– Вызывай, – кивнул отец.

Я нажал кнопку с трубкой. Раздались короткие гудки в динамике – аппарат пытался отправить вызывной сигнал в эфир. Мы оба замерли, вглядываясь в ТКСС‑1, как будто от нашего взгляда зависело его решение работать.

И вдруг из‑за двери, из прихожей, донесся резкий, требовательный звонок городского телефона. Аппарата ВЭФ, который висел у нас на стене уже двадцать лет.

Звонок был таким обыденным, таким привычным. Но в тот момент он прозвучал как симфония. Как голос из другого мира.

У меня перехватило дыхание. И сразу же напряжение, а вдруг случайность? Вдруг это кто‑то другой звонит? Соседи? Друзья? Просто ошиблись номером?

В глазах отца промелькнуло все тоже самое. Он метнулся к двери, распахнул ее и помчался в прихожую. Я, не выпуская из рук мобильника, побежал за ним.

Отец снял трубку.

– Алло? – его голос прозвучал хрипло от волнения.

Из динамика ТКСС‑1 в моих руках донесся его же голос, чуть искаженный, с легким шипением, но абсолютно четкий и узнаваемый.

– Алло? Пап, слышишь?

– Слышу! – почти закричал он в трубку, и его крик тут же раздался из моего аппарата. – Слышу прекрасно! Сашка, ты меня слышишь?

– Слышу! Слышу, пап! – я засмеялся, и мой смех, преображенный электроникой, пророкотал из динамика в прихожей.

– Слышишь?

– Слышу!

– А ну в другую комнат!

– Есть!

Теперь мы стояли в разных комнатах, разделенные стеной. Он с обычной телефонной трубкой у уха, я с самодельным кирпичиком из пластика и текстолита. И мы разговаривали. Без проводов.

– Как слышимость? – спросил я, стараясь говорить спокойно, но у меня не получалось. Сердце колотилось где‑то в горле.

– Отлично! Небольшие шумы, но голос чистый! Гораздо лучше, чем на рации! Сашка, ты понимаешь? Понимаешь, что это?..

Он не договорил. Он вышел из прихожей, все еще не кладя трубку, и остановился передо мной. Мы смотрели друг на друга: он с сияющими, влажными глазами, я с ТКСС‑1 в дрожащих руках.

– Получилось…

Он положил трубку аппарата ВЭФ на место. Звонок оборвался. В тишине комнаты было слышно только легкое шипение из динамика моего аппарата.

Вот оно. Свершилось.

И в эту секунду до меня дошло. Окончательно и бесповоротно. Это не просто «папина игрушка», не просто крутая самоделка, за которую бы ему дали первый разряд на выставке технического творчества.

Это прорыв. Технологический прорыв, которого ждут, но до которого еще лет пять, а то и десять. Полноценная мобильная связь. Здесь и сейчас. В этой самой хрущевке, в городе, о котором никто не слышал, ее собрали два гения‑самоучки – мой отец и застенчивый очкарик Коля.

Да, на рынке – на зарубежном рынке! – уже есть фирма Motorola, которая делая самые первые неуверенные шаги в этом направлении. Но наша страна начнет это движение еще не скоро. А вот если все закрутиться прямо сейчас… Догнать и перегнать…

Мозг заработал с бешеной скоростью, выстраивая цепь последствий.

Если это дать стране… Если поставить на поток… Если не засунуть в долгий ящик под грифом «совершенно секретно», а внедрить…

Советские инженеры и связисты получат колоссальную фору. Не нужно будет тянуть бесконечные кабели через тайгу и тундру. Геологи, строители, спасатели, врачи в отдаленных районах – все будут на связи. Это поднимет всю экономику, всю логистику, всю оборону на новый уровень. Это будет мощнейший ответ на вызовы времени, демонстрация силы не военной, а интеллектуальной. Технологический рывок, который поставит СССР в авангард связистики будущего.

– Пап, – голос у меня сорвался. Я смотрел на него, на этого уставшего, лысеющего человека в засаленном халате, который только что перевернул мир. – Ты… ты понимаешь, что ты сделал?

– Понимаю, сынок, – тихо сказал он. – Но это не только моя заслуга. Твоя в первую очередь. Ты ведь идею дал. Теперь главное, чтобы это поняли… «там».

Он кивнул на потолок.

