– Боренька, – заискивающим голосом произнесла Наташа. – Я не успела. Магазин закрылся уже.

– Щас огребете! – зло запыхтев, Боренька налился краской. – Обои! А ну, живо сюда… Раздевайся! Живо, кому сказано?

– Да‑да, Боренька, сейчас…

Усевшись на диван, шатенка сбросила с себя блузку и путаясь в застёжке, принялась стаскивать джинсы.

Амбал снова повернулся ко мне и хмыкнул:

– Братан! Ты которую будешь?

– Никоторую, – лениво зевнул я. – И тебе не советую. Угодить в тюрьму из‑за этих, как ты сказал, курвищ? Боря! Мы что с тобой, дураки? Лучше б пивом меня угостил.

– Пиво, это хорошо, – здоровяк вновь заулыбался. – Но, этих‑то проучить надо! И…

– В милиции проучат, – перебил я. – Так проучат, что на всю жизнь запомнят, не беспокойся. Телефон рядом есть?

Я посмотрел на девчонок.

– У соседей… – отозвалась шатенка.

Ее подружка все еще плакала, все никак не мгла упокоиться… Понятно, не хило так огребла! Хорошо, не кулаками…

Мне почему‑то стало искренне жаль этих незадачливых юных преступниц, да что там преступниц – убийц! Хотя, вроде, и поделом… Нарвались в конце концов. Как веревочке не виться. Но, все равно – жалко.

– Какая, говорите, квартира?

Борис отправился на кухню попить. Наташа, кутаясь в плед, выскочила вслед за мной на лестничную площадку. Догнала, схватила за руку:

– Может, не надо милицию, Саш? – умоляюще произнесла Наташа, и уцепилась за последнюю соломинку. – А мы… мы брата твоего видели. Помнишь, ты искал? Ну, который запойный.

Это было похоже на шок. Я замер с трубкой в руках. То, что ранее казалось единственно правильным решением рассыпалось в прах. Отдать сейчас девчонок в руки правосудия равносильно провалу. Бред, но это так. Нет никакой гарантии, что после этого они сообщат сведения о Соколе. Даже если они и сообщат об этом в милиции, тому же Сидорину, где гарантия, что он сообщит мне эти данные? Скорее всего устранит меня от расследования. Ведь он не знает многого из того, что знаю я. Мне придётся рассказать ему обо всём. И ещё неизвестно, как это обернётся в дальнейшем. Думаю, между нами уже не будет того доверия. Так что делать?

Эти девчонки единственные свидетели, которые могут дать ниточку, потянув за которую я смогу распутать клубок. Если они попадут в милицию, их немедленно увезут, изолируют, и эта ниточка может снова затеряться и стать бесполезной. Ведь не будет Сокол сидеть на одном месте в ожидании, когда за ним придут и арестуют. Нет никакой гарантии, что Сидорину кто‑то сообщит о клофелинщицах. Не его уровень. Даже если и сообщат, он будет действовать по инструкции, а мне нужен прорыв. Сейчас или никогда.

Так и не набрав номер, медленно положил трубку на аппарат. На лице Наташи появилась надежда, а Галя‑Света продолжала тихо рыдать в объятиях подружки.

– Боря, ну где там твоё пиво? – сказал я как можно спокойнее, повернувшись к амбалу. – Давай ударим по пивасику? А девушкам водки дай. Думаю, для них это будет полезнее. Выпьем по‑человечески, а там видно будет.

Борис, удивленный такой переменой, многозначительно хмыкнул и, оглядываясь через плечо, пошел на кухню. Я проводил его взглядом, услышал, как он загремел дверцей холодильника, прикрыл дверь и остался наедине с двумя перепуганными до полусмерти «клофелинщицами».

– Саша, спасибо… – начала было «Наташа», но я резко прервал ее.

– Помолчи, вы даже не представляете во что вы вляпались, – холодно произнес я и кивнул в сторону кухни. – Вашего друга, вы обокрали. Это статья. До пяти лет лишения свободы.

– Мы всё вернём, – всхлипнула Наташа.

Галя‑Света тоже что‑то силилась сказать, но я прервал её жестом и продолжил рассказывать о перспективах, которые их ожидают в ближайшем будущем.

