Я и сам уже заметил мелькнувшую за кустами куртку и знакомый растянутый свитер. Метель!
Подойдя, девчонка помахала рукой. Уселась, не перебивая песни. Искоса взглянула на меня и нехорошо улыбнулась. Та самая улыбочка, хитрая, кошачья…
Когда Леннон закончил терзать гитару, я встал, подошел:
— Виталий, тебе тут Колька Шмыгин кое-что передал, — я протянул фотографию.
— А, братан, спасибо…
Положив гитару в траву, парень поспешно спрятал фотку в карман.
— Леннон! «АББу» сбацай! — попросил кто-то. — Ты же «Мани-Мани» знаешь. А мы потом за бухлом. А, народ? Скинемся?
Метель поднялась на ноги, усмехнулась, и подошла ко мне:
— Прогуляемся…
Я молча кивнул.
Мы прошли мимо заросшего ряской пруда, мимо старого клена, еще пылавшего багровой листвой. Дальше уже и идти-то было некуда, показалась ограда, за которой виднелась Пролетарская улица, люди, машины.
И среди них темно-бордовая «Волга». Та самая! Нет, номера уже были другие, но я узнал. Черт!
Метель перехватила мой взгляд и хищно сжала губы! Прошептала про себя, этак, с ненавистью:
— Ну, папаша, ну, сволочь. Теперь все я-асно.
— Кто сволочь? Я?
— Так! — сузила глаза девчонка. — Ты мне, кажется, еще одно желание должен, не забыл?
— Да нет, не забыл.
Я напрягся, интересно, какую пакость она придумала на этот раз? Что попросит?
— Хорошо, что не забыл. Пошли!
Мы пролезли сквозь дыру в ограде и оказались на улице почти напротив той самой «Волги»!
— Возьми меня под руку! — оглянувшись, властно приказала Метель. — Теперь поцелуй в щечку. Просто чмокни, ага!
Ну, что же, пришлось.
— Проводи меня. Хотя, нет. Уже не надо!
Девчонка махнула рукой бледно-желтой, с шашечками «Волге»-такси, как раз проезжавшей мимо. Водитель остановился, и Метель, запрыгнув внутрь, помахала мне рукой.
Рыкнув двигателем, такси быстро набрало скорость и скрылось за углом. Следом за ней тот час рванула темно-бордовая «Волга».
Я стоял посреди тротуара и ошарашено хлопал глазами. Сразу вспомнился один хороший фильм и голос Ефима Копеляна за кадром: «Информация к размышлению»!
* * *
— Ой, хлеба нет! — мама всполошилась перед самым ужином. — Саш, в хлебный не сбегаешь? Он до семи, кажется…
— Конечно сбегаю, мам!
Накинув куртку, я сунул в карман авоську и, перепрыгивая через ступеньки, спустился вниз, во двор.
Темно-бордовой «Волги» нигде видно не было! Ну, так…
Уже начинало смеркаться. Зажглись фонари. Неподалеку, за бельевым веревками, ребятня покидывала мячик:
— Штандер, штандер, Лена!
— «Любимый мой дворик, ты очень мне дорог, я без тебя буду скучать,» — из чьего-то окна пел Тынис Мяги.
Сокращая путь, я нырнул между гаражами. Впереди, на дороге, вдруг взвизгнули тормоза. Я узнал машину, серо-голубой «Москвич — 412».
Из салона выпрыгнули трое: Гога и двое крепких парней, в одном из которых я узнал Костю. Того самого, что чуть было не порезал меня за якобы наводку ментам. Он! Темная челка, шрам не щеке, недобрая ухмылка…
— Ну, вот и свиделись, — Костя вытащил нож.
Второй, здоровяк с непроницаемым круглым лицом, поигрывал кастетом. Ещё нож сверкнул в руках у Гоги, но это, так, фуфел. И, мое спасение!
— Привет, Константин, — лениво протянул я. — И что вы с этим базланом связались? Он же вас сдаст! Как многих…
— Валите его, парни! Валите!
Подпрыгнув, словно ужаленный, Гога истошно заверещал, но на меня не бросился. Что и понятно, трус. Верно, наделся на дружков, а те были парни серьезные! Как он с ним договорился? Какие-то общие дела? Или просто заплатил. Впрочем, какая сейчас разница?
Я улыбнулся:
— Вижу, что-то хотите спросить? Так предъявите, отвечу.
Парни переглянулись… Гога, бочком-бочком, подался назад, к машине… И вдруг дернулся и громко закричал:
— Атас, пацаны! Атас! Валим!
