— Звук хороший, чистый… Только мне кажется, у милиции уже такие есть.

— Вот! — азартно дернулся родитель. — Ожидал, что так скажешь. Наш аппарат Саня, совсем не такой! Милиция с квартирными номерами как связывается? Через коммутатор! А у нас напрямую выход, усек?

— Ну-у… другое дело!

— Конечно, будем размеры уменьшать…

— Тогда не диск, тогда кнопки надо.

— О! И я тоже самое говорил. Ты прям как в будущее заглядываешь! Ведь из-за тебя все! — отец погладил меня по голове. — На такую мысль той статьей навел! Загорелся я! И вот… Ничего, это только начало!

В комнату заглянула мама:

— Зову их, зову, а они не слышат! Вы ужинать-то собираетесь, изобретатели?

Уже ложась спать, я вспомнил про «Волгу» и осторожно выглянул в окно. Машины под окнами не было. Уехали, значит… ага…

Утром мы с коллегой Сергеем Плотниковым отправились в Дом Культуры Металлургического комбината, где проходил школьный комсомольский слет, посвященный летней трудовой четверти. Старшеклассники отчитывались о своей работе и жизни в лагерях труда и отдыха. Ставили какие-то композиции, пели песни, показывали слайды и даже целые «световые газеты» с магнитофонным голосовым и музыкальным сопровождением…

'Вот на грядке Вася спит,

Но на танцах — весь горит!'

На слайде появился нарисованный патлатый хиппарь, в динамиках зазвучал «Хабл-бабл» со старой пластинки «Грег Бонэм и вокальный дуэт „Липс“ в Москве». Пластиночка уже много лет кряду пылилась в каждом сельпо, записана была дурно, и кроме задорной «Хабл-бабл» слушать там было нечего.

«О, Хабл-баббл…»

В зале смеялись, хлопали. Вообще, было неожиданно интересно и весело, видать, организаторы слета отнеслись к этой затее не формально. Сидя на первом ряду, я записывал все на редакционный магнитофончик «Легенда 404», Серега же неутомимо щелкал «Зенитом» и слепил всех вспышкой.

В редакцию мы пришли уже ближе к обеду. Серега сразу свалил домой, а я развернул мамины котлетки.

На стене задребезжал телефон. Вот ведь, и поесть не дадут!

Я снял трубку:

— Але!

— Здравствуйте, Александр. Это Зверев, Константин Сергеевич, следователь… Вы, наверное, меня еще помните…

Та-ак… Ну, все один к одному! Вчера «Волга», сегодня следователь…

— Да, помню, — сухо ответил я…

— Понимает, я бы с вами хотел поговорить по делу об аварии в селе «Золотая нива». Ну, где колхоз…

Ах, вон оно что! Я облегченно перевел дух. Ну, молодец Лена, не дала материал проверки замылить.

— У меня вчера была Лютикова, Елена Сергеевна, библиотекарь из Нивы, — приятным баритом продолжал следователь. — Сказала, что вы много чего знаете.

— А! Так вы хотите меня допросить?

— Не сразу. Сначала предварительно поговорить. Вы где обычно обедаете?

Я задумался, но Зверев, не дожидаясь ответа, предложил встретиться через полчасика в пышечной на Комсомола.

— Это от вашей редакции недалеко, знаете?

Да уж знаю…

Пышечная на улице Комсомола была большая, просторная, вот только пышки там бывали редко. В основном кормили рыбным пельменями и молочными сосисками с пюре. Еще в ассортименте имелся ужасный кофе, с молоком и пенками, раздатчица разливала его черпаком из большого чана. Зато народу там почти никогда не было, одни командировочные.

Ровно через полчаса я вошел в пышечную, прихватив с собой мамины колеты. Сидевший за угловым столом следователь, привстал и помахал рукой. Серый не модный пиджак, такие же брюки, неброская рубашка с темно-синим галстуком. В этот раз Зверев не выглядел франтом.

— Еще раз здравствуйте, Александр, — Константин Сергеевич протянул руку.

Я пожал и вздрогнул, словно от удара током! Это рукопожатие, быстрое, крепкое… В будущей моей жизни, в девяностые, зампрокурора области Зверев, человек хваткий, жесткий и не боящийся никого, так здоровался. Именно он как-то «приземлил» бандита Гребенюка. Нет! Подлостей такой человек делать не будет!

