Облизываю губы. Они еще влажные. Олег смотрит на мои действия и сглатывает слюну. Шумно. Звук режет пространство
— Хочешь его все-таки? — он водит рукой по стволу.
Я смотрю не моргая. И трясусь. Так сильно, что крупная дрожь разбредается по всему телу раз за разом. Снова и снова.
Олег только ухмыляется. Подходит вплотную. Снова касается складок и смотрит мне в глаза, читает каждую эмоцию.
Руки сменяются членом. Проникать не спешит. Также медленно и растягивающе водит головкой у входа. Облизывается, когда смотрит на губы. Все-таки представляет, как я опустилась на колени и взяла в рот. Уверена. Вижу это его желание в отражении глаз.
Внутри разыгралась буря. Там ураган проносится с бешеной скоростью. И жарко. Это пламя закручивается и кружит в животе, пытаясь найти выход. Его уже ничем не унять.
— Олег, — умоляюще смотрю на него.
Хочу его почувствовать внутри. Он ждет от меня эти слова. Стыдливо прикрываю глаза. И резко распахиваю, когда Ольшанский грубо проникает в меня сразу на всю длину.
Боль режет. А потом стягивает. Слишком быстро, слишком горячо. Стон не то освобождения, не то закрепощение слетает с губ.
И толчки сразу нетерпеливые. Животные. Имеет меня, а я только мычу ему в шею.
Волны возвращаются. С каждой — огненное кольцо опоясывает и накручивает свои вихри, замыкая их в спираль.
— Блядь, Нинель…
Сжимаю его внутри, ногами сильнее притягиваю к себе. Ни миллиметра между нами. Если сгорим, то вместе.
Олег фиксирует руками мою шею сзади. И вглядывается в лицо. Передо мной неразборчивая картинка. Только черные глаза вижу отчетливо. Его кроет. Правда кроет. С каждым толчком все глубже. Пытается украсть часть меня, забрать себе и запомнить.
Хочу кончить. С ним. Неудержимо. Мне нужен всего лишь поцелуй. Маленький, короткий, но в губы. Эта точка мне нужна.
Жду его, жду…
— Поцелуй меня, — всхлипываю жалобно, — пожалуйста, — и умоляю.
Ольшанский только смотрит на мои уже сухие губы и ничего не делает. Только трахает.
Олег кончает шумно, рычит мне в шею, покусывает ее. Я втягиваю его запах, наш запах. Он терпкий, влажный, но скребет чувствительную кожу. И не увернуться от него.
— Мне так хотелось…
Моего оргазма так и нет. А волны все не утихают. Жду разрядки. Они жгут все внутри огненными хлыстами. Ранят.
— Я не целую стриптизерш. Говорил ведь.
— А я не трахаюсь за деньги.
Смеется грубо и неохотно выходит из меня. Ноги не слушаются. Несуразно опускаются на пол, а я заваливаюсь набок. Тело деревянное, напряженное. Каждая мышца в моем теле стала жесткой и неподатливой.
Ольшанский снимает презерватив, завязывает узлом и небрежно выкидывает в мусорку под столом. Его не заботит, что кто-то может увидеть это непотребство.
Он заваливается на диван и откидывает голову. Глаза прикрыл. Дышит все еще часто. Ловлю все это взглядом. А в груди печет. Зреет обида и злость.
— Мог бы сделать исключение, — не успокаиваюсь.
Встаю на ноги. Трусы отыскиваю у стола. Натягиваю их. Сбилась со счета, который раз за ночь, и неровной походкой иду к двери.
Она приоткрыта. Я вбежала и забыла ее закрыть. Какая неосмотрительная. И деньги. Они таким же отвратительным комком лежат на столе. Гадкая мысль мелькает — может, стоит забрать их себе?
Ольшанскому до меня нет уже дела. Его крыло от меня, он пил меня, трахал, грубо имел, а теперь расслабленный и удовлетворенный лежит, широко расставив ноги. Ничего и никто ему больше не нужен.
Выхожу из его кабинета тихо. В голове туман. А еще тело пропитано неудовлетворением. Сейчас дрожу сильнее, чем когда-либо. Бьет озноб, а затем кидает в жар.
— Нинель, подожди!
Глава 20
Слышу, как Олег зовет меня. Его голос эхом разносится по помещению. А я понимаю, что не хочу сейчас его ни видеть, ни слышать. Мне было очень хорошо с ним, сладко и запретно. Казалось, там и не я вовсе. И хотелось разрядки. С ним. Чтобы оторваться от земли и взлететь. Вновь. Но не вышло.
