Дом Прохора Митрича оказался стареньким, почерневшим от времени и дождей. Ставни, когда‑то выкрашенные в зеленый, облупились. Крыша поросла мхом. Я осторожно, ступая на цыпочках, подобрался к единственному окну, из которого не было видно магазина, и заглянул в щель между рамой и ставней.

Внутри было темно и пусто. Ни голосов, ни звуков. Ни признаков недавнего пьяного застолья. Только пыль да запустение.

«Неужели, продавщица ошиблась? Или они уже смылись?»

Решив проверить, я обошел дом кругом. Задняя дверь, ведущая, видимо, в огород или в сарай, была приоткрыта. Я прислушался. Тишина. Не рисковать? Или… Стиснув зубы, я толкнул дверь, готовый к любым неожиданностям.

Никто на меня не набросился. В доме действительно никого не было. Комната, служившая, видимо, и кухней, и гостиной, была заставлена старой мебелью, покрытой толстым слоем пыли. На столе стояли не полные бутылка водки, две бутылки крепленого вина, пустая пачка Мальборо и коробка конфет. Ушли?

Мой взгляд упал на пол.

Там, у самой печки, лежал тот самый санитар, Боренька. Его могучее тело было безвольно раскинуто, голова запрокинута. Он не двигался.

Первая мысль – убили. Но, приглядевшись, я увидел, что его грудь равномерно поднимается и опускается. Он был без сознания, но жив. А из полуоткрытого рта тянулся сладковатый, знакомый по больничным коридорам запах… хлоралгидрата? Или чего‑то похожего. Того самого «клофелина», которым они усыпляли своих жертв.

«Ловко они, – отметил я про себя. – И быстро».

Я быстро осмотрелся. Ни сумок, ни документов. Девушек и след простыл.

Я зашел в магазин и попросил продавщицу телефон, чтобы позвонить. Она удивленно посмотрела на меня и кивнула в сторону подсобки.

– Это там.

– Я могу туда пройти? – спросил я, всё ещё находясь под впечатлением увиденного.

– Иди, – пожала плечами девушка и приподняла часть прилавка, отгораживающего зону продавца от покупателей.

Я вошел в тесную каморку, заставленную ящиками и коробками, среди которых каким‑то образом уместился однотумбовый письменный стол и настоящий венский стул с витой спинкой. На столе стопка накладных, прижатых похожей на хоккейную шайбу обычной круглой гирей для товарных весов, телефон и настоящий раритет: письменный прибор с перьевой ручкой. Я не удержался, ткнул пером в чернильницу и с удивлением увидел, как с кончика пера сползла сочная синяя капля.

«– Хотя, чему тут удивляться, – хмыкнул я. – Время то какое?»

Я снял трубку с телефона, набрал номер с услышал в кои то веки не сонный голос дежурного. Быстро обрисовав ситуацию вышел из подсобки, кивнул всё так же озабоченной моим странным поведением продавщице и вышел на улицу.

Хотелось поскорее покинуть это негостеприимное место, но чувство долга заставило меня просто присесть на лавочку напротив дома и постараться, чтобы никто посторонний не вмешался в ситуацию.

Сидел, думал, что вот у людей праздник, радуются Победе, но есть те, кому она буквально встала поперек горла. Никак не могут примириться с тем, что советский народ, несмотря на огромные потери, самостоятельно восстановил разруху и стал развивать науку.

Да, я чем‑то поспособствовал тому, чтобы сделать прорыв в технологиях, но я же не пришел с готовыми разработками и чертежами. Я всего лишь подсказал направление, в котором можно продвинуться «впереди планеты всей». И новые достижения советского народа ещё больше обозлили шпионов и диверсантов, активировали из действия, направленные уже на физическое истребление талантов и гениев. Хотя, сейчас есть вероятность, что те, кто нацелился на уничтожение Коли и отца, предпримут попытку вербовки. Или, хотя бы вклинятся им в доверие и попытаются украсть разработки, чтобы передать на запад, где, что уж тут говорить, больше возможностей для развития этих изобретений. У нас очень тяжело воспринимают всё новое, хотя, в последнее время образовалась группа единомышленников, напрямую заинтересованных в продвижении новых технологий. Кто знает…

Желтый УАЗик с широкой ярко‑голубой полосой, взвизгнув тормозами и подняв столб пыли, затормозил на обочине. Следом за ним появился и красно‑белый РАФик – карета «Скорой помощи».

