Парнишку звали Пифагор, потому как учился он в какой‑то математической спецшколе. Как его только туда пускали с такими‑то волосищами? Верно, в математике толк знал.

Девчонка, то ли Гроза, то ли Тучка, ничем особенным мне не запомнилась, разве что тем, что часто крутила обруч. Правда, непонятно зачем? И так была тощая.

Когда я пришел, Пифагор и Тучка (или Гроза) как раз разжигали костер. Девчонка умело сложила веточки «домиком» и зажгла одной спички!

– Привет, пионеры! – поздоровался я. – Ты где так костры разжигать научилась?

– В туристской секции, – заулыбалась Гроза (или Тучка). – Хочу Игоря… Ну, Пифагора, туда затянуть, так упирается! Вместе бы в походы ходили!

– Ага! А вдруг дожди на всю неделю?

– Так в дождь‑то еще интересней!

– Пионеры, Леннон не приходил?

– Нет еще. Но скоро бы должен… – девчонка неожиданно улыбнулась. – Книжку мне обещал принести.

– Книжку? – сразу же насторожился я. – Что за книжка?

– «Мастер и Маргарита», Булгакова, – Тучка‑Гроза горделиво приосанилась. – Давно хотела прочесть, да вот нигде не достать. Леннон сказал запрещенная… Да только вот я не помню, кто и когда ее запрещал? А еще какое‑то фуфло втюрил! Тоже типа запрещенка… «черная…» что ли. Я глянула, мама дорогая! Стиль какой‑то пафосный и одновременно корявый, абзацы словно бы из разных мест надергано. Ну, совершенно невозможно читать! Другое дело – Булгаков! Эх, притаранил бы…

– А вот эта, «Черное время»…

– Я ее сразу же и вернула.

– Н‑да‑а… – присев на корточки, я протянул руки к огню. – Вот уж не думал, что Леннон литературой увлекается!

– Он и не увлекается, – пожал плечами Пифагор. – Так, вид делает. Модно же! Интересно, где только такие книжки берет?

Вот и мне было очень интересно!

– Так он, может, как‑то пояснил откуда… Ну, неужели не похвастал?

Ребята переглянулись.

– Так ведь и хвастал же! – хмыкнула Тучка. – Ну, Пиф, помнишь? Я, говорит, в таком месте был! Там и предложили…

– А что за место?

– С Метелью он куда‑то ходил, – Пифагор подул на огонь. – Вернее, Метель его водила. А нас не взяла, сказала, маловаты еще.

– Ну, это она правильно сказала.

Значит, Метель… А куда она могла повести Леннона? Так у него и спросить! Вон он, как раз, явился, не запылился.

За деревьями замаячила сутулая фигура Виталия, с гитарой в зеленом, оклеенном значками, чехле.

Не дожидаясь, я встал и быстро зашагал навстречу. Нет, не настучать по очкам, хотя очень хотелось! Просто напугать, и как следует!

– О, Сань, хеллоу!

– Ты вчера Гребенюку книжку давал?

– Э‑э…

– Его родоки спалили, так он ее мне! Едва спрятать успели.

– Уфф! – с облегчением выдохнул Леннон. – Значит, у тебя она.

Я покивал:

– У меня. Прочитаю, верну. Или срочно надо?

– Да, нет, пожалуйста, читай! – поправ очки, негромко рассмеялся Виталик. – А Гребенюку я больше ничего такого не дам! Ну, Серый… А, вроде, солидный чувак!

– Он не по книжкам вообще‑то.

– Да знаю… – вытащив из кармана пачку «Родопи», Леннон протянул мне. – Будешь?

– Не курю.

– А, забыл… – чиркнув спичкой, он закурил сигарету и вдруг признался. – Просто надо было хоть кому‑то отдать. Тебя бы встретил, дал бы тебе. Ну а тут Серега… Ну, просили просто. И чтоб обязательно потом сказать, понравилась книжка, или нет? И что именно понравилось… Ну, стиль там, язык, идеи и все такое. Я в этом не очень. Так ты прочтешь, скажешь?

– Конечно, – заверил я. – И хорошо бы в тусу с тобой попасть.

– Но, там с Метелью надо. Так ты с ней…

– Ладно, разберемся… Слушай, ты еще Булгакова…

Ленно прищурился:

– Гроза проболталась? Но, я книжку‑то попросил… Принесу уж!

