— Презерватив, Саша! Мне нельзя! Я не пью таблетки!

Блядь, я забыл про гандон?

— Лисенок, я вытащу. Клянусь, — стонет в шею и обжигает дыханием кожу.

Мышцы сводит резкая судорога, приятная нега разливается внизу живота, когда он делает пробный выпад. До боли стискиваю его член внутри себя и со стоном откидываюсь на разворошенные подушки.

Язык с трудом ворочается во рту, хотя умом понимаю, что нужно воспротивиться, возразить ему.

— Саша, — удается выдавить между жаркими ударами.

— Тш-ш-ш, все хорошо. Вся ответственность на мне, лисенок.

Ага, конечно. Так я и поверила.

В ответ безмолвно вонзаю ногти в бронзовые плечи и вскрикиваю, когда входит во всю длину. Больно, мать вашу! Я же толком не подготовлена к его размерам, поэтому отчаянно ерзаю и мысленно напрягаюсь.

Потому что секс без презерватива у меня случается впервые.

Как человек, которому не повезло заиметь непереносимость оральных контрацептивов, я всегда подходила к этому вопросу бережно. В те три раза с Олегом была защита. Да и с Сашей тоже… До сегодняшнего дня.

— Ну тихо.

Слизывает проступившую слезинку и целует уголок губ, а движения немного замедляются. Короткий вздох тонет в неторопливом поцелуе, когда Саша приникает к моему рту. Хватаюсь за его густые волосы, дергаю, затем обнимаю покрепче за шею и прогибаюсь в пояснице в желании оказаться к нему поближе.

Чувствую, как он улыбается, и тут же взвизгиваю. Саша внезапно ударяет в матку и начинает безжалостную качку, от которой у меня перед глазами все плывет. Его стон сливается с моими протяжными криками.

Чем громче я ору, тем яростнее он трахает меня. Выбивает из воспаленных связок хрипы, вой и стоны. Ловит текущие слезы, зацеловывает обожжённые его поцелуями и укусами участки кожи, чтобы через секунду там появился новый след.

В какой-то момент картинка смазывает, потолок со стенами меняются местами.

Тлеющие угольки обиды и злости за глупый вопрос про Олега испаряются под натиском невероятных эмоций. Нечто невообразимо прекрасное, чувственное, яркое зарождается в груди в тот момент, когда Саша меняет положение наших тел.

Теперь мы сидим лицом к лицу. Хватаюсь за мощные плечи, а он придерживает меня под бедра. Направляет, помогает принять глубже его член. В такой позе каждый выпад ощущается острее, жестче. Близкий контакт позволяет нам синхронизироваться на каком-то ментальном уровне и понять друг друга через язык жестов.

— Обожаю твои глаза, — шепчу между всполохами подступающего оргазма и ловлю огонек безумия в угольно-черных зрачках. — Такие волшебные. Ты такой красивый, Саш.

Мне так хорошо с ним, как никогда не было с Олегом. Тепло, уютно, легко.

Как за нерушимой стеной, которая окружает со всех сторон и не дает врагам пробраться в мой мир. Уничтожить все то, что я таким трудом построила.

В какой-то момент на задворках сознания вспыхивает мысль, что я влюбляюсь в этого мужчину. Влипаю в него, как глупый паучок в красивый шарик из жвачки. Он такой же сладкий и чертовски опасный, потому что из его плена не выпутаться.

Для Александра Левицкого все происходящее между нами — игра. Как азартная личность он привык идти до победного и получать за свои старания призы. Мне нельзя в него влюбляться.

Если, конечно, я не хочу остаться без сердца.

— Блядь! — выдыхает громко.

Оргазм, точно вспышка, ослепляет нас. Лечу опять на постель в мощных судорогах, затем прогибаюсь. Кожу на бедрах и животе согревают теплые капли семенной жидкости. Где-то в мозгах проскальзывает пьяная мысль, что он все-таки успел.

Не обманул.

Наслаждаюсь моментом единения с ним, прикрываю глаза, послушно переплетаю наши пальцы.

— Хочу в тебя кончить. Безумно, лисенок, — шепчет у самых губ, но я с трудом разбираю слова. — Блядь, какая же ты…

Это сон или нет?

— Нельзя, — бормочу рассеянно и поглаживаю по влажным прядям.