— Пообедаем, Александр…

— Можно просто Саша.

— Заодно поговорим…

Я прошел на раздачу, взяв пюре с минтаем, кусочек ржаного хлеба и компот. Заплатив, вернулся с подносом за стол. Улыбнулся, вытащил из сумки мамины котлеты, развернул:

— Угощайтесь, товарищ капитан!

— Ну-у, что ж так официально? Можно проще, Константин Сергеевич!

Улыбнувшись, следователь начал разговор…

Да, Лена добилась своего! По факту аварии, в отношении неустановленного лица, возбудили-таки уголовное дело, пока по признакам состава преступления, предусмотренного статьей 109-й УК РСФСР «причинение умышленного менее тяжкого телесного повреждения, которое не является опасным для жизни, но привело к длительному расстройству здоровья», или попросту — «менее тяжкие». «Тяжкие» указывались в предыдущей статье — 108-й. Как пояснил Зверев, возбуждать сразу покушение на убийство (статья 102-я через 30-ю) не стали — это подследственность прокуратуры, а там копаться в поисках улик не любили. Зато очень любили брать уже почти полностью расследованные и переквалифицированные дела.

— Мы пока расследуем сто девятую, — облизав ложку, еще раз объяснил следователь. — Но, если будет установлена сто вторая и лицо, передаем в прокуратуру. Без лица они не возьмут. Глухарь никому не нужен. Ну, в общем, тут свои хитрости… Давай ближе к делу! Значит, говоришь, Гога? Давай подробненько…

Я рассказал все, как можно более подробно, и даже припомнил мой разговор с Алексеем о председателе, теперь уже бывшем.

— Так, так… ага… — внимательно слушая, Зверев время от времени делал пометки в блокноте. — Значит, ты предполагаешь, что Квашниным руководил Евшаков?

— Кем руководил? — не понял я.

— Квашнин, Игорь… Ну, Гога!

— А-а-а… Да, именно так и предполагаю! Я даже видел, как…

Пока беседовали, забыли про еду. Пюре, и котлеты остыли, но мы их всё-таки съели.

— Вкусные! — оценил Константин Сергеевич. — Домашние, поди?

— Мама готовила.

— Очень вкусно!

Мы расстались здесь же, на Комсомола, на углу. Зверев пошел к автобусной остановке, а я отправился в редакцию. Мимо пронёсся серо-голубой «Москвич» с заляпанными грязью номерами. Кто сидел за рулем, я не успел рассмотреть, просто вовремя не обратил внимания. Гога? А черт его… Машина похожа, но, мало ли в городе таких «Москвичей»?

В шесть часов вечера я пришел в заброшенный парк на Пролетарской. Было прохладно пасмурно, но без дождя. Шуршали под ногами опавшие листья. За кустами горел костерок. Вокруг сидела компания, все те же лица. Гуляла по рукам початая бутылка дешевого крепленого вина, кажется, «Яблочное», Леннон-Виталик лениво перебирал струны гитары и пытался петь «Роллингов»:

— Гу-уд дэй, ру-уби тьюздей…

Выходило не очень.

Я подошел, поздоровался, присел на брошенный у костра рубероид.

— Гу-уд дэй… — не переставая петь, Леннон тряхнул хайром.

Маринки видно не было. Опаздывала. Или, точнее сказать, задерживалась, все-таки девушка, хоть и та еще змея!

— Хорошая песня! — протягивая бутылку, доверительно шепнула мне девчонка в красном свитере и голубой болоньевой курточке, какие бесплатно выдавали всем учащимся ПТУ. Вообще, им много чего бесплатно выдавали… Правда, мало кто все это ценил!

Кто-то закурил.

Леннон затянул «Леди Джейн».

— Крутая песня! — снова похвалила девчоночка.

Похвасталась:

— У меня пластинка такая есть! Маленькая.

Пластиночка такая была у многих. Маленькая, миньон, с записями далеких шестидесятых. Так и подписана «Роллинг стоунз», по-русски. Всего четыре древние песни… Зато какие! «Леди Джейн», «Рубиновый вторник», «А слезы капали»… И моя любимая — «Окрась это черным», «Point it black»!

— Ты Метель не видела?

— Нет, не приходила еще, — и, увидев её добавила. — А! Вон!