– Да не знаю, – махнула рукой Маринка. – Вроде были у них какие‑то дела, но Весна не оправдал его надежд.

– Интересно, что за дела могут быть у твоего отца с таким… – я неопределенно хмыкнул.

– Так Весна не всегда таким был, – Маринка достала пачку «Пелл‑Мелл», закурила, картинно выпустив дым. – Думаешь, я смогла бы влюбиться в такого отморозка?

Я промолчал, только пожал плечами.

– Это потом он таким стал, – задумчиво добавила она. – Словно протестуя в чем‑то. Ну и я за ним потянулась. И покатилось. А потом он меня бросил. Точнее не бросил. Держал на коротком поводке, время от времени бросая подачки с барского стола.

– А что ты его не бросила? – спросил я. – Ты же видела, как он к тебе относится.

– А в знак протеста! – громко сказала Маринка, и в её голосе пронеслись нотки отчаяния. – Папашке хотела насолить.

– Ну и как, получилось, – грустно спросил я.

– Так и получилось, –тихо ответила Марина и замолчала.

– Знаешь, странно, но когда он узнал о Коле, то не рассердился, – с блеском в глазах продолжила она. – Наоборот! Сказал, что мой новый ухажер интеллигентный человек, видно сразу. Апельсины вот, купил! И сказал, что б я Николая обязательно пригласила к нам. Ну, познакомила что бы… Ну, папаня! Видать, жениха ищет! А, хотя, Коля – очень даже неплохой вариант… Ладно, пойду! Тебя бы взяла, да, боюсь, не пустят.

– Ничего, – улыбнулся я. – Я после праздников загляну. Коле. Думаю, тогда меня пустят.

– Тоже кого‑то попросишь? – подмигнула она. – Хочешь, я папашку озабочу?

– Не надо, – я решительно покачал головой. – Думаю, он неправильно поймёт.

– Он может, в последнее время у него часто настроение меняется, – кивнула головой Маринка и выбросила окурок в урну. – Ну, я пошла?

– Передавай Коле большой привет, и пусть выздоравливает!

– Обязательно!

Подойдя к припаркованной у тротуара красной иномарке (кажется, «Шкода»), Метель села за руль и укатила, помахав мне рукой.

Встреча с Мариной добавила мне головной боли. Получается, агент Вектор задумал подружиться с Хромовым? Как это связать со всеми все этими покушениями? Что изменилось? Неужели только то, что Хромов понравился Марине? Неужели статус нового поклонника дочери стал для Коли оберегом?

Хорошо ли это для Николая? Опасно – да! Но, по крайне мер, какое‑то время шпионы его точно трогать не будут. И Метелкин, наверняка, попытается войти Хромову в доверие. И какой повод замечательный: папа невесты. Потенциальный зять. Хромов точно растает. Значит, его легко можно будет завербовать. Или, возможно, подошлет для этого Сокола. Вызнает все, и подошлет… Или сам? Коля же не знает, кто такой Метелкин! Да и никто не знает. Вот теперь и думай… Надо поскорее найти Сидорина и рассказать ему хотя бы о странном человеке с окровавленным носовым платком. Хотя, скорее не получится. Но при первой же возможности надо добиться встречи.

Когда я подъехал к редакции, рабочие только что заканчивали украшать фасад здания флагами и транспарантами. Перед редакцией были выставлены стенды с ретроспективой праздничных газет 1945 года. Внутри тоже были развешаны красные флажки, плакаты. В кабинете уже был накрыт стол для сотрудников: дорогая «Столичная» водка, лимонад «Буратино», селедочка, бутерброды. Прямо с обеда и начали праздновать. Потрудились ударно, теперь можно как все рабочие люди воспользоваться предоставленным правительством коротким днём. Ну и «фронтовые сто грамм» – как же без этого?

Собрались все, кроме кадровички «Горгоны», которая снова нашла повод для игнорирования коллективных посиделок. Хотя, в этот раз это было сделать не так просто. Всё‑таки сегодняшний день был посвящён нашему ветерану, главному редактору. Серега Плотников, завхоз Людмила Ивановна, внештатница Любовь Николаевна, Федя‑шофер, экспедитор, Надя с Галей из техотдела стали основными организаторами праздника. Я, в силу сложившихся обстоятельств, присоединился к этому несколько позже, но к началу застолья успел. Во главе стола сел Николай Семенович в белой рубашке, строгом темно‑сером костюме и с орденами на груди.