Думать о том, что будет дальше, не хочу. И о той надутой королеве красоты тоже.

Кем бы она ни приходилась Саше.

— Поздно, лисенок. Здесь все принадлежит мне, — охаю, когда он неожиданно и дерзко кусает за сосок и поднимается выше к шее. — Продолжим?

— Опять?

Он виагры пережрал, что ли? Откуда столько энергии? По статистике у мужиков не больше раза или двух за ночь!

— Снова, — лукаво хохочет, и я понимаю, что высказала свои мысли вслух. — Поверь, я не другие мужики.

Кажется, последние слова Саша произносит с плохо скрываемой ненавистью. Будто ревнует меня к каким-то воображаемым мифическим существам мужского пола. Не успеваю спросить, потому что погружает язык в мой рот и заставляет утонуть в сладких волнах удовольствиях.

Вздыхаю, отдаюсь полностью завораживающим чувствам. Где-то на задворках странное беспокойство царапает затылок. Но я не обращаю на него внимания. Крепче прижимаюсь к Саше и кричу от неожиданности, когда он отрывается от меня, чтобы укусить за шею.

— Саша!

— Помечаю собственность, — мурлычет довольным тоном, затем добавляет задумчиво: — Хочу сзади.

— Са…

— А я говорил, Розочка, что отпускать дочь в Москву нельзя! Ты посмотри, а! Этот чернявый уже язык ей в кишки засунул! — раздался знакомый рев со стороны входа, и я с ужасом оторвалась от Саши, чтобы увидеть за его спиной взбешенного папу.

Упс.

«Бойся своих желаний» — не зря же говорят умные люди.

Едва я растворился в плену апельсиновых облачков и подумал, что хорошо бы видеть лисенка каждый день, как на шахматной доске выросли две незапланированные фигуры.

Теперь рассеянно наблюдаю за напряженной суетой Марины у плиты. Красная, как сваренный рак, она косится то на меня, то на родителей. Из-за чего покрытые веснушками щеки вспыхивают с новой силой.

— Чем вы занимаетесь?

Роза Антоновна поправляет уложенные в высокую прическу рыжие кудри и нарушает гнетущую тишину.

Не удержавшись, хмыкаю и передергиваю плечами. Забавно слышать рядовые вопросы после того, как получил по морде. Буквально за пару секунд до обвинений во всех смертных грехах с угрозами подать заявление за изнасилование.

Между попытками уйти от праведного гнева сопящего Артема Денисовича, проверкой барабанных перепонок на гибкость и конкурсом одевания на скорость — подумал, что рановато для знакомства с родителями. От прошлого толком не отошел. А здесь новеньких, тепленьких подвезли. Даже горяченьких.

Папаша Марины сидит на стуле напротив меня. Едва не подпрыгивает от негодования и бурлящей внутри ярости, подобно кипящему на плите чайнику. Ее мать то и дело пытается испепелить нас взором.

Теперь я знаю, откуда у Марины этот фирменный уничтожающий взгляд потрошителя. Потенциальная теща, не щадя, режет мои бренные останки острым взором. Как забитого ногами поросенка на ужин.

Но все равно замечаю интерес в серых радужках, когда отворачиваюсь. Он просвечивается сквозь рыжие ресницы.

Конечно, я понравился. Просто она строгая. Педагог, например. Меня буквально стащили с Марины. И сей факт немного мешает принять мою неземную красоту и обаяние, как объекта любви ее дочери.

— Ивенты, — цокаю, а когда ловлю вспышку непонимания, поясняю со вздохом: — Корпоративы, праздники, организация публичных мероприятий.

— В общем, клоун, — фыркает Артем Денисович, затем презрительно выгибает бровь. — Солнышко, а это точно наш жених? Приличнее ничего не валялось на той помойке?

— Тема, — строгий взгляд отпускает удавку на шее и гневно мечется в сторону противно хихикающего отца Марины.

— Что? Нет, чернявенький, я что-то не так сказал? Тогда поправь старика, чай не чужие люди. Я же открыт к обратной связи. Продвинутый. Вот у меня левый фидбэк, вот правый, — поочередно сжимает пудовые кулаки, а сам с трудом сдерживает утробное рычание. — Всегда готов, как говорится.

— Все так, Артем Денисович.