Затяжной дождь со снегом, идущий вот уже несколько дней почти без остановки, наконец закончился, сменившись под вечер колючим, промозглым ветром. Я шел домой, уставший и вымотанный внутренней борьбой. Мысли о Гребенюке так и не отпускали. Брел на автопилоте, не глядя по сторонам.

Проходя мимо улицы Маяковского, наступил на развязавшийся шнурок. Ругаясь про себя, я присел на корточки у стены гаража, чтобы завязать его. И в этот момент услышал голоса. Сдержанные, но достаточно четкие, чтобы различить их. Один из них мне был знаком.

Голоса доносились из‑за угла дома, где жил Метелкин.

– Ну, малец, давай, вспоминай, – это был низкий, вкрадчивый голос Виктора Сергеевича, который я узнал бы из тысячи.– Как он выглядел? Тот, кто тебе два рубля дал.

Я быстро сообразил о ком идет речь и замер, не в силах пошевелиться.

Осторожно, буквально на сантиметр, я высунул голову из‑за угла гаража.

Картина была, как в плохом детективе. У подъезда ждала черная «Волга», но Метелкин в своем дорогом пальто, несмотря на непогоду, не спешил сесть в салон, а стоял чуть в стороне, слегка наклонившись. Перед ним, понурив голову, стоял один из тех пацанов, которых я попросил подбросить Виктору Сергеевичу письмо с фотографией. Лицо пацана было бледным, губы дрожали. Рядом, с ними побагровев от ярости, топал ногой тот самый консьерж.

– Он, ясное дело, ихний предводитель! – рычал консьерж, тыча пальцем в пацана. – Я его сразу запомнил! Морда хулиганская! Это он забегал, когда я за другими гонялся! Точно он!

– Я… я ниче… – пацан плакал, глотая слезы. – Какой‑то парень… Он вроде здесь где‑то живет… Я его раньше не видел… В плаще таком старом и в шапке, на глаза надвинутой…

Метелкин слушал, не перебивая. Его лицо было каменной маской вежливого интереса, но я видел, как напряжены его плечи под пальто.

– В плаще и шапке, говоришь? – повторил он мягко, и в его голосе прозвучала опасная, хищная нотка. – А голос? Запомнил голос? Рост? Никаких особых примет?

– Да не… обычный… – пацан помотал головой. – Рубль дал… потом еще рубль… Я больше не буду! Отпустите меня, дяденька!

Метёлкин, казалось, потерял интерес к захлебывающемуся слезами пацану и направился к машине.

Я понял. Круг сжимался. Быстро. Метелкин, как я предполагал, не стал привлекать официальные органы, сам начал вести расследование. И достаточно быстро нашел первую ниточку. Хлипкую, но ниточку. Эти пацаны жили тут же, во дворах. Они могли в любой день столкнуться со мной лицом к лицу. И тогда вежливый, вкрадчивый голос Метелкина прозвучал бы уже для меня.

Нужно уходить, и как можно скорее.

Внезапно из‑за угла, виляя хвостом, выскочила рыжая дворняга. Она тут же устремилась прямо ко мне, деловито обнюхивая мои брюки. От одежды еще слабо, но пахло теми самыми пирожками, я же стоял рядом с Плотниковым, когда он открывал свою помятую коробку.

«Нет, только не это, – промелькнуло у меня в голове. – Этого еще не хватало!»

Я попытался незаметно отогнать ее жестом, но собака, видимо, приняла это за начало веселой игры. Она радостно тявкнула и подпрыгнула, пытаясь лизнуть мне руку. Я отшатнулся, но она снова последовала за мной, теперь уже сопровождая свои прыжки громким, заливистым лаем, призывая, по всей видимости, поиграть всерьез.

– Иди отсюда! – зашипел я. – Кыш! Не до тебя сейчас! Потом поиграем! Потом…

В этот самый момент, когда я пытался безуспешно утихомирить нового «друга», поднял голову, мой взгляд столкнулся с ледяным, изучающим взглядом из окна черной «Волги», только что подъехавшей к гаражам.

Виктор Сергеевич улыбнулся, наблюдая за всей этой комичной, но, как мне казалось, зловеще‑неуместной сценой. Бесшумно, как всегда, словно приведение, он вышел из машины, посмотрел на меня и в его прищуренных глазах я прочитал безмолвный, но очень четкий вопрос:

– Александр? Что ты тут делаешь?

– Ба‑а‑а‑а! – я нацепил на лицо самую обаятельную улыбку, словно встретил лучшего друга после долгой разлуки. – Здравствуйте, Виктор Сергеевич! Марина не вернулась еще?