Сбегаю по лестнице так быстро, как могу. Сердце стучит громко, как молоток. Только его и слышу.
Забегаю в туалет и в кабинке закрываюсь на щеколду. Колотит так, что тело перестало чувствовать. Холодно, а внутри догорает пепелище.
Оседаю на пол. Мне плевать, что на мне одни трусы. Сейчас это кажется таким незначительным и неважным.
Утыкаюсь лицом в колени и беззвучно плачу.
— Эй, кто там? — в кабинку стучат. Голос Астры. И такой он заботливый. Переживает?
— Астра?
— Нинель? Открой.
Разговаривать сейчас ни с кем не хочу. И чтобы видели меня в таком облике тоже. В зеркало не смотрелась. Лишнее. Но догадываюсь, как я могу выглядеть сейчас со стороны.
Сдвигаю щеколду. Дверь противно поскрипывает, когда Астре ее открывает.
— Что случилось?
Слезы размазали тушь. Черные дорожки красуются на моих щеках. Глаза щиплет от этой химии и линз. Губы разодрала, даже шевелить ими больно.
— Ничего. Я просто устала. Такая ночь дикая.
— Тебя ведь кто-то обидел? Можешь не врать.
Она подает мне руку и выводит к раковинам. Сверкают они еще так. Чистые, намытые. Противно от такого искрящегося белого цвета. Тошнит.
Поднимаю взгляд и просто утыкаюсь в свое отражение. Черт. Даже мазнув по мне, понимаешь — трахалась.
— Расскажешь?
Мне очень хочется с кем-то поделиться. Рвет на части, в себе это вынести тяжело. Но не сейчас. Мое желание — провалиться в сон, а лучше забыться.
— Что именно, Астра?
— Я видела тебя в привате с Ольшанским.
От одной его фамилии песчаная буря начинается внутри. И царапает мелкими песчинками чувствительную душу. И так больно от этого. Хоть кричи.
Но эта буря мне нравилась. В кабинете на его столе она жгла меня, а я полностью ей отдавалась.
— Олег был таким же посетителем, как и все сегодня. Заплатил, я и танцевала.
Астра задумалась. Глаза свои хитрые сощурила. Мысли ведь так и проносятся в ее голове. И я никак не могу понять — на чьей она стороне и чьи интересы преследует. Она друг или враг?
Страшно открыться не тому человеку. Даже Куколке первое время не доверяла. Мне казалось, что у меня нет друзей. Я одна. И всегда так будет. Дружбу, как и любовь, надо заслужить. Я была в этом уверена. А я что сделала, чтобы заслужить дружбу? Ничего.
— А платит он по общему прайсу?
Прайс. Ужасное слово. Каждая минута нашего танца стоит денег. Приват длится пять минут. Они кажутся длинными и мучительными. И стоят грязные пять тысяч.
— Астра, я… — хочется сказать, что не желаю говорить про Олега. Ни в каком ключе. Даже то, что он мудак, не хочу ей говорить. Это ведь между мной и им. Глупо звучит, но это так.
— Да ладно тебе, Нинель.
Она двигается ко мне ближе и кладет руку на плечо. Хочется скинуть ее. Сейчас на каблуках она выше меня ростом. Значительно.
— Ты можешь поделиться со мной, — голос хитрый. Она приглаживает мой парик. Тот немного съехал. — у тебя что-то с Ольшанским, да?
— Нет у меня с ним ничего, — цежу слова сквозь зубы. Хочу остаться одной и умыться, наконец. Снова посмотреть на себя в зеркало и поплакать.
— Хм…
Астра садится на столешницу и начинает меня изучать. Под ее пристальным взглядом неуютно. И так сейчас чувства навыворот.
— Еще я видела как Игнат тебя из привата забрал. Ты же там была с Виктором? Он владеет этим зданием. Интересный мужчина, видный.
— Козел он, а не мужчина.
— Я бы не стала бросаться такими словами, Нинель. Никогда не знаешь, кто сможет тебе помочь, окажись ты в беде.
— И я ни в коем случае не буду к нему обращаться.
У Астры глаза темнеют. Не понимаю. Это из-за освещения или от ее мыслей? Мой неуют разрастается и превращается в желание сбежать. Взгляд ее липкий, а напускное дружелюбие только усиливает все.
— Ну если бы я выбирала между Игнатом и Виктором, то мой выбор бы пал, конечно же, на Игната. Согласись? Тот и красивее, и сексуальней, — изучает требовательно меня. Ни клеточку не упускает из виду.