Но сквозь мерцающие белые виниры, сомкнутые в оскале, рвется звериный рык. У него аллергия на тупость. Однако он сидит, терпит и слушает размышления пустоголовой курицы на тему «Лебединого озера».

— Девочка разволновалась, — гневно шипит мама и через секунду расплывается в улыбке.

Понимание и сочувствие. Пара минут, и я впаду в кому от сахарной ваты, витающей ореолом возле ее головы.

— Дорогая, чувствуй себя как дома, — она осторожно пожимает Ликину кисть, а та благодарно кивает в ответ.

Блядь, меня скоро стошнит.

— Но не забывай, что в гостях, — шумно выдыхает отец и поднимается со стула. — Простите, меня ждут дела.

— Не понял? — бурчит, похожий на кабана, Юрий Павлович. — Ты назвал мою дочь дурой?

— А говоришь, что не понял.

Едва сдерживаю рвущийся из груди смех на папино замечание.

— Никки! — мама картинно прикладывает ладонь ко рту, пока второй родитель удаляется в кабинет. — Господи, Юрий Павлович, он шутит. Не обращайте внимания. Дорогая, как тебе фондю? Саша, помоги мне.

— Слышь, Левый! — гаркает взбесившийся кабан, пыхтя, как паровоз, пока я со стоном поднимаюсь с места. — Ты за слова отвечаешь?

Ненавижу, когда в моем доме орут.

Аллергия. Моментально чешуей покрываюсь и броней в три миллиметра. У нас за двадцать с хером лет в этих стенах никто не повышал голоса.

В два шага оказываюсь около кабана и преграждаю ему дорогу. Руки чешутся врезать по раздутой роже, но я растягиваю губы в вежливой улыбке.

— Пойдемте подышим, Юрий Павлович, — шепчу ему мягко.

Работает безотказно. Разгневанный кабанчик превращается в растерянного поросенка и семенит за мной к террасе. А я вспоминаю взгляд Марины. Тот был полон решимости и глубины, поскольку она не испугалась моего шепота.

Насторожилась, да. Но не впала в транс, подобно Юрию Павловичу.

Странно.

Маленькая девочка крепче былых авторитетов, и мысль об этом приносит удовольствие.

— Евгений Александрович, можно?

Захожу после протяжного: «Да-а-а». А потом застываю, как ледяная статуя в парке под Новый год.

Лучше бы не входила, потому что на меня с порога сносит зефирно-мармеладная лавина. Сбивает с ног, заставляет внутри взорваться ядерному реактору, который полон беспросветной зависти к целующейся парочке возле стола.

— Кхм, — прочищаю горло и прижимаю к груди папку с документами подпись.

Заметили? Сейчас! Два раза!

Лазарев, усадив Аню на стол и позволив ей обхватить бедра ногами, беззаветно целует ее. Даже глаз не отрывает, игнорирует и кашель, и неловкое переминание с ноги на ногу, и тяжелый вздох. Машет мне рукой, показывает на бумажную кучу у самого края.

Давай, мол, сюда, потом разберусь с твоими контрактами.

Медленно подбираюсь к парочке, которой до меня нет дела. Щеки вспыхивают, когда замечаю, что руки Лазарева греются под юбкой у Ани. Непроизвольно прокручиваю нашу последнюю встречу с Левицким и твердо задумываюсь о поиске мужчины.

Если уж не для высокой любви, то хотя бы для здоровья. Да и маме покажу. Вчера она интересовалась, что за парня я привела в квартиру. Пришлось откреститься, что это новый знакомый по работе, и у нас все сложно.

Естественно, никто не поверил. Особенно папа. Предупредили, что хотят с ним познакомиться.

— Евгений Александрович, нужно срочно подписать, — добавляю в интонацию чуть больше суровости и замечаю, как Аня первой отрывается от его губ.

Ошалевший взор Лазарева намекает, что половина моих слов сейчас пролетит мимо его ушей. А у нас, между прочим, работа кипит. День в разгаре. На носу два важных совещания, летучка и несколько отчетов ждут подписи.