– Нет, все еще в Москве…

– А я вот в «Мелодию». Думаю, подарочек ей купить к Новому году. С духами боюсь ошибиться, а музыку она, кажется, любит. Не подскажете, что бы лучше?

Я сыпал словами, не давая шпиону опомниться. Как хорошо, что магазин «Мелодия» находится в этом же доме! Как хорошо, что я это вспомнил! Вовремя.

– В «Мелодии»? – Метелкин удивленно посмотрел на меня, а потом расхохотался, причем, громко, во весь голос и, кажется, вполне искренне. – Ты бы еще в «Союзпечать» пошел. Ну, насмешил, парень, насмешил…

Достав из кармана пальто платок, Виктор Сергеевич шумно высморкался. Похоже, холодок недоверия ко мне таял на глазах.

– Вкусы ее я, честно говоря, не очень, – на его лице появилась гримасса отвращения. – Но, то, что у нас продают, она слушать не будет, однозначно.

– Вы совсем не любите современную музыку? – с некоторым вызовом спросил я, пытаясь увести разговор подальше от вопроса о моём присутствии здесь, около его дома.

– Мягко говоря, не очень… А‑а! – догадавшись, хмыкнул Метелкин. – Ты, верно, хочешь, у этих взять… у трутней, что там трутся. Но, тогда смотри сам…

– Что вы, Виктор Сергеевич, я с такими не общаюсь, – возразил я, а потом сделал обиженно‑наивное лицо и продолжил. – А насчет «Мелодии» зря вы так. К Новому‑то году должны хоть что‑нибудь выкинуть.

– Ну, давай, давай, надейся, – хохотнул Метелкин, а потом, сделав серьёзное лицо, добавил. – Да, есть к тебе одно дело… а, впрочем, потом. Ну, бывай, до Нового года вряд ли увидимся.

– До свидания, Виктор Сергеевич. С наступающим!

– А с духами ты верно решил, – горько ухмыльнулся он, видимо вспомнив что‑то из собственного неудачного опыта. – Женщин этих никогда не поймешь. Вроде, и французские, и «Шанель», а нос воротят!

Он резко развернулся, полы длинного пальто взметнули снег. Хлопнула дверца. Мягко шурша шинами, «Волга» выехала на широкий проспект и быстро скрылась из виду.

Я перевел дух. Господи! Пронесло, похоже. И все же следовало быть очень осторожным, и у дома Метели появляться пореже. А с другой стороны, не на воду ли дую? Лица моего толком мальчишки не видели, голос вряд ли запомнили, да и мало похожих голосов? И походка у меня стандартная, бодрая, как у всех молодых людей. Артритов, артрозов и прочей суставной гадости еще нет. Так чего бояться‑то? Уж точно, не опознают.

Идея с музыкальным магазином мне, кстати, пришлась по вкусу. И впрямь, скоро Новый год, пора о подарках подумать. Наташа, кстати, тоже музыку любит… Но, вкусы у нее попроще, чем у Метели. Вот той попробуй еще, угоди. И все же, Маринку, несмотря на всю ее стервозность, без новогоднего подарка оставлять не стоит.

Мерзнувшие неподалеку от входа в «Мелодию» жучки‑спекулянты тоскливо проводили меня страждущими взглядами. В основном здесь торговали (а лучше сказать, спекулировали) теми же советскими пластами, бывшими в дефиците. Еще болгарскими иногда, но это уже совсем край, причем «глухой» напрочь. А можно и вообще на мошенников нарваться, которые подсунут фальшивку. Я вспомнил, как совсем недавно Серёгу вытаскивали из милиции и вздрогнул.

Один все же двинулся за мной и уже у самых дверей, оглянувшись по сторонам, процедил сквозь зубы:

– «Зодиак» нужен? Два альбома.

Я даже цену не стал спрашивать. И так знал, что по червонцу.

Я его гордо проигнорировал и вошел в магазин. В отделе «Эстрада» уже собралась приличная очередь, и это был хороший знак! Значит, все же что‑то дефицитное выбросили.

– Кто последний? За чем стоим?

Давали двойной альбом Пугачевой «Как тревожен этот путь». Записи хорошие, но уже, увы, безнадежно старые. «Старинные часы», «Маэстро», «Соломинка». Такой бы альбом да годика два назад, цены б не было. А так… тем более, конверт не двойной, пластинки по отдельности. Зато красивые, глянцевые, это да.