– Колечка, – обратилась она к Хромову. – А что там с нашим телефоном? Ты же давно обещал старухе чудо показать. Я уж соседкам наболтала, что скоро у меня аппарат без провода появится!

Коля, краснея под пристальным взглядом заерзал на стуле.

– Да вот незадача вышла, – начал он, тщательно подбирая слова, как нас и инструктировали. – Батарейки, понимаете… Специальные, энергоемкие. Заряд у них кончился. А без них телефон, что машина без бензина.

Старушка прищурилась, и на ее морщинистом лице мелькнула тень сомнения.

– Так ты принеси его без батареек, я хоть посмотрю, – с хитрой улыбкой предложила она. – А батарейки… да я из своего фонарика выну! Или в «Юности» куплю, там сейчас японские появились!

– Нет, – твердо, но вежливо покачал головой Коля. – Из фонарика не подойдут, уж поверьте. Там система питания… особая. Такие элементы днем с огнем не сыщешь. Нужно ждать новой партии с завода.

Старушка тяжело вздохнула, потом пристально посмотрела на Колю. Было видно, что просто так она не отстанет.

– Ну, может, не совсем такие, как в фонарике. А от этого… как его… от транзистора! У моего покойного супруга целая коробка разных батареек осталась, под кроватью пылятся. Может, там подходящая найдется? Я сейчас схожу, принесу!

Коля чуть не поперхнулся чаем.

– Вера Семеновна, нет, не трудитесь! – он замахал руками, словно отбиваясь от роя пчел. – Там… там нужна особая полярность! И напряжение стабильное. Самодеятельность тут… она губительна для аппарата. Он может… сгореть. Окончательно.

Он произнес это с такой трагической интонацией, что старушка наконец отступила, разочарованно хмыкнув.

– Эх, наука… Все у вас сложно. Раньше телефон был – десять кнопок, шнур. И все работало.

Она налила нам по второй чашке чая, и в комнате повисла неловкая пауза, нарушаемая лишь тиканьем ходиков с кукушкой. Пользуясь затишьем, я решился на осторожную разведку.

– Вера Семеновна, а прежний‑то ваш жилец не появлялся? – спросил я как можно более непринужденно, делая вид, что интересуюсь чисто из вежливости.

Старушка на мгновение задумалась, перебирая пальцами край салфетки.

– Который инженер‑то? Нет, милок, не появлялся. Пропал. А он и раньше‑то редко бывал. Как тень. Приезжал – уезжал. Командировки у него, говорил.

– А, значит не видели? – вполголоса спросил Коля, тоже заинтересовавшись.

– Ну почему же, видела. Да только считай ночью всегда его и видала! – махнула она рукой. – Тихий, вежливый. Деньги за квартиру исправно вперед платил. Заботливый.

– Заботливый?

– Ага. Ночью или поздно вечером всегда приходил, а я в это время у же сплю. И вот чтобы не тревожить меня, он стучался так аккуратно, чтобы я ночью не пугалась, понимала, чтобы – свои идут.

Она подняла палец, показывая.

– Три раза быстро‑быстро, вот так: тук‑тук‑тук… Потом пауза, и еще один разок, уже медленнее. Говорил, мол, это чтобы вы знали – свои пришли. Я ему и дверь не глядя открывала.

Вот тебе и заботливый. Даже тут шифровку придумал.

– А вы чего варенье мое не кушаете? – спохватилась старушка. – Это из крыжовника, с вишневым листом. По секретному рецепту.

Она с нежностью подвинула ближе к нам маленькую хрустальную розетку с прозрачным желе, в котором, как изумруды, застыли ягоды.

– Я его по‑особому готовлю, – с гордостью поведала она, и ее глаза оживились. – Ягоду надо брать чуть недозрелую, твердую, и варить в один прием, но на самом медленном огне. А вишневый лист дух дает, свежесть. Покойный муж обожал. Ешьте!

Мы послушно намазали душистое варенье на хлеб, а старушка, глядя на нас, казалось, на секунду перенеслась в те времена, когда ее стряпня была центром большого и шумного семейного мира.

Допив чай, я уже собирался уходить, как что‑то лязгнуло в подъезде. А потом из прихожей донесся звук.

Тихий, сухой стук.

Тук‑тук‑тук… Пауза. И еще один, заключительный, негромкий удар в дверь.

…тук.

