Усердно вспоминаю наш первый раз.

Я же ничего ли не проебал?

В глотке пересыхает, когда Марина вытаскивает пальцы и с отчаянным криком прижимает их к набухшему клитору.

«Ты не планировал ее трахать! Не планировал!» — летит перед глазами бегущая строка, пока в паху бурлит раскаленное добела масло.

Вот-вот рванет наружу. Да так, что зальет все вокруг.

«Ты даже презерватив не взял!» — верещит отчаянный голос в мозгу.

А не плевать ли? Я просто хочу ее. Немножко. На половину карасика. Всунул и высунул. Как комарик укусит. Но…

Дрожащий в предоргазменной судороге член красноречиво намекает, что едва он окажется в Марине — воспитывать мне выводок Левицких. Рыженьких. С веснушками. А дети в мои планы не входят.

Как и тот факт, что Марина, закатив глаза, дрожит и готовится кончить. И все также яростно терзает влажные складки.

— Все, все, все, — отталкиваю ее руку под разочарованный стон. — Тише, фурия. Игра продолжается.

Вытаскиваю пояс от гостиничного халата из кармана, словно бывалый фокусник. Ничего не соображающая от возбуждения Марина радостно поддается, не подозревая, какую коварную пытку я для нее затеял.

Когда ее руки оказываются плотно связанными, она хмурится и ищет на моем лице ответы на вопросы.

— Один-один, сука, — рычу и прикусываю тонкий кончик ее носика.

Подскакиваю с кровати под отчаянный вопль и рвущийся из груди злобный смех. Член, правда, не согласен с моим торжеством и обиженно опадает, зарываясь подальше в кожаный мешок.

Ничего. Потом договоримся.

— Немедленно отпусти меня!

— А все, все. Раньше надо было, лисенок, — насмехается черноволосый мудак, от которого я минуту назад чуть не растеклась лужей по кровати.

Не знаю, от чего мне хуже. Прерванного оргазма, ощущения вонючей субстанции на голове или глухого стыда и боли в груди.

Наверное, все вместе. Глупо повестись и отпустить внутреннюю шлюху могла только я. При взгляде на козла, который издевательски хохочет и застегивает рубашку на широкой груди. Скрывает за шелковистой тканью поблекшее слово «Потаскун».

Дай бог, чтобы оно тебе в кожу въелось, скотина!

— Отпусти! — дергаю руками, но все бессмысленно. Привязана намертво

Низ живота тянет и ноет, а пальцы стремительно немеют в оковах. По всему телу пробегают импульсы, от которых становится некомфортно. Как и от влаги между ног, что до сих пор сочится из меня.

«Шлюха, какая же ты дешевая шлюха, Мари», — горьким пеплом оседают в голове слова, произнесенные голосом Левицкого.

— Ну нет, детка, — издевательски хохочет и бесстыже роется в моей сумочке, которую, по всей видимости, захватил из коридора. — Так-с, где у нас телефончик?

— Ты что вытворяешь? Не смей!

Волнение и первая истерика проскальзывают в интонации, отчего изо рта вырывается жалобный скулеж.

— Не сметь?

Его черный взгляд обжигает похлеще раскаленных углей. Левицкий наклоняется, ставит ладонь возле моей головы и нависает громоздкой тушей. Елочный аромат ударяет в нос, но я старательно игнорирую тот.

Иначе опять заведусь. Легко и с пол-оборота.

— А когда прокатывала меня, чем думала, золотко? — шипит и отводит локон от лица. Дергаю головой. Но почти сразу попадаю в захват безжалостной драконьей лапы с аккуратным маникюром. — Думала, что легко обведешь вокруг пальца, поиздеваешься и ничего не будет?

— Это была просто шутка! — пытаюсь вырваться, но куда там. Дальше только спинка кровати, к которой я привязана намертво. — Слышишь?! Шутка! Я ничего тебе не сделала! Не занималась шантажом и…

Замолкаю, кусаю в отчаянии губу чуть ли не до крови. Вижу, как его темно-карие радужки темнеют от ярости. Теперь они напоминают тлеющие угли, в прожилках которых пляшут демонические огоньки.

— Продолжай.

Упрямо сжимаю губы, и Левицкий сдавливает пальцы. Еще чуть-чуть, и на челюсти останутся пятна.

— Говори, дрянь! — рявкает зло, отчего вздрагиваю всем телом. — Ну! Продолжай, сучка!

