– Сейчас… кружку верну…

– Да оставь ты здесь… Идем уже…

– Товарищи, закурить нету?

Сидорин! Лохматый, с кружкой… Господи, наконец‑то…

– Нет, не курим… Хотя! В машине зажигалка должна…

Поднявшись на ноги, Метелкин вдруг с силой оттолкнул меня и со всем ног бросился в кусты.

Двое работяг, побросав кружки, бросились за ним… Андрей Олегович тоже дернулся, но я схватил его за рукав.

– У него машина! – я показал в сторону лесочка. – Темно‑зеленый «Москвич»'

– Понял. Сиди здесь.

Он кивнул какому‑то парню, продолжавшему сидеть на бревне с отрешенным видом и показал глазами на меня. Тот, шумно сдув пену с пива, также незаметно кивнул и перевел взгляд на меня. Я понял, что это тот, кто будет следить за моей безопасностью. Хотя, зная мою инициативность, Сидорин скорее всего приказал проследить, чтобы я снова куда‑то не влез.

Конечно, хорошо было пуститься в погоню, вот прямо на серой кегебешной «Волге», потом красиво описать эту погоню в очередной статье, но… По строгому взгляду я понял, что на этом мое участие в задержании предателя и шпиона заканчивается. Остальное – не мое дело.

Вектора задержали в Калиновке. Просто перекрыли проезд. Выскочив из машины, Метелкин бросился бежать, да куда там! Чай, не Джеймс Бонд.

На этом моё участие в разоблачении шпионской сети было завершено. Начались обычные будни, новые встречи, новые задания и много общения с хорошими людьми. С обычными советскими рабочими и служащими, которым и в голову не приходит как‑то навредить Родине.

В один из вечеров у выхода из редакции меня встретил Сидорин на своей машине и рассказал о результатах проведенной операции. Конечно же в рамках того, что было дозволено знать обычному гражданскому человеку. И то только потому, что я был непосредственным участником операции. Да что говорить, из‑за меня всё это и завертелось. Это же я появился здесь неизвестно почему. Это же я подал идею отцу создать мобильник. Это же я познакомил его с Колей, с которым они вместе и создали эту самую систему, которая совершила переворот в науке и технике, выведя СССР на первое место. И именно из‑за этого шпионы настолько активировались, что пошли на риск и… проиграли.

Сидорин получил досрочно звание капитан, с чем я его искренне поздравил. Метелкин осуждён по 65‑й статье на восемь лет с конфискацией. Так мало он получил потому, что активно сотрудничал со следствием и во всём признался и раскаялся. Хотя, как мне кажется, признаваться ему было легко, ведь все его подельники мертвы, так что легко можно было свалить всё на них.

И я не уверен, что Вектор был простым исполнителем, учитывая его поведение. И то, что на крыше Сокол тоже пытался отбелить его, почему‑то разоткровенничавшись со мной, мол Метелкин просто жаден до денег, тоже вызывает некие сомнения. Но я не стал говорить об этом Сидорину. Может быть когда‑нибудь потом…

Метели сообщили, что отца осудили за взятки. И это понятно.

Июнь 1984 года выдался жарким, особенно на плацу в воинской части ракетных войск, расположенной неподалеку от города. Впрочем, никто не жаловался…

– Лимонад открой, – прикоснувшись к плечу, попросила Наташа.

В белом летнем платьице с черным лаковым поясом она выглядела сейчас просто супер! Впрочем, как и всегда.

На плацу маршировали солдаты.

' У солдата выходной,

Пуговицы в ряд… '

– Правое плечо вперед! – командовал молоденький лейтенант. – Рота‑а… Стой! Раз‑два! На знамя части… сми‑ирн‑а!

Серега Гребенюк… Нет, рядовой Гребенюк, подтянутый, молодцеватый, с автоматом Калашников наперевес, сегодня принимал присягу.

– Ах, какой красавчик! – слева от меня всхлипнула красотка‑дюймовочка Валентина. – Ведь правда же? Саша, почему ты не фотографируешь?

– Сейчас!

Подняв редакционный «Зенит», я щелкнул затвором.

Потом мы сидели в солдатском кафе, болтали, смеялись. Гребенюк выглядел вполне уверенным и гордым.

– А я вот по подтягиванию первый в роте! И по стрельбе… Только по бегу второй, – потягивая лимонад, хвастал Серега.

Прижавшись к нему, Валентина довольно жмурилась и млела.

– В увольнения скоро будут отпускать, – Гребенюк приобнял подружку за плечи. – Слышишь, Валентинка?

Потом он задавал много вопросов о жизни на гражданке, про работу, про нас с Наташей. Да нормально все было. Я в газете, Наташа сессию сдает. Потом практика, у нас здесь, в прокураторе или суде.

– А родители как?

– Нормально.

Колю выписали. Испытания прошли успешно, и уже осенью в свободной продаже должен был появиться первый советский смартфон! Пока, правда, дороговато, за сто восемь рублей пятьдесят копеек. Цену рассчитала какая‑то бюрократическая контора. Но, над снижением себестоимости прибора отец с Хромовым работали неустанно.

Наташа подняла бокал лимонада:

– Ну, за вас ребята!

– За нас! – широко улыбнулся Гребенюк.

В открытое окно ярко светило солнце. Где‑то недалеко слышалось радио. Песни Юрия Антонова сменились новостями.

«…остановлены на плановую профилактику…»

Я навострил уши…

«…реакторы Чернобыльской атомной электростанции…»

Остановлен! Чернобыль! Вот это…

– Саш! Ты что такой радостный?

– Оттого, что ты – со мной!

Опомнившись, я схвати Наташу в охапку и крепко поцеловал в губы:

– Ну‑ну, товарищи! Полегче, – строго погрозил пальцем проходивший мимо старлей.

Наташа рассмеялась. Рассмеялся и я.

Теплое лето грело нас своими лучами.