По всему видно было, что директора здесь уважали и побаивались. И ведь было, за что уважать. Светлые коридоры с репродукциями картин известных художников, просторные кабинеты с полированными столами‑партами и густо‑зелеными классными досками. Телевизоры… и даже видеомагнитофон. Японский!

– Вообще‑то, у нас три таких, – скромно признался директор. – Финансирование, что и говорить, хорошее. Да и ребята почти все от колхозов стипендию получают. Восемьдесят рублей! Для подростка – шутка ли? Потому и рычаги влияния на них имеются. Вот и дисциплиной в порядке. Вот только мая я всегда жду со страхом…

– А что так? – я удивленно моргнул.

Георгий Викторович махнул рукой:

– Понимаете, у нас в мае полевая практика начнется. А там соблазны! Второй, третий курс у нас уже сами трактора гоняют, мастера не особо присматривают… А там бабуси уже на дороге ждут! Целая засада.

– Засада? – удивился я.

– Ну, огороды‑то всем пахать надо! Ладно еще, «Т‑150», он большой, в личный огород плохо влазит. А вот если «Т‑40»… Да даже и «Беларусь», но тут надо виртуозно…

– Так в чем же беда‑то? – не понял я.

Директор покачал головой и горестно махнул рукой.

– Бабули с ними самогонкой расплачиваются. Ну, какая еще в деревне валюта? Так я поговорил с местными, чтоб лучше деньгами платили, а то издам приказ о запрете под угрозой отчисления из училища. Конечно, такого приказа я издавать не мог бы. Но кто об этом знает.

– Правильное решение, – одобрил я. – Значит вопрос решен?

– Всё не так просто, – снова вздохнул директор. – Ну, много‑то наши не брали, максимум «трешницу». А уж совсем одинокой бабусе могут и просто так вспахать, в порядке шефской помощи.

– Да и лишняя практика не помешает, – поддержал его я, увидев, что он начинает хмуриться.

– Прошлым летом дело уголовное завели! – с отчаянием произнёс он. – Сказали, «нетрудовые доходы»… Хорошо хоть условно получили. Но! Парни до сих пор с судимостями ходят. А парни то хорошие! Активные, и в ансамбле, и в смотре песни и строя, и… Я вот думаю, нельзя ли им помочь? Может быть, через вас, через прессу, получится?

– Можно попробовать, – заверил я. – Особенно в свете декабрьского постановления о создании частного предпринимательства. А кто следователь?

– Ой, как там его… – Георгий Викторович задумчиво посмотрел в окно, на черную дымящуюся трубу кочегарки. – Вальяжный такой… молодой. Капитан.

– Случайно, не Зверев?

– Точно, Зверев! – закивал директор. – Константин… Сергеевич. Да, он! А вы, что же, знакомы?

– Так, слегка… Но про ваших ребят я у него спрошу. Обещаю! И попробуем все эти «левые» вспашки как‑то узаконить. Времена‑то сейчас другие. Хорошие времена!

– Девчонки там, у‑ух! – заливал у крыльца редакции мой коллега Серега Плотников. – Все, как на подбор, красотки! Не маляры‑штукатуры, а какие‑то манекенщицы! А их «путяга» настоящий Дом мод! «Монтана», «Ливайсы» и прочее. Наша «Селена» тоже.

Федя, водитель, и новый молоденький грузчик Егор, слушали, открыв рот.

– И с чего ж они так поднялись‑то? – докурив, поинтересовался шофер.

Плотников понял вверх указательный палец:

– С практики! Нынче же сделка везде. Хозрасчет. А девчонки трудяги, пашут. Чего ж не пахать‑то, коли нормальные деньги сами в руки плывут?

– Этак туда по осени конкурс будет, не хуже, чем в МГИМО! – подойдя к ним ближе рассмеялся я.

Серега тоже хохотнул:

– Ну, а чего ж?

– Э, стоят, лясы точат! – рассерженно выглянула из подсобки завхоз, Людмила Ивановна. – Феденька, Егор! А ну, давайте‑ка живо за тиражом!

Вечер восьмого марта мы с Наташей пришли в гости к Гребенюку и Валентине. Они по‑прежнему снимали квартиру вместе, и считали себя практически семьёй. Мы купли шампанское и две бутылки болгарского вина, Наташа сделала очень вкусный торт из печенья, творога, молока и какао с народным названием «шалаш». Валентина, хоть и была очень загружена работой на производстве как дизайнер, и вообще, была «Селене» почти главная, тоже не ударила в грязь лицом, и как раз к нашему приходу поставила в духовку картофельную запеканку с фаршем и майонезом. Я начал исходить слюной еще в подъезде.