Кивнув ребятам, уже подошли еще трое, Леннон уселся на старый раскладной стул и тронул струны гитары:

'Ты можешь ходить, как запушенный сад,

А можешь все нагло сбри‑и‑и‑ть!'

Я пристроился неподалеку, на скамеечке, и задумался. Интересный какой антисоветчик получается! Оказывается, ему нужна обратная связь! Ну, надо же. Этак, скоро автографы оставлять начнет, «Лейтенанту КГБ Сидорину с почтеньем от автора!»

И кто б это мог быть? Метель повела на тусовку… Опять на Весну, что ли? Интересно, на этот раз куда? Прежняя‑то квартира засвечена. А Весну много кто любит… Не потому, что такой уж талант, а, скорее, просто мода такая. На квартирники, на фронду… Типа, государству в пику: вы нам гайки закручиваете, а мы вот! Ох, Юрий Владимирович, гибче бы надо, гибче! Особенно с молодежью…

«Кого ты хотел удиви‑и‑ить?»

Да вот именно! Кого хотел удивить автор «Черного времени»? Кого и зачем? Зачем я писал эти статьи, понятно. Хоть что‑то пробудить, и определенных людей… в том числе и у облеченных немаленькой властью! А зачем это компилятору? Впрочем, у него, скорее, иная цель. Совсем‑совсем иная… Если он действует по заданию – тогда ясно. Тогда нужно вывести из‑под удара хороших знакомых и сдать его ко всем чертям лейтенанту Сидорину. Правда, лейтенант ни о чем таком не намекал… Так на то он и кэгебешник! Рыцарь плаща и кинжала, блин. Такому попробуй только поверь!

А, если, автор просто ищет хоть какой‑то славы? Сидорин кстати, на что‑то подобное намекал…

Но, это ж какое самомнение надо иметь! Или желание. Желание, при средних способностях, хоть как‑то выделиться, выдать эпатаж за талант! Тогда антисоветчина тут вполне прокатит. Особенно, среди неокрепших умов.

Вообще же, что гадать? Надо просто вычислить автора! А для того надо попасть на тусовку.

Вот уж это‑то было легче легкого. Я увидал за кустами знакомую куртку Метели. Ребята ее тоже заметили:

– О, Метель идет!

– Привет, Метель! Как дела?

– Вашими заботами! – рассмеялась девчонка.

Похоже, внимание малолеток Маринке льстило. Потому что никто другой такого внимания не оказывал? Кажется, она влюблена в Весну, в Костика… А у того есть другая!

– Метель, что спеть?

– Леннон, друг мой! Дай гитару Саше…

Я пожал плечами, а почему бы и нет? Давно ведь не играл уже… Да и вообще, не надо играть в загадочность и считать себя выше других.

– Берите, маэстро! – с поклоном протянул гитару Виталик. – Что вы будете играть?

– Комические куплеты!

– Что‑о?

– Саша шутит, – присаживаясь рядом, рассмеялась Маринка.

Да‑а, судя по всему, это общение было ей очень нужно, и именно здесь, в старом заброшенном парке, в компании малолеток и вообще, черт‑те кого, она могла вести себя искренне, не манерничать, и быть самой собой.

– Может, «Кафе Лира»? – несмело предложил кто‑то…

– Кафе? – я улыбнулся, вспомнив ма‑аленькую пластиночку Тухманова. Всего две песни. Зато какие!

– Кафе, так кафе…

Я правда, боялся, что не вытяну… Голос‑то на пластинке был шикарный! Но… раз уж взялся за гуж…

«Кафе называлось как странная птица – 'Фламенго»,

Оно не хвалилось огнями, оно не шумело…'

Песня называлась «Памяти гитариста». Кому она посвящалась, Джими Хендриксу или Виктору Хара, я не знал, да, наверное, это было сейчас не так уж и важно.

Песня цепляла! Брала за шиворот и властно тащила за собой… а потом немножечко отпускала, падая в минорную грусть… И снова взрывалась!

'С таким…

торжеством…

Он бросал свои пальцы на струны!'

О, как все слушали! Девчонки даже прослезились…

Гроза‑тучка округлила глаза:

– Клева как! Ведь правда? Это Рождественского стихи, я знаю.

– Спасибо за песню, Саш… – встав, поблагодарила Метель. – Прогуляемся?

О! Оказывается, я ей тоже зачем‑то понадобился. Снова игра, интриги?

Мы медленно шли по старому парку. Шуршала под ногами опавшая листва, пахло старой травой, и бледно‑желтое стылое солнце мерцало квелыми отблесками давно ушедшего лета.