«Тук‑тук‑тук… пауза… тук».

Тихий стук в дверь произвел эффект разорвавшейся бомбы. Мы с Колей переглянулись и застыли, как статуи, словно опасаясь, что любое наше движение, даже глубокое дыхание, спугнёт того, кто находится с той стороны двери. Того, кто пытается войти, явно рискуя в сложившейся ситуации, а значит, готовый на любые решительные действия. Я понимал, что действовать он будет тихо, стараясь не привлечь внимания со стороны, но от этого он был ещё более опасным, чем бандиты‑налётчики с оружием в руках, взламывающие дверь.

«Тук‑тук‑тук… пауза… тук».

Стук повторился чуть громче. А он настойчивый. Значит, ему реально очень надо попасть в квартиру. Хорошо, что хозяйка не дала ему запасные ключи. Или дала? Я вопросительно посмотрел на старушку, она только пожала плечами и тихо шепнула:

– Вот ведь… Барин‑то вернулся…

Её невозмутимое спокойствие ещё больше встревожило, и ледяная волна прокатилось по телу. Моё сердце совершило уже привычный кульбит: сначала в пятки, потом в горло, и забилось там пойманной птицей, словно пытаясь вырваться на свободу из одурманенного адреналином тела. Я сделал «глубокий глоток», сопровождая его движением шеи, надеясь, что это вернёт сердце на место. Помогло.

Белый, как мел, Коля стоял без движения, но было видно, как часто поднималась его грудная клетка. Понятно, тоже «адреналинчика схватил». Странно, что у нас обоих резкий выброс адреналина вызвал одинаково‑нетипичную реакцию. Обычно люди краснеют и возбуждаются. Мы же, казалось, оледенели.

Я медленно поднял руку и поднёс указательный палец к губам, жестом призывая их обоих молчать. Как можно более бесшумно, на цыпочках, подошел к окну, слегка отодвинул штору и выглянул на улицу. Старенькая, запылившаяся «Волга» стояла на месте. Неужели слежка Сидорина пропустила шпиона? Или с ними что‑то случилось?

Вглядываясь в вечерние сумерки, я осторожно поколыхал краем шторы, стараясь привлечь внимание сидевших в машине. В тот же миг тусклый блик от сигареты за лобовым стеклом обозначил условный знак «всё в порядке». Но как может быть всё в порядке, если сейчас у двери стоит Сокол и упорно пытается проникнуть в квартиру?

«Тук‑тук‑тук… пауза… тук».

Нет, ну это просто невыносимо! Новый выброс адреналина бросил меня в жар. Сейчас я был готов рвать и метать. Ничего не понимаю! Наружная слежка спокойно пропустила шпиона, не предупредив нас об этом. И куда смотрят «молодожены» из квартиры напротив? Они что, реально устроили себе «медовый месяц»?

Я выглянул в окно, и сидящий в машине человек приблизил лицо к лобовому стеклу и совершенно открыто кивнул, мол, всё в порядке, даже рукой махнул, типа «сиди, не рыпайся».

Это могло означать только одно: в квартиру стучит не Сокол. Но кто? Неизвестный связной, которому тот сообщил условный сигнал? Но наружка не могла пропустить чужого человека в подъезд, не уведомив нас об этом.

Мысль о том, что это всё‑таки опасность, прочно поселилась в голове. В сложившейся ситуации нельзя быть беспечным. Любая ошибка может дорого нам обойтись. Меня несколько насторожила настойчивость, с которой нежданный визитёр пытался попасть в квартиру. Любого человека насторожило бы, что хозяйка не открыла с первого раза, как это бывало раньше. Но он упорно продолжал настукивать условный сигнал. Значит, ему крайне необходимо попасть внутрь.

«Тук‑тук‑тук… пауза… тук».

– Вера Семеновна, – тихо сказал я. – Сейчас Вы откроете, но будьте готовы сразу отойти.

– Это еще почему? – возмутилась старушка, явно недовольная тем, что я пытаюсь командовать в её квартире.

– Ну… на всякий случай, – примирительно улыбнулся я и подмигнул. – Вдруг он быстро войдёт.

– Почему это? – прищурив глаза спросила она.

– Да мало ли что, – подсоединился Коля. – Может быть ему в туалет очень хочется. Вон, как настойчиво барабанит.

– А‑а‑а, – понимающе протянула старушка.