Нагнувшись, Марина взяла в руки кленовые листья, багряный и желтый. Улыбнулась:

– Спасибо за «Коломбину»! И в самом деле, еще ни у кого нет… Но, я не об этом.

Я отвел взгляд. Вот оно, начинается!

– Ты не мог бы составить мне компанию, – как‑то робко просила Метель. – Не думай, ничего такого. Обычный квартирник… Кстати, и Леннон туда напросился. Обещала, придется взять.

Я кивнул:

– Хорошо. И где на это раз?

– Хозяйку ты знаешь.

– Получилось!

Сметая все на лету, в прихожую ворвался отец.

– Получилось! Сашка, слышишь? Где ты?

– Что случилось? – я высунулся из комнаты, настороженно глядя на батю. Такого возбужденного и радостного его я видел не часто, обычно после удачной рыбалки.

– Получилось! – выдохнул отец, схватив меня за плечи и встряхнув. Его глаза лихорадочно блестели. – Представляешь? Получилось!

Я вернулся с улицы, после встречи с Метелью, устал и сейчас хотел немного отдохнуть. А тут отец…

– Да что получилось то? – я осторожно высвободился из его хватки.

– КСС‑1 получилось!

– КэЭсЭс‑один? Это что такое?

– Карманная система связи, первая модель! Или я еще думал добавить вначале Т – телефонная. ТКСС‑1 – как, звучит?

– Постой, ты хочешь сказать…

Отец растянулся в улыбке еще шире. И вытащил из кармана куртки сверток. Принялся разворачивать.

– Ту‑ду‑ту‑ту! – пропел он торжественно, изображая фанфары.

Да, это был телефон. Уже не тот грубый прототип с торчащими проводами и огромным диском, что я видел раньше. Все еще довольно увесистый и угловатый аппарат, размером с две пачки «Беломора» сложенных вместе, но выглядел он куда аккуратнее. И походил уже на реальный сотовый телефон, который когда‑то у меня был, в прошлой жизни. Из той жизни, где сотка была у каждого, от мала до велика.

Я осторожно взял телефон, рассмотрел со всех сторон.

Корпус был собран из темного прочного пластика, видимо, с какого‑то списанного заводского оборудования, лицевая панель – из текстолита, на котором аккуратно выведены белой краской цифры и надписи. Сбоку короткая антенна. И главное – вместо громоздкого дискового номеронабирателя стояла кнопочная панель. Десять цифр и две дополнительные – «Вызов» и «Сброс».

– Нравится? Коля, тот парнишка, с котором ты меня познакомил на рыбалке – он просто гений! Помнишь, я говорил про проблему с габаритами электролитов? Так вот он нашел выход! Представляешь⁈ Специальные танталовые конденсаторы, К53−16! Малюсенькие, а емкость – просто улет! Он где‑то о них в журнале вычитал, чуть ли не в «Технике молодежи»! И мы нашли, на одном заводе, тут недалеко. Заказали, выписали. И нам их прислали. Не дорого стоят. Установили. И энергопотребление снизили в разы! Схему модуляции переработали, применили принцип фазовой манипуляции, это для помехоустойчивости… Раньше надо было орать в трубку, как на рацию, а теперь можно говорить почти обычным голосом! Дальность уверенной связи пока километра полтора‑два, но это же только начало! Там есть возможность расширить эту дальность чуть ли не весь земной шар, были бы точки передачи.

– Соты, – совсем тихо произнес я, вспоминая из какой‑то научной передачи принцип устройства сотового телефона.

– Дальше…

– Папа, постой! Я все равно ничего не понимаю, что ты говоришь! Сплошные термины!

– Да что тут понимать? В общем… получилось!

Я покрутил телефон. Тяжеловат конечно по сравнению с тем, что существовали в моем времени, но… Но это вполне себе сотовый телефон в 1983 году!

– Еще бы дисплей… – осторожно сказал я.

– Зачем?

– Чтобы видеть номер который набираешь. И чтобы показывал номер того, кто тебе звонит.

– Гениально! – выдохнул отец, удивленно глядя на меня. – Сашка, ты как до такого… Вот что значит гены! А я говорил тебе, что нужно было на радиотехнику идти, а не на твою журналистику! Сплошными идеями сыплешь!

– Да это не я…

– Не прибедняйся! Так что, опробуем?