— Принуждением! — ору ему в ответ.

С силой отдергиваю голову и едва не сворачиваю себе шею. Боль простреливает затылок, но я не обращаю на нее внимания. В голове красный туман, а возбуждение оборачивается неприкрытой яростью.

— О, правда?

Змеиное шипение пугает до чертиков. Держусь только на одном адреналине, который тоннами вырабатывает мой ошалевший от происходящего мозг.

— Да, — цежу сквозь зубы.

— И сейчас принуждал? — тянет с издевкой, затем щелкает языком и обводит указательным пальцем правое полушарие груди. — Даже в этот момент?

Короткий вздох срывается с губ раньше, чем успеваю отреагировать. Меня ведет от елочного запаха. Внутренние защитные барьеры из хлипкого картона падают под натиском восторга. Жар под кожей оборачивает кровь в горящий бензин.

Взорвусь и не замечу.

— Д-да… — упрямо давлю сквозь стон.

— Лгунья, — шепчет Левицкий, после чего отстраняется и злобно хохочет. — Но ничего. Сама придешь. И ноги раздвинешь, в любую позу ляжешь. Моя, блядь, будешь, пока не надоешь.

— Никогда.

— Никогда не говори никогда. Знаешь такую поговорку, Мари? Теперь скажи «сыр».

— Что?

Испуганно охаю, как только Левицкий одним движением снимает блокировку с моего смартфона. Просто наводит камеру и ловит мое растерянное выражение лица в кадре. Раздается знакомое бульканье из динамика.

Начинаю в панике метаться. Дергаюсь в попытке расправить задранную юбку.

Черт возьми! Там же в галерее его фотографии!

«Какие фотографии, дура? Он сейчас кому-нибудь позвонит!»

— Нет! Не вздумай!

— Хм… Кому же мне позвонить, Мари? — словно читая мои мысли, тянет Левицкий и улыбается, как сам дьявол. Будто уже подписал контракт на мою душу.

— Никому, — верещу в отчаянии и рвусь на волю, но жесткие путы до крови растирают запястья.

— А так неинтересно. Может, маме? Или папе?

— Нет!

— Тогда кому-то из коллег? Олегу, к примеру, — Левицкий наклоняется и давит жуткую ухмылку. — Как тебе, а? Приедет, посмотрит, полюбуется, какая ты доступная шлюшка. Трахнет по доброте душевной…

Отчаянно всхлипываю и мотаю головой, потому что не в силах ничего сказать.

— Или Лена. Хочешь, чтобы Лена сюда приехала?

Вжимаюсь в спинку кровати, подбираю под себя ноги. Из горла вырываются только отчаянные всхлипы, а глаза предательски увлажняются. Жмурюсь, чтобы он не увидел моих слез. И без того скоро превращусь в горстку жалкого пепла.

— Пожалуйста, — сквозь сдавленные рыдания прорывается скулеж. — Пожалуйста, не надо, Саша.

— Что не надо, Марина?

В его голосе странная хрипотца, но я не обращаю на нее внимания. Тело сковано безжалостным льдом, руки холодеют от нарушения притока крови. В груди дыра размером с кратер вулкана, и фантомная боль постепенно становится настоящей.

Однако меня это больше не волнует. Ни капли.

Какая разница?

Жизнь и так почти разрушена. Мудак с удовольствием поиздевается надо мной и уничтожит вместе с репутацией. Левицкий наслаждается моим унижением. Для него все происходящее — очередная забава богатенького мальчика с деньгами и связями.

— Ненавижу тебя, — шепчу в пустоту и прячу горящее лицо в скованных руках. — Ненавижу. Какая же ты сволочь. Будь проклят тот день, когда я написала тебе.

Глубоко в душе понимаю, что себя ненавижу гораздо больше.

Я поддалась Левицкому. Пошла у него на поводу. Добровольно. Без всяких условий. Олег здесь ни при чем.

Во всем виновата только я.

Между «жених» и «ненавижу» я однозначно выбираю первое.

Тихий шепот Марины заставляет призрачных змей внутри меня свернуться в опасный клубок и зашипеть. Они жалят, щедро впрыскивают яд в кровь, разрушают нейронные связи, которые помогают мне в поисках решения проблем.

В нашей ситуации нет ничего веселого. В голове сценка выглядела забавнее.