Думай, Саня, думай!

Я сел в троллейбус, который проходил мимо парикмахерского салона. Этим же маршрутом мы не так давно ехали с Колей, шутили, смеялись, а потом… А потом он зашел подстричься и увидел Маринку. С этого всё и началось.

Значит, скорее всего, алгоритм такой. Убийца следил за Колей, потом увидел стычку с Весной. Думаю, он действовал не спонтанно, а тщательно разработал операцию! Выследил Хромова, спровоцировал ссору с ошивающимся неподалеку Весной. Выждал удачный момент и ударил Колю ножом. Потом подкинул нож и вымазал допившегося до бесчувствия Веснина кровью. Хотя, если вспомнить, что Сокол вообще то импульсивный парень, а здесь был холодный расчёт… Стоит задуматься и не принимать однозначных решений. Надо поискать ещё возможную версию развития событий. Если брать тщательный расчёт, то на это способен только один – Метелкин. Но как‑то не представляю его с ножом в руках. Для подобных действий он слишком осторожный.

Я увидел в окно троллейбуса вывеску «Метелица». Пора выходить. Зашипели двери, и я выпрыгнул на улицу и осмотрелся по сторонам. Так. Что тут у нас рядом? Прокат, багетная мастерская, ювелирка… это все не то, не то… А вот магазин «Продукты». Это, возможно, то, что надо. Сейчас начало двенадцатого, самое пенсионерское время! Наверняка, бабули до сих пор судачат о столь кровавом происшествии. НЕ каждый же день в их тихом районе убивают человека. О чем еще там и говорить‑то?

Войдя в магазин, я пристроился в очередь, состоявшую почти из одних старушек. По сложившейся советской традиции я начал с первого вопроса, который задают люди, увидев очередь:

– Кто крайний? – и только после этого поинтересовался. – Что дают, гражданочки?

– О, молоденький какой, а что не на работе, – тут же поинтересовалась законопослушная старушка, бдительно прищурив глаза.

– Да что привязалась, не видишь, что ли? – тут же вмешалась другая не менее словоохотливая старушка и обратилась ко мне. – Поди, студент? Сыр «Пошехонский» ждем! И «докторскую» обещали выкинуть. Говорят, сколько хочешь, бери!

– Но все на тридцать копеек дороже, – подключилась ещё одна бабулька интеллигентного вида. – Тридцать копеек тоже деньги, Ивановна,

– Зато не как раньше, по полпалки в одни руки, – ответила ей вторая, которую назвали Ивановной. – Теперь бери сколько хошь. Ой, бабоньки, никак, коммунизм наступил!

– При коммунизме‑то, Ивановна, все забесплатно обещали, – возразила интеллигентка.

Я не стал вмешиваться в их перепалку, потому что представлял во что сейчас выльется этот спор о коммунизме. Просто немного покивал в знак согласия и, дождавшись подходящего случая, задал вопрос на совершенно другую тему:

– А правду говорят, что у вас тут убийство было?

На какое‑то мгновение повисла тишина, а потом словно прорвало плотину. Заголосила вся очередь. Еще бы, тема‑то была в тренде.

– Мужичка одного ножиком пырнули да ограбили!

– Ужас какой! – я сделал круглые глаза. – А кто пырнул?

– Да какой‑то алкаш, – махнула старушка в беретке.

– Его сразу в милицию и забрали. В кровище весь, и с ножом…

– О‑от с такой финкой, – подключилась Ивановна и широко развела руками, таким жестом обычно рыбаки, хвастаясь, показывают размер выловленной рыбины.

По её словам выходило, что это не нож, а какой‑то турецкий ятаган! Вот уж точно как в поговорке «врёт, как свидетель».

– А что, кровища только на том пьянице была? – осторожно спросил я.

– На ём, милок, ох, на ём, – закивала одна из собеседниц.

– А может у него сообщник был? – намекнул я. – Гуртом грабить то сподручнее!

Брошенный мною мяч неожиданно попал в цель! Впрочем, не так уж и неожиданно…

– А ведь был ещё один кровавец, милок, – пробилась ко мне небольшого росточка бабуля в модном болоньевом плащике и светло‑зеленой шляпке. – Я сама видела! Даже говорила…

– Говорили⁈ – удивился я. – И не испугались?