– Он может звонить? – спросил я, еще до конца не веря в его функциональность.

– Конечно может звонить, сынок! По‑настоящему! Не как рация – «прием‑прием», а полноценно, как стационарный, понимаешь? Одновременно и говорить, и слушать можно! Ну‑ка, звякнем домой!

Мы пошли в мою комнату. Отец осторожно принялся нажимать на кнопки, набирая номер домашнего телефона. Каждое нажатие сопровождалось коротким звуковым сигналом, Коля, видимо, встроил и такой эффект.

– Так‑с… Сейчас… И… вызов! – отец нажал на большую кнопку с нарисованной телефонной трубкой.

Мы замерли в напряженной тишине, нарушаемой только ровным тоном динамика.

Прошло десять секунд. Двадцать. Тридцать.

Телефон молчал.

На лице отца померкло сияние. Он нахмурился, приложил трубку к уху.

– Странно… вызов не идет… Ничего не слышно. Только шумы…

Он завершил вызов, потом снова повторил процедуру. Снова тишина в ответ, лишь легкое шипение в динамике.

– Не идет вызов, – пробормотал он, и его плечи чуть ссутулились. Вся его предыдущая энергия, вся восторженность в мгновение улетучились. – Ничего не понимаю… В лаборатории же все работало… Кварц должен быть стабильный… Усиление достаточное…

Он замолчал, уставившись на свое творение. В его глазах читалось горькое разочарование. Столько труда, столько надежд, и вот, тишина в ответ. Я уже приготовился говорить что‑то ободряющее, мол, «ничего, пап, в следующий раз получится», боясь, что он сейчас опустит руки, отшвырнет эту коробочку в угол и забудет о ней навсегда, как порой бывало раньше.

Но отец неожиданно резко встряхнул головой.

– Так… – протянул он тихо, почти шепотом. – Так‑так‑так… Не идет вызов… Значит… где‑то провал. В цепи синтезатора частоты? Или в модуляторе? Нет, с модулятором все было ясно… А что если… – он схватил со стола карандаш и на чистом углу какого‑то чертежа начал быстро выводить закорючки формул. – Коля говорил про емкость p‑n перехода в варикапе… мог уйти отстройкой контур… Надо проверить осциллографом…

Он отшвырнул карандаш и схватил ТКСС‑1, принялся разбирать его.

– Пап, может, позже? – осторожно предложил я.

– Какое позже! – огрызнулся он, уже откручивая маленькие винтики на корпусе отверткой, которая вечно валялась у него в кармане. – Сейчас! Пока мысль горячая! Это же очевидно! Надо поднять напряжение на гетеродине и проверить форму сигнала! И перепаять этот чертов варикап, поставить другой, КВ109А, у меня где‑то был…

Он уже не видел и не слышал меня. Его мир сузился до платы, паяльника и неуловимой ошибки, спрятавшейся среди паек и микросхем. Разочарование длилось не долго. Его сменила азартная, яростная концентрация.

– Держи, – он сунул мне в руки паяльник. – Разогрей, пока я смотрю схему.

Я покорно включил паяльник в розетку. Через минуту он уже был горячим. Отец, прищурившись, рассматривал плату под мощной лампой, бормоча что‑то себе под нос про «добротность контура» и «нестабильность напряжения».

Через полчаса комната была наполнена знакомым запахом канифоли. Отец, с прищепкой‑«крокодилом» на пальце, отводящей статику, аккуратно выпаивал крошечную детальку.

– Так… Готово, – произнес отец, откладывая паяльник. – Так и думал – старый варикап был с подозрением. Мы его с одной штуковины сняли, с института… Заменил. И поднял немного напряжение на гетеродине… Теперь должно…

Он снова собрал корпус ТКСС‑1, закрутил винтики с торжественной медлительностью хирурга, зашивающего рану. Зеленый светодиод снова загорелся ровным, уверенным светом.

– Ну, – отец перевел дух и посмотрел на меня. В его глазах была уже не лихорадочная радость, а сосредоточенная решимость. – Давай попробуем снова. Набирай. У тебя рука счастливая.

Он протянул мне аппарат. Я взял его. Пластик был еще теплым от паяльника. Я снова, уже с затаенной надеждой, одним пальцем набрал наш номер – 74−31. Каждый звуковой сигнал кнопки отдавался в пальцах легкой вибрацией.