– Дорогой наш Николай Семенович! – начала Галина, когда все расселись и затихли. – Мы все… Поздравляем Вас… с этим великим праздником… И вот… Вот мы – для вас… Мы споем сейчас… Саша, Надя… ребята…

Я взял гитару, а Надя с Галиной затянули на два голоса;

'Мне кажется порою, что солдаты

С кровавых не пришедшие полей…'

И все присутствующие подхватили песню:

'Не в землю нашу полегли когда‑то,

А превратились в белых журавлей…'

В глазах главреда блеснули скупые слезы. Все знали, это была его любимая песня.

Дослушав, Николай Семенович взволнованно произнес:

– Спасибо, девчоночки! И вам, ребята… всем… А сейчас… – он поднял стакан. – За тех, кто погиб за то, чтобы мы жили.

Все встали, выпили, молча, не чокаясь. Помолчали…

– Ну, а теперь, будем радоваться! – улыбнулся главред. – Радоваться жизни и петь песни! Ведь праздник же. Да еще какой!

Мы пели «Смуглянку», «Последний бой», «У деревни Крюково» и ещё много военных и послевоенных песен.

А потом Надя включила магнитофон, и все услышали те же самые песни в исполнении наших милых женщин.

– Мы… мы, конечно не Пахоменко с Пугачевой, – вытаскивая кассету, улыбнулась Надя. – Но… кое‑что могём! Это вам, наш дорогой Николай Семенович! Слушайте иногда…

– Спасибо, мои дорогие! – растроганно пробасил редактор, принимая подарок от коллектива. – Дайте‑ка, вас обниму…

Хорошо посидели. И разошлись уже где‑то в седьмом часу.

Выскочив из автобуса, я уже подходил к своему подъезду, как вдруг позади кто‑то посигналил. Наверное, Гребенюк. Хотя, какой, к черту, Гребенюк? Он же в армии!

Я обернулся…

Бордовая «Волга».

Распахнулась задняя дверца, высунувшись из салона, Метелкин помахал рукой:

– Садись, Саня, поболтаем!

Ну, и куда было деваться? Рано или поздно, а все равно б встретиться пришлось.

От Виктора Сергеевича несло спиртным и вообще, выглядел он на редкость весело. Тоже, что ли, наступающий День Победы отмечал, шпионская морда?

– Садись, садись… – настойчиво приглашал он. – Пива хочешь? Как хочешь… Ну, что? Отшила тебя моя оторва?

Беседовать с пьяным шпионом то ещё удовольствие. Хотя беседой это назвать сложно. Так, сумбурный монолог опытного резидента накануне Дня Победы. Должен же быть у него повод, чтобы так нализаться, почему не этот? Я терпеливо выслушивал все бредни, роящиеся в его мозгу, пытаясь найти в них хоть крупицу разума. Но нет. Типичный пьяный бред заплетающимся языком с резкими переходами от любви до ненависти. И чем, интересно, он отличается от того же самого Веснина, которого явно невзлюбил?

– Ты смотри, как они радуются, – тыча пальцем в стекло злобно шипел Метёлкин. – Чему радуются? Что профукали свой шанс?

Эти его слова ввели меня в ступор. О чем это он? Неужели о самом светлом празднике СССР? И как‑бы почувствовав моё внутреннее замешательство, он обернулся, приложил палец к губам и громким шёпотом продолжил:

– Но я тебе этого не говорил! Ты просто сам так подумал…

Он икнул и снова отвернулся к окну, рассматривая идущих по тротуару прохожих.

– Смотри какая, – радостно воскликнул он, показывая на проходящую мимо девушку в модной короткой юбке. – Хочешь познакомлю? Эй, как там тебя…

Он попытался открыть дверь и немедленно пойти знакомиться с девушкой. Я схватил его за шкирку и бесцеремонно втащил обратно в машину.

– Не надо, Виктор Сергеевич, – решительно сказал я. – Помните о своём положении.

– Я помню, – согласился он и кивнул так, что подбородок стукнул по телу. – Я помню. И ты помни.