Спина покрывается липким потом от предвкушения скорой встречи. Эмоции обрушиваются на голову лавиной и плотно забивают уши. Никогда и ни по кому так не скучал, а теперь схожу с ума от желания увидеть Марину.

Волнуюсь. Даже немного боюсь. Неделя тишины — плохой знак.

Впрочем, чего бы она ни накрутила в голове, я с легкостью развею это. При условии, что я нужен ей.

Пугливый стук сердца отдается вибрацией в легких. Гоню подальше дурные мысли про Марину и Олега. Ведь если она любит его, что делает в бутике с Леной?

Подруга чересчур спокойна для жены, которая гуляет с бывшей любовницей мужа. Поэтому за мыслями не сразу понимаю, что меня дергают за рукав. Прихожу в себя, когда острые ноготки впиваются в ладонь.

— Отомри, герой-любовник, — хмыкает Лена, затем кивает в сторону примерочных и подмигивает. В голубых радужках пляшет отряд чертей вокруг ведьмовского костра.

— Там идеальное платье. Порвешь — задушу.

— Куплю другое.

Дергаюсь вперед, но Лена не отпускает.

— Другое такое же нужно ждать месяц. Вечер на носу. Я предупредила.

Разогнав воздух белоснежной гривой, она кивает консультантам и уходит под цоканье каблуков своей свиты.

Решительно подлетаю к примерочной.

Я устал от недомолвок.

Никогда так сильно не хотел какой-то ясности в отношениях. Марина ворвалась в мою жизнь рыжим вихрем и, точно лесной пожар, сжигает прошлого меня. Обратила в пепел, а потом развеяла по ветру.

Я открыт для нового мира, но Марина резко захлопывает передо мной двери. Да так, что по носу бьет со всего маха.

Сучка.

Я, блядь, игрушка какая-то? Подергала за ниточки и выбросила на помойку?

Нет уж.

Как она сказала? Жених?

Поздравляю, дорогая. Распишитесь и получите. Поедет домой как миленькая. А не захочет, так я в багажник засуну и насильно увезу. Поорет и привыкнет. Нормально. Лена с Аней тоже брыкались. Теперь давят улыбки до ушей.

Аж блевать тянет.

Схема отработана, протестирована. Не вижу смысла отказываться от готовой методички. Которая, правда, летит мне в лоб, как только я переступаю порог примерочной.

Марина, прикрыв веки, танцует и напевает. Звук отсутствует. Растворяется под напором апельсинового печенья, которое цитрусовыми крошками забивается в легкие. Тело разогревается до температуры горения бумаги.

Я — высушенный лист в миллиметре от источника влаги. Самого вкусного и соблазнительного во всей Вселенной.

А Марина даже не замечает меня.

— Думала, не найду? — рявкаю, а сам с трудом сдерживаю ядовитую ярость.

Она взвизгивает и прижимает к груди платье, затем резко оборачивается. Серые радужки переливаются платиновыми бликами. Огоньки недоумения в черных зрачках скачут в унисон биению сердца.

«До чего же ты красивая».

— Что ты здесь делаешь? — хрипит и оглядывается вокруг.

Кончик носа дергается, а дрожь в ее голосе выдает панику. Грудь, едва прикрытая алой тканью, примагничивает взгляд. Заготовленная речь испаряется, как только я натыкаюсь на любимые веснушки.

Мои муравьишки. Тосковали по папочке.

— Забираю свое.

Потом поговорим.

Обязательно обсудим, зачем она закинула меня в черный список. Почему не отвечает на звонки. И какие вещи нужно перевезти в наш дом.

Не хочу разговаривать. У меня другие планы.

Ее слабое сопротивление тает, как только я оказываюсь рядом. Оно падает к ногам с тихим шелестом вместе с красной тряпкой.

Подхватываю Марину под бедра и вжимаю ее в стену. Ответный вскрик взрывается шипучими шариками на губах и щекочет небо медовым стоном. Твердые жемчужины зубов терзают плоть, оставляют отметины. Она зализывает крошечные раны, пока я жадно ловлю ее рот и вновь погружаюсь в пьянящую негу.

Пью этот цветочный нектар со вкусом глинтвейна.

Марина вся соткана из страсти и нежности, которые пронизывают ее великолепное тело. Она отзывается на ласки так искренне, открыто и чисто. Тонкие пальчики тянут за волосы на затылке, а острые коготки жадно царапают шею.