– А если он напишет заявление, что вы его отравили, то это покушение на убийство с целью завладения имуществом… – я сделал многозначительную паузу, глядя, как их лица становятся землистыми. – Тогда, девочки, вам светит «черный тюльпан» и зона, откуда не возвращаются. Вы хоть представляете, что такое женская колония?

Света (или Галя) разрыдалась еще громче. «Наташа» смотрела на меня с животным страхом, в ее глазах прочиталось полное понимание безвыходности положения.

– Но у вас есть один, единственный шанс, – тихо, но очень четко сказал я, наклоняясь к ним. – Шанс значительно сократить свой срок. Может, даже отделаться условным.

– Какой? – выдохнула «Наташа».

– Рассказать все, что знаете про… моего брата.

Они переглянулись, и в их взгляде мелькнуло понимание.

– Мы расскажем! – в один голос воскликнули они.

– Вот и хорошо, – одобрительно кивнул я.

Неделя, прошедшая после того разговора в квартире Бори, была заполнена лихорадочной подготовкой. Девушки, теперь официально являвшиеся «агентурой Сидорина», под его чутким руководством выдали всю известную им информацию. Она была скудной, но ценной.

«Сокол» был самым настоящим призраком. Ни имени, ни знакомых, ни каких‑то явных примет. Но все же одна крошечная деталь, которую подметила «Наташа», имелась: он всегда курил одни и те же импортные сигареты «Мальборо», которые в СССР были диковинкой. И покупал он их, по ее словам, «в синем ларьке у остановки на Мостопоезде». Из‑под полы конечно, видимо имея «своего» прикормленного продавца.

Этого оказалось достаточно. Сидорин, получив зеленый свет от начальства, за сутки провел ювелирную работу. Его люди отследили все ларьки в районе и вычислили нужный. А дальше – классика сыскного жанра. Опрос продавщицы, которая запомнила «молодого человека с острым лицом, который покупает „Мальборо“ раз в два‑три дня». Наружное наблюдение привело к старой пятиэтажке на самой окраине района, «хрущевке» с облупившейся штукатуркой.

Значит, Сокол переехал теперь сюда.

Оставалось только ждать. Я стоял с Сидориным в тесной, пропахшей пылью и старыми обоями квартире, расположенной в доме напротив лежбища шпиона. Хозяева, пожилая пара, были «временно эвакуированы». В гостиной, невидимые с улицы, сидели трое оперативников в штатском. Внизу, во дворе, двое «дворников» с метлами методично сметали несуществующий мусор. Еще один оперативник копался в заброшенном «Запорожце» с убитым аккумулятором, делая вид, что что‑то там чинит.

– Если Сокол не появится в скором времени, – сказал Сидорин, осматривая двор через тонкий тюль. – Петрович этот Запорожец починит.

– Что? – я широко раскрыл глаза, не сразу поняв, что он имеет ввиду.

– Глянь, – усмехнулся он и кивнул в окно.

Петрович с таким усердием копошился внутри машины, что действительно показалось, ещё чуть‑чуть, и раздастся характерное фырканье ожившего мотора.

Все ждали появления Сокола. Сидорин, достал бинокль и стал осматривать дальние углы двора. Внешне он был спокоен, но я чувствовал его напряжение.

– Главное сейчас терпение, – проговорил Сидорин, не обращаясь ни к кому, скорее всего просто для того, чтобы обозначить своё присутствие. – Он может появиться в любой момент, но это не значит, что через минуту. Может и через час, или через день. А может и вовсе не прийти.

Я кивнул, не в силах вымолвить ни слова. В горле пересохло, но я не мог отойти от окна, боясь пропустить появление Сокола. Не факт, что он находится вне квартиры. Возможно он почувствовал слежку и затаился, выжидая удобный момент, чтобы скрыться. Я смотрел на подъезд дома напротив, на окна, за которыми, возможно, прячется тот, кто совершил покушение на Колю, кто охотится за моим отцом. Сокол. Диверсант. Шпион. Убийца.

Мы ждали. Время тянулись мучительно медленно. Оно словно загустело, заржавело, готовое вообще остановиться или повернуть вспять. Появилось чувство, что мир остановился, но я видел, как жизнь во дворе идет своим чередом: дети играют в мяч, бабушки сидят на лавочках, с работы возвращаются люди. Обычный советский вечер. И никто не подозревал, что этот привычный мир в один миг может рухнуть.