— Представляешь, Ваня сегодня сам спустился на кухню и ел блинчики, которые я приготовила. Все, что было на тарелки, съел. Со сметаной! И даже не спрашивал ничего. Только доброе утро пожелал. Это… это… — голос Куколки дрожит. Я понимаю, как ее подбрасывает от пережитых эмоций. Ей тяжело с ними справится, и они выходят наружу слезами.

— Куколка, это ведь замечательно. Теперь он не сидит днями в своей комнате и начинает разговаривать с Вами.

— Да, ты права. Я так счастлива, Нинель, — теперь я чувствую, как тепло становится на душе от ее слов, от событий в ее жизни. — Мы ждем тебя на нашу свадьбу. Будешь букет ловить.

Мы смеемся.

А когда кладу трубку, то делаю фотографию. Направляю на себя камеру и делаю снимок. Проверяю, как получилась. Полностью довольная отправляю Олегу. Без подписи. Просто фотография.

Я пишу редко. Но мне нравится перечитывать его сообщения. Словно погружаюсь в его мысли, начинаю лучше его понимать. Вот таким странным образом становимся ближе, я становлюсь ближе к нему.

Олег же не давит, просто ждет.

Я уже начинаю захлебываться от дикого желания позвать его, обнять и поцеловать наконец. Мне больше не снится тот кабинет в клубе и урод, что навалился. Мне снится ночами Олег, я зову его, а потом просыпаюсь.

Среди ночи слышу звук входящего сообщения. Он был тихим, но меня обуял страх до леденящих конечностей. Словно в ледяную воду их опустила и вынуть, чтобы согреть, не могу.

Открываю трясущимися руками.

Два видео. Фон темный. Сердце так стучит о ребра, что они трескаются от силы удара. Мне не просто волнительно нажать на плей, мне страшно. Там очень важное что-то. Я это чувствую.

Нажимаю. Зажмуриваюсь.

Сначала слышу частое дыхание. Словно человек пробежал сотню километром, в горле пересохло, а в объемных легких не хватает воздухе.

Экран еще темный. А потом в этой самой темноте некто зажигает спичку. Я слышу характерное трение от соприкосновения серы друг о друга. Чирк — и в кадре полыхает маленький огонек.

Он несет этот огонек в темноте и подносит к чему-то. Все вспыхивает и устремляется шустрой змейкой.

Я завороженно наблюдаю. Прикрываю рот рукой и украдкой смахиваю слезы.

На следующем видео полыхает здание. Я вижу вывеску. Она еще светит неоновыми огнями. Искрит. Буквы вспыхивают. И я вижу, как название утопает в языках пламени. “The Deux” сгорел.

По телу прокатывается озноб. Все тело в какой-то пелене из колючего льда. Он морозит клетки, а следом обжигает, и я сама начинаю полыхать как клуб, который так хотела сжечь. Сама.

Зажимаю рот рукой, потому что из меня рвется нечеловеческий крик. А я сдерживаюсь, Аленка ведь спит. Слезы жгучие, как уксус. Глаза режет, моргать больно.

“Представь, что это твои пальцы зажигают спичку. Ты несешь ее к дорожке бензина, и он вспыхивает. Она тянется к ненавистному тебе зданию. Оно загорается мгновенно. Все полыхает в огне. Твои ночи там, касания чужих рук, оскорбления, похотливые взгляды. Все, что ты хочешь, чтобы исчезло — исчезает. Сгорает дотла. До сгоревшего фитиля”.

Я пересмотрела это видео несколько раз. Пока не перестала трястись, пока вновь всплывший страх не трансформировался в радость и освобождение.

У меня получилось. У него получилось.

Видео и текст удалили через несколько минут после моего последнего просмотра.

Я думала, сон будет беспокойный. Но я ошибалась. Спала я так крепко, будто не переживала все эти эмоции заново.

Утром с этого же незнакомого номера пришло еще одно сообщение. Новостной выпуск, где мне сообщили о том, что Боровиков Виктор Эдуардович был задержан за хранение и распространение синтетических наркотиков. Множество лабораторий по его производству были обнаружены на складах, которые принадлежат этому скоту. Ему грозит до двадцати лет тюремного заключения.