— Моя девочка, — шепчу. — Сладкая кошечка.

Хватаю блестящую сережку и тяну до всхлипа.

Марина выгибается, прижимается оголенной грудью. Мозг на ходу накидывает план действий, а член в шаге от того, чтобы отрастить руки и самостоятельно выбраться из тесной ширинки.

Тоже хочет десерт, который я поглощаю с жадностью сладкоежки. Белая кожа на шее краснеет от моих поцелуев. Синяя жилка отчаянно пульсирует. Вдыхаю аромат Марининого парфюма с жадностью наркомана.

— Саша-а-а, — раздается слабый стон.

— За твое «Саша» готов убить. Повтори.

— Саша, — послушно всхлипывает Марина и мягко проводит по напряженным плечам. — Мой Саша.

Наступил конец света. Эвакуация отменяется. Выживших не предвидится. Чертов бутик скоро сотрет с лица земли от нашей страсти. Вжимаюсь эрекцией во влажное кружево. Марина дрожащими руками тянется к ширинке, а я стискиваю до вскрика мягкие бедра.

— Маленькая извращенка, — с довольным мурлыканьем сгребаю рыжие кудри в кулак. — Сама лезешь на член.

— Заткнись, дурак, — раздраженно шикает в ответ.

Смеюсь и опускаюсь поцелуями на ложбинку между грудей. Кусаю покрытые мурашками холмики, горошины сосков, перекатываю их на языке. Увлекаюсь настолько, что не сразу принимаю суровую реальность. Вздрагиваю вместе с Мариной, когда звучит вой сирены. Она испуганно прижимается ко мне и недоуменно хлопает ресницами.

Тянусь в задний карман.

— Спокойствие, лисенок, — подмигиваю. — Папа.

Нашептываю Марине на ухо какие-то глупости, пока пальцы судорожно вытягивают смартфон. Ведь звонки от семьи у нас пропускают только в двух случаях: или ты в заложниках, или умер.

Третьего не дано.

— Да, пап, — поглаживаю медные пряди. — Если ничего срочного, то я занят.

— Срочное.

Его напряженный тон и кашель мне не нравятся. Тревога просачивается сквозь щели щупальцами, как огромный кальмар. Она выбрасывает облако чернил в мутной воде, которые затуманивают разум.

— Не по телефону. Подъезжай в офис через час.

— Хотя бы намекни, — трясу головой и успокаивающе касаюсь губами виска Марины, которая почти не дышит от волнения. — Иначе за час у меня случится инфаркт.

— Лика.

— Блядь, — рычу сквозь сжатые зубы. — Хорошо. Скоро буду.

Наспех закидываю телефон в карман, затем отступаю.

Марина обнимает себя руками. Будто желает исчезнуть из примерочной. Аж щемит сердце от ее печального вида, поэтому притягиваю свою девочку в объятия и стискиваю подбородок. А потом заставляю посмотреть мне в глаза.

— Я съезжу к отцу. Там что-то срочное. Позже объясню все, — выдаю тихо и мягко касаюсь губами уголка рта. — Правда, Мари. Приеду, и мы обо всем поговорим. Хорошо? Только вытащи меня из черного списка.

— Хорошо, — заторможено кивает.

В груди тлеет тревога и гадливое чувство недосказанности, когда покидаю примерочную. Будто напился и наворотил дел. А теперь никак не вспомню, в чем виноват. Но любимая женщина — сильная мотивация. Разберусь.

«Лика».

Имя Сашиной невесты скрипит на зубах, как дешевая карамель.

На папином заводе под Новый год всем работникам с детьми выдавали сладкие подарки, где вместе с вафельными и шоколадными конфетами лежали такие вот карамельки. С химическим привкусом лимона или барбариса.

Они всегда оставались напоследок, потому что никто их не ел.

«Лика».

Перед глазами встает образ надушенной и перекаченной филлерами блондинки. Пародия на куклу Барби насмешливо кривит накрашенные пельмени вместо губ, затем тянет когтистую лапу к руке Саши.

Теперь они смеются оба. Надо мной. Наивной дурой, которая опять повелась на словесные кружева и крепкие объятия.

— Подошло?

Консультантка осторожно заглядывает, когда с ненавистью хватаю красное платье в желании разорвать его на части.

— Да, — выдаю хрипло и прочищаю горло в попытке справиться с приступом ярости. — Упакуйте, пожалуйста.