Международный женский день мы решили встретить спокойно, в кругу самых близких, практически по‑домашнему. И я хорошо понимал почему. После похищения, Валентина как‑то нервно относилась к большим компаниям малознакомых людей. Хотя, вообще‑то, она держалась тогда молодцом! Притворилась слабой и покорной, даже плакала… Потом быстренько освободилась от веревки на запястьях, даже арматуру где‑то нашла. Которой едва меня не заколола. Хорошо, я увернулся. Да, и мы с Гребенюком вовремя подоспели. И Сидорин со своими людьми.

Сидорин, модно прикинутый офицер КГБ, кстати, получил внеочередную звездочку на погоны. Думаю, наше сотрудничество выгодно обоим. Я уже многим был ему обязан, но ещё больше хотел задать вопросов и кое о чем рассказать. Точнее, кое о ком. Поверит ли он мне? И, главное, найдёт ли он способ добраться до высокопоставленного шпиона?

– О чем задумался, эй? – Наташа помахала ладонью перед моими глазами. – Оставь все свои заботы, праздник же!

Она обняла меня за плечи, её длинные золотисто‑каштановые локоны упали мне на грудь… сразу стало так хорошо, спокойно, приятно…

– О, они обнимаются уже! – громко возвестил Гребенюк, появившийся на пороге комнаты с фужерами в руках. – Стоило на минуту оставить… Валь! Я разливаю уже…

– Иду‑иду! – прокричала из кухни Валентина.

– Жду‑жду… – в тон ей прокричал Сергей, и, подмигнув, тихо и покорно добавил. – Чего уж.

Несмотря на всю Серегину брутальность, худенькая красотка Валентина была в этой паре главной, что очень нравилось матушке Гребенюка, тете Вере.

Девчоночки нынче принарядились: хоть и дома, а все же таки праздник! Наташа надела короткую джинсовую юбку и ослепительно белую блузку с кружевами. На шее красовались бусы из темного янтаря, мой подарок. На Валентине же было изящной темное платье с голой спиною… конечно, не до такой степени голой, как у актрисы Мирей Дарк в фильме «Высокий блондин в черном ботинке», но, все‑таки…

– Валентинка! – вытаращил глаза Гребенюк и не подумав ляпнул. – Ты в таком платье по улице не ходи, украдут,

Девушка сразу же напряглась, видать, вспомнила похищение, сырой темный подвал… крыс…

– А давайте выпьем, наконец! – я поспешил исправить неудачный комплимент. – Серый! Открывай!

Выстрелив, шампанское игриво перетекло в бокалы…

– Ну, дамы – за вас!

Мы выпили стоя. Потом уселись за стол и набросились на оливье. Общались. Валентина рассказывала про свою фирму, про новые модели, про подготовку к заключению контракта с польской «Одрой» и индийским «Милтонзом».

– А еще надо лететь в Ташкент! Понимаете, у них там хлопок не такой, как в Египте… Надо чтоб выращивали египетский, тогда будет отличная ткань…

Ташкент… Знаменитые «хлопковые дела», начатые еще при Андропове, вовсе не остановились. Как по секрету поведал мне Сидорин, ответственные за многомиллионные приписки так и сажались, никто реабилитирован не был, мало того, уже начались посадки в Москве.

– А потанцуем! – Гребенюк включил сверкающий двухкассетный «Шарп»…

Заиграла музыка. «I stand by you», шикарный медляк «Arabesque»…

Я обнял Наташу за талию…

Как хорошо, что она приехала! Как хорошо, что мы встретились. Как хорошо, что я вообще – здесь… Ведь там, в прошлой своей жизни, я вообще не знал Наташу, даже понятия не имел о том, что такая девушка существует. А она училась в Ленинграде, вышла замуж, да там и осталась… Кстати, и о Метели я понятия не имел, но, тут понятно, «высший свет», негде было пересечься, по неформальным тусовкам я в прошлой жизни не шарился. Метель… Что‑то давно ее не было видно. Как и ее папаши‑шпиона! Ну, с тем‑то все понятно, после гибели сообщника Метелкин затаился, залег на дно и не предпринимал никаких активных действий. Даже меня не беспокоил! Что было, вообще‑то, не худо…