Вчера ночью стриптиз-клуб Олега и правда сгорел. А в связи с тем, что пожар был и еще в одном его клубе в ту гадкую ночь, то Боровикова обвиняют еще и в организации поджога.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Меня выносит за пределы моей оболочки и просто бросает из стороны в сторону. Шатаюсь как пьяная. Мне хочется смеяться, а затем плакать. Я как оголенный провод, которого щедро поливают розжигом. Чувства душат рыболовной леской, но это это приятно.

Сейчас в эту самую минуту я готова сорваться с места и мчаться босыми ногами до Москвы. Мне необходимо его увидеть.

Набираю его номер снова и снова. Хоть голос услышать, хоть дыхание. Только звонки остаются без ответа. А потом и вовсе абонент перестал быть в сети.

Волнение поселилось в груди и не хочет исчезать. Как змея греется, покусывает и яд свой пускает в кровь. Травит, я цепенею.

Мы спускаемся с Аленкой вниз. Время завтрака, а у меня кусок в горло не лезет. Тошнота как вязкая улитка поселяется в горле, слюну не сглотнуть.

Тревожность зашкаливает, как и пульс. В тиски закручивает до головной боли и проворачивает.

— Мам, — Аленка идет чуть впереди. Говорит громко. А я словно бреду в тумане. — Смотри!

Поворачиваю голову в сторону, куда она указала.

Олег.

Он стоит у главного входа. Облокотился на стену, руки скрестил на груди и с загадочной улыбкой рассматривает нас.

Сердце пропускает удар. Тысячи ударов перед тем как снова начинает биться выжившей птицей в клетке.

— Олег, — говорю одними губами. Шепчу.

Беззвучно слезы падают. Я делаю резкий шаг вперед, меня словно толкает кто-то сзади, отшвыривает.

Аленка уже кинулась ему в объятия. Они обнимаются, Олег приглаживает ее волосы, кажется, вдыхает их аромат.

Смотрю на них, сердце становится мишенью и его поражают в самый центр. Так остро вонзается дротик. Дергаюсь.

Подхожу на цыпочках. Не хочу спугнуть их. Таких чертовски милых и родных.

— Мама, Олег приехал, — снова громко говорит.

Олег ведет плечами и улыбается мне. Словно извиняется.

Своим взглядом он оплетает и приманивает. Скучал. Страшно скучал. И спрашивать не надо.

Бросаюсь ему в объятия.

К черту это время, к черту расставание, к черту расстояние. Пошло все к черту, когда меня плавит от него, люблю до невозможности. Чувство пропитало меня настолько, что взвыть готова от того, как разрывает оно изнутри.

— Нина, — шепчет, — я думал сдохну без тебя.

Я не могу вымолвить и слово. Выходят только всхлипывания. Я просто обнимаю его крепко и цепляюсь как за последний шанс. Чувствую, как шумно бьется его сердце. Этот стук отдается в моем теле и сливается с моим.

Его ладонь касается моей спины, талии, шеи. Все движения немного резкие, мажущие. Но они пропитаны такой безысходной тоской, не вдохнуть. Легкие сдулись как воздушный шарик.

— Нина, Нина моя, — шепчет на ухо. Шепот пробирается под кожу и скручивает.

Мы хлопками проходимся по телу другого, проверяем, не мираж ли. Я поверить не могу, что передо мной реальный Олег.

И жмемся так тесно, склеиваемся намертво, навечно.

Наверное, Олег Ольшанский моя самая большая ошибка в жизни и самый главный подарок. Крупный проигрыш и желанная победа.

— Прости, я не дотерпел. Сначала взял билеты неделю назад, но, — он замолкает, я вслушиваюсь в его прерывистое дыхание, — не получилось.

— Это ты прислал мне вчерашние видео? Ты поэтому не мог прилететь раньше?

Я слышу его улыбку. Она скрывает за собой его тайны. Только чуть позже я пойму, что ее мне он не раскроет.

— Ты о чем, Нина? — хитрый голос. Он стал ниже привычного и в нем больше сексуальной хрипотцы. Кровь начинает бурлить от его тона, приятно покрываясь пузырьками.

— Как о чем? — взглядом ищу ответы в его глазах, из каждой клеточки лица высасываю правду. — Мне вчера ночью прислали видео, где горит твой клуб. А потом текст.

Хочу воспроизвести его. Но память замазала те слова черным маркером. Я помню каждый кадр видео, свои чувства до, во время и после просмотра. Помню освобождение. И все…