит.

— В прошлые разы ты насильно засовывал мне их в рот, — наблюдаю. Понимаю, что провоцирую. Куда тебя несет, Нина?

— Я бы и сейчас это сделал, — подходит ближе, пальцами цепляет за подбородок. Глаза жгут меня. Он изучает мое лицо, ловит эмоции. Его мыслей я не знаю, но он точно что-то решает, думает, сопоставляет.

Жар шаровой молнией проносится от позвонка к позвонку, застревает в грудине и бахает с глухим треском.

— Ненавижу оливки, — снова добавляю мысленно: как и ты. Только молчу, силой заставляю себя молчать, прикусив кончик языка. Больно.

— Я тоже.

Взгляд на губы. Они приоткрыты. Мое дыхание опаляет его кожу. Знаю. Между нами долбанные несколько сантиметров и объемная пропасть из прошлых ошибок и уебищного расставания. А я так хочу все это перепрыгнуть и коснуться его.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Интересно, поцелуи теперь другие?

Кривится в улыбке. Я повторяю. У нас своя игра.

Официант прерывает. Заносит на подносах большие тарелки с пастой, вино и оставляет нас. Даже не посмотрел в мою сторону. Но уверена, через несколько минут все, кто в этом клубе сейчас находится, будут знать, что стриптизерша Нинель ужинает с Ольшанским, укутанная в его пиджак.

— Прошу, — указывает на диван. На нем же он сидел и смотрел на мой танец. Бросаю взгляд на Ольшанского. Тот все еще мучает меня, как хищник свою жертву. Даже глаза сощурил и скалится.

— Спасибо, — присаживаюсь.

— Удобно? — кивает на пиджак. — А то можешь снять.

— Пять тысяч, Ольшанский.

Он давит смешок. Но вижу, как губы расплываются. И вгрызся своими ореховыми глазами сначала в шею, спустился ниже к груди и поднялся к моим черным глазам.

Едим молча, приборами только позвякиваем. Запиваю вином. Хорошее, вкусное.

Олег пьет виски теперь уже маленькими глотками. И все время смотрит на меня. Под его взглядом теряюсь и иногда краснею.

— Сколько тебе лет? — строго спрашивает, как на допросе. Сначала платит, я раздеваюсь, потом кидает деньги, я с ним трахаюсь. А теперь спрашивает возраст.