Из УАЗика выскочил младший лейтенант милиции транспортного отдела Игорь Ратников, чему я ничуть не удивился, ведь он как раз и занимался розыском клофелинщиц. На нём были всё в те же модные потертые джинсы, только вместо вельветового пиджака зеленая, с белыми полосками, курточка от ГДР‑овсокго спортивного костюма. Он быстро огляделся по сторонам, вытащил из салона коричневый дипломат с блестящими алюминиевыми полосами и направился ко мне.

– Привет, – по‑дружески поприветствовал он меня и протянул руку. – Вот ведь как… свиделись… Ну, показывай, Александр, что ты тут нашел.

– Вот, там, – я кивнул на дом, и почувствовал, как внутри снова что‑то ёкнуло.

Ратников быстро перешел улицу и направился к калитке. Следом за ним пошли два милицейских сержанта и санитары с фельдшером.

– Так, особо тут не топчитесь! – оглянувшись, предупредил опер.

Фельдшер, решительного вида блондинка лет двадцати пяти, саркастически хмыкнула:

– «Топчитесь, не топчитесь», как вы это себе представляете? Мы летать не обучены. Нам человека надо спасать! Так что, позвольте…

Она решительно отстранила слегка ошалевшего от такого напора Ратникова, кивнула санитарам и скрылась за дверью. Через пару минут санитары вынеси на носилках отравленного амбала и аккуратно задвинули в «Скорую». Фельдшер села рядом с шофером и машина, сверкнув синим проблесковым маячком, развернулась и ходко покатила в город.

– Александр, – выглянув в дверь, озабочено позвал Ратников. – Посмотрите… вот так вот тут все и было?

Я вошел в дом и снова едва удержался, чтобы не расчихаться от пыли. Вокруг кучи хлама, а на грязном столе, с которого, похоже просто сбросили на пол остатки былого пиршества, ярким пятном выделялись открытая коробка шоколадных конфет, початая бутылка «Столичной», и две бутылки крепленого вина «Золотая осень»: одна наполовину пустая, вторая ещё запечатанная.

– Эх! – с сожалением вздохнул Ратников. – Просил же у начальства техника‑криминалиста вызвать. Тут для него работы на полчаса. А сами провозимся неизвестно сколько. Ну и ладно, сделаем что сможем. Главное, оформить по правилам.

Махнув рукой, младший лейтенант присел на старый колченогий стул и положил на стол дипломат. На крышке блеснул какой‑то значок или нашлепка… «КСФ» – Краснознаменный Северный флот. Однако, дипломат‑то дембельский!

– Я тут быстренько протокол осмотра напишу, – он вытащил из дипломата бланки. – А ты… вы потом распишетесь. Слушай, давай на «ты» уже!

– Давай, – согласился я. – А что, милиционеры не могут расписаться?

– Да могут, – махнул рукой Ратников. – Просто прокуратура этого не любит. Им нужны посторонние независимые свидетели. Но где их сейчас найдёшь?

– Можно соседей попросить, – предложил я. – Они уже давно в окошко выглядывают.

– Парни, – Ратников обернулся к сержантам. – Двух понятых притащите… Да, да, двух! Александр у нас свидетелем пойдет. Ну, давай, Саша, рассказывай…

Я рассказал все в подробностях, правда, без упоминания Остролицего. Что встретил девиц, которые, как мне показалось, были похожи по приметам на подозреваемых. Как они в именах запутались, как «Наташа» пыталась показать мне студенческий билет и искренне огорчилась, что потеряла его, как заинтересовались стоимостью аппаратуры и как я убедился кто они такие. А потом они уехали на авто, видимо вычислив более выгодную жертву.

– Ага, ага, – выслушав, покивал оперативник. – Я твои показания потом в машине напишу, а тот тут пылища… Говоришь, темно‑синяя «тройка»? Ага, ага… А прав‑то у потерпевшего не было! Вообще ничего в карманах. Все выгребли подчистую, даже ключи.

– Хм… – удивился я. – Ну, а права‑то им зачем?