– Так я же не знала, что он убийца. – пожала плечами старушка. – Смотрю, идет мужчина к остановке, оглядывает себя. Меня увидал и тряпицу приложил к носу. И так, прошамкал, мол, кровь носом пошла – видать, давление. А я ему, может, «скорую»? Он отказался. Сказал, лучше на лавочке посидит, на остановке. Оно и пройдет. Я пошла себе, да оглянулась – мало ли? Фонари‑то там яркие! Как еще автобус подошел, шестнадцатый номер, в Калиновку. У меня в Калиновке сватья живет, вот я номер‑то и запомнила. Так бедолага тот так шустренько в автобус прыгнул и уехал. Я еще обрадовалась, видать, отпустило болезного. Ишь, как распрыгался, не каждый здоровый так.

– Тетушка! – выслушав, взмолился я. – А как он выглядел‑то, этот болезный? В чем одет был? Уж больно на дядюшку моего похож. У того тоже от давления кровь носом идёт. Такой маленький, толстенький, с носом картошкой?

– Ой, носа я не видела, – огорчилась старушка. – Он закрылся платком. А вот роста не маленького, с тебя, наверное. В плащике, в шляпе. А крови на платке много было, она ещё на плащ накапала и рукав правый прямо по краю извазюкал. Теперь отстирывать замается. От ведь, бедолага.

Платок в крови, следы на плаще и правом рукаве. Это косвенно указывает на возможного убийцу. Нужно поскорее сообщить Сидорину приметы, хотя их крайне мало. Но уже сам факт присутствия второго подозреваемого может помочь следствию. Возможно его коллеги опросят персонал работающих магазинов. Я не стал заходить к ним с такими вопросами, чтобы заранее не насторожить людей. Пусть этим занимаются персоналы. А у меня сейчас нет времени. Надо спешить в редакцию.

Я отыскал телефонную будку, зашарил по карманам в поисках двух копеек… Нашел! Набрал номер, который помнил наизусть.

– Сидорин? – уточнил равнодушный голос. – Нет, на него переключить не могу.

– Это очень важно, мы договаривались, – настаивал я. – Он ждёт моего звонка.

– Не знаю, где и о чем вы договаривались, – отшил меня дежурный. – Но сейчас он на задании. Позвоните завтра… Нет! Послезавтра. Праздник же. Кстати, с наступающим!

– И вас, – ответил я и повесил трубку.

Какое‑то время я оставался стоять в телефонной кабинке, уставившись на телефон, словно ожидая чуда. Вот сейчас раздастся звонок, и Сидорин сам мне перезвонит. Увы, обратная связь в телефонных будках невозможна.

Кто‑то постучал по стеклу. Я оглянулся. Метель?

– Ты какими судьбами тут оказался, – улыбаясь спросила она.

– Редакционное задание, – я не стал ей говорить об истинной причине моего пребывания здесь.

– А, я и забыла, какой ты у нас важный человек, – хохотнула она.

В новеньких джинсах и батнике, с перламутровым маникюром и помадою в тон она выглядела настоящей красоткой! Впрочем, она всегда была довольно ухоженной.

– Ты так меня рассматриваешь, будто сто лет не видел, – более спокойно сказала Метель.

– Ты прическу сменила, – ответил я. – Волосы светлее стали.

– Да, – улыбнулась Метель, и я почувствовал, что ей это было приятно. – Вот, попробовала на себе новую технологию окрашивания. Правда, интересно получилось?

– Очень, – кивнул я. – Наверное, Коле тоже понравилось.

– А Коля в больнице… – её голос дрогнул, и улыбка исчезла с лица. – Хотя, ты знаешь, наверное. Сволочь этот, Весна, ножом пырнул! Отелло, блин, недоделанный. И я еще любила этого подонка!

– Так любовь зла, – ухмыльнулся я и перевел разговор на другую тему. – Как Коля?

– Сейчас вроде бы, ничего… Вот, апельсины ему несу и все такое… – девчонка кивнула на холщовую сумку с портретом Джорджа Харрисона.

– А что, к нему уже пускают? – я слегка обалдел.

– Пускают, – хмыкнула Метель. – Да только не всех. Папашка подсуетился, представляешь? Позвонил кому надо. Он, оказывается, узнал про нас с Колей.

– А как же я, – деланно расстроился я. – Он же вроде как меня в кандидаты на зятья записал.

– А ты теперь в отставке, – улыбнулась Маринка, но грустинка из глаз не ушла. – Мне кажется, что для него не важно кто, лишь бы не Весна.

– Чем ему так Весна не угодил? – уточнил я.