Костя и его напарничек долго не размышляли, видно, была договоренность, и мне даже не пригрозили. Просто живенько прыгнули в машину и тут же укатили. Картинно так, с прокруткой! Видать, Гога со страху врубил вторую или даже третью…
И кто их так напугал? Милиция?
Послышался шум мотора, и на месте поспешно уехавшего «Москвича» мягко остановилась темно-бордовая «Волга».
Я похолодел: от этих не убежишь, нечего и пытаться! Это вам не гопники с кастетами, а солидная контора, достанут везде.
Из салона вышли двое, в плащах и шляпах. Сверкнули красным книжечками.
— Александр Воронцов? Пройдемте!
Так вот, буднично. Наверное, так вот в тридцатые и арестовывали врагов народа.
Мы подошли к «Волге». Один из сопровождающих распахнул заднюю дверцу:
— Прошу!
В салоне горел свет. Я забрался. На заднем диване сидел мужчина в расстегнутом импортном плаще с модными декоративными погончиками. Дорогой галстук, широкое холеное лиц, недобрая ухмылка. Виктор Сергеевич, отец Метели и самый натуральный шпион! Вот это я влип. Выходит…
— Здравствуйте, Александр, — прищурился Виктор Сергеевич. — Располагайтесь поудобнее. Поговорим…
Курс на СССР: На первую полосу!
Глава 1
В просторном салоне «Волги» я чувствовал себя неуютно. Память прошлого подсказывала, что ничем хорошим это не закончится.
– Ну что, Александр. Не ожидал нашей встречи?
Тихий голос Виктора Сергеевича был обманчиво‑приветливым, почти ласковым. И это настораживало. Я собрал всю свою волю, чтобы не дрогнуть, пожал плечами, делая вид, что максимально спокоен и молча уставился в холеное, внезапно потерявшее всю доброжелательность, лицо Виктора Сергеевича.
Я решил, что лучше всего будет прикинуться простым парнем, который вообще не при делах. Такое может прокатить. Но это только в том случае, если он не видел, как я снимал. А по непроницаемому лицу Виктора Сергеевича нельзя догадаться о степени его информированности, так что буду идти ва‑банк.
– Честно говоря, нет, – улыбнулся я. – С чего бы?
– «С чего бы…» – он усмехнулся, не спеша достал сигарету и прикурил, выпуская тонкую струйку дыма из сложенных трубочкой губ.
После второй затяжки он посмотрел на меня оценивающе, снова попытался стать приветливым.
– Тебе не предлагаю, – улыбнулся он, пряча пачку сигарет в карман. – Даже если ты куришь.
– Я не курю, – не менее дружелюбно ответил я и добавил. – И практически не пью.
Последнюю фразу, наверное, говорить не стоило бы, учитывая его озабоченность об алкогольном пристрастии его дочери, но, слово не воробей… Он внезапно нахмурился, затушил сигарету и не глядя сунул окурок в пепельницу.
– Вы, молодые люди, всегда думаете, что ваши игры остаются незамеченными, – начал он разговор на общую тему. – Это наивно.
Я молчал, понимая, что любое сказанное слово может быть использовано против меня. Лучше пусть он сначала выговорится.
– У меня есть дочь, Марина, – начал он, глядя в окно. – Уникальная девушка. Талантливая. Но чрезвычайно несдержанная. Импульсивная. Склонная ввязываться в истории, последствия которых даже не удосуживается просчитать.
Он посмотрел на меня, оценивая реакцию. Я сохранял каменное лицо, хотя внутри все бушевало. При чем тут вообще Марина? Я ожидал разговора совсем на другую тему, о слежке, передаче документов, фотографиях… А тут вдруг – Марина… Странно.
– В ее окружении, – голос Виктора Сергеевича стал очень жестким, – слишком много сомнительных личностей. Хиппи, бездельников, потенциальных диссидентов. Я, как отец, не могу позволить ей окончательно погрязнуть в этом болоте. Это может отразиться на моей репутации. За ее социальной жизнью, приходится присматривать.
Тут до меня начало доходить. Медленно, с запозданием, как будто тяжелые шестеренки в голове со скрипом закрутились. Он ничего не знает про мою слежку. И наша встреча очень значима для него, и он хотел поговорить со мной не про шпионаж, не про фотографии. Это откровение обеспокоенного отца. Но о чем он больше беспокоится, о судьбе дочери или своей пошатнувшейся карьере?