– А вот чтобы это поняли «там», – я повторил жест отца. – И нужен я со своей профессией!

В автобусе пахло махоркой, да так сильно, что щипало нос и слезились глаза. Водитель смолил самокрутку и на ленивое бурчание бабушек не обращал внимания.

Вечерело. Я ехал, уткнувшись лбом в холодное стекло, и чувствовал себя агентом на задании. Смешно. Но именно этим агентом я сейчас и был. Необходимо выяснить про эту самиздатовскую книгу все. И поставить точку в этом деле. А чтобы это сделать, нужно попасть на квартирник.

Автобус свернул с шоссе и похрустывая щебенкой, поплелся по дачным проселкам. За окном проплывали темные силуэты заборов, огоньки в окнах, голые, скрюченные ветром ветви яблонь.

Я нахмурился. Обычно квартирники, из названия понятно, проводят в квартирах. А тут… Метель конечно затейница, организовать все… на даче! Впрочем, когда нет места и такое сойдет. Лишь бы крыша над головой была.

Наконец, автобус, кряхтя, остановился на какой‑то площадке, обозначенной кривым фонарным столбом.

– Конечная, – сипло объявил водитель.

Я вышел в промозглый сумрак. В воздухе пахло печным дымом.

Дачник массив «Родничок». Такое себе место. Добраться сюда отдельное приключение.

Дачу Метели я нашел сразу, она была видна издалека. Не типовой шестисоточный «домик в деревне» с голубыми ставнями, а капитальное двухэтажное строение из красного кирпича, с высокой трубой и остроконечной крышей. Окна горели ярко, неестественно ярко для дачи, должно быть, включили весь свет.

Меня встретила сама Марина. Она выскочила из резных ворот, закутанная в пуховую шаль.

– Приехал! А я уж думала, передумал. Идем быстрее, холодно же!

Она схватила меня за рукав и почти потащила за собой по дорожке, посыпанной желтым песочком.

Дача конечно поражала. Ухоженная территория, и явно тут трудится не сам отец Марины. Для такого нужен знающий человек. Неужели садовника приглашают? Никаких плодово‑ягодных растений. Только аккуратные сосенки, словно с картинки.

В прихожей все стильно, все из дерева. Под ногами толстый ковер.

Я снял куртку и застыл, разглядывая обстановку. Дорого, богато.

Марина, увидев мой взгляд, нервно рассмеялась:

– Ну что, как тебе наша «скромная халупа»? Папино царство. Он тут боярствует, когда не в командировках.

Она провела меня по коридору. Мебель была не из «Детского мира» или «Москвы», а явно из спецраспределителя или привезенная из‑за границы: массивная стенка с витринами, с хрустальными наборами и сувенирами.

– Командировки… – протянула она, с иронией глядя на портрет отца на стене. – Уехал, как всегда, «на объект». Но я‑то знаю, его люди за мной присматривают. Чтобы я, не дай бог, ничего такого не вытворила. Чтоб «честь семьи» не опозорила.

Она подошла к окну, отодвинула тяжелую портьеру и показала на темную улицу.

– Видишь, вон там, у поворота, стоит «Волга»? Стемнело. Зажгли габариты. Сидят, курят. Следят. Думают, я не вижу.

Она отпустила занавеску и повернулась ко мне. В ее глазах был вызывающий, почти лихорадочный блеск.

– Вот я и решила – назло им всем! Пусть смотрят. И пусть докладывают. Плевать. Устрою тут такой квартирник, что весь дачный поселок всколыхнёт! И ты здесь. И Леннон будет. И другие. И никто мне ничего не сделает. Праздника хочу.

Она говорила с вызовом, но в ее голосе слышалась не уверенность, а скорее отчаянная бравада ребенка, который пытается крикнуть страшному миру, что он его не боится. Я выглянул в окно. Ага, и в самом деле та самая бордовая «Волга». Ожидаемо. Ладно, пока они вместе с отцом верят в мою легенду, кстати, появление на даче только усилит это, я в относительной безопасности.

– Ну, чего застыл? Пошли песни петь!

Из‑за двери доносились первые, робкие аккорды гитары и сдержанный смех. Тусовка уже начиналась.

Марина снова взяла меня за рукав.

– Тут кое‑кто уже ждет не дождется с тобой познакомиться.