Устроили здесь бордельер!

Тьфу!

Напоминаю завистливую бабу из интернета.

— Милый, мы с Кириллом подождем тебя в машине. Надеюсь, он не довел ваших айтишников до истерики, — мурлычет Аня и подмигивает мне.

— Вряд ли. Кажется, они нашли общий язык.

— Да?

— Ага. Я заходила. Ребята мультик про Губку Боба смотрят, поэтому он точно не скучает.

Аня приветливо улыбается, затем целует Лазарева в нос и заботливо поправляет на нем одежду. Шепчет что-то про ужин, маму и прогулку с Кириллом в парке, а ее послушный телок кивает и позволяет перевязать ему галстук.

Нельзя такое показывать одиночкам. Мы сразу превращаемся в змей с ядовитой слюной.

— Другого времени не нашла? — тут же мрачнеет Лазарев, когда за Аней закрывается дверь. Изумленно приподнимаю брови, а он раздраженно шикает и выхватывает у меня папку.

— Вы разрешили войти!

— Я был не в том состоянии, чтобы думать!

— И кто в этом виноват?

Его ноздри раздуваются, затем Лазарев проходится недовольным взглядом по отчетам. Благо, что для этого ему не нужно целый час раскачиваться и пить кофе, как происходит с той же Галиной Петровной или Арсением.

— Здесь и здесь разъяснения. Почему не приложили график? — спрашивает, а я устало тру переносицу.

Началось в колхозе утро.

— Маркетинговый отдел не подал.

— Пусть пошевелятся. Расшифровка?

— Финансисты обещали к семи часам. У них завал после обновления программы: ничего толком не работает и архив перенесся частями. Сейчас программисты наводят порядок, поэтому компьютеры у половины вне доступа.

— Ясно. Здесь переделай. Три ошибки допустила.

Возвращает мне приказ о командировании одного из сотрудников. Кошусь на бумагу с недоумением, после чего поднимаю взгляд на Лазарева. Вижу, как сжимаются в тонкую линию его губы.

Удивительной красоты мужчина, но потерянный для общественности. Аня крепко держит его за яйца.

С удивлением смотрю на подчеркнутые места и понимаю, что передо мной непозволительный косяк. Две пропущенные запятые и одно неверно написанное слово. Нонсенс для меня, потому что я всегда тщательно перепроверяю документы.

— Что случилось, Марин? — хмурится Лазарев и скидывает маску строгого руководителя, когда ловит мой унылый взор. — Олег сказал, что ты хочешь уволиться. Почему?

— Просто устала, Евгений Александрович, — трясу помятым приказом. — Еще поиски крысы утомляют. Уже все отчеты перерыла, пересмотрела гору видеозаписей и ничего.

— Ну там же не три часа.

— Да, но это раздражает. Дело двигается медленно.

— Сходи-ка ты на свидание, Марин, — смеется он и оттягивает галстук, затем смотрит на часы. — Кстати, не знаешь, где продают свежие букеты? Не фигню, которая сдохнет через пару дней, а прямо хорошие. Ане хочу купить.

Склоняю голову к плечу

— Зависит от цветков и сезона.

— Я про лилии.

Хлопаю ресницами и непонимающе трясу головой. Лазарев сказал про цветы так, будто речь идет про средство от тараканов. Его всего передергивает от упоминания роскошных соцветий, которую моментально всплывают в памяти.

— Скину адрес магазина в чат. Какой ресторан вы выбрали для обеда?

Выхожу, а через несколько минут возвращаюсь с перепроверенным приказом. На сей раз Лазарев ставит подпись без нареканий. Вовремя, потому что к нему тут же подлетает маленький светловолосый ураган.

Точная копия его самого.

— Папоська!

Кирилл запрыгивает на руки отца, обхватывает шею, как обезьянка, и смотрит на меня большими лазурными озерами.

— Поздоровайся с Мариной, малыш, — целует сына в щеку Лазарев.

— Пливет, — тянет ко мне ручонку четырехлетнее чудо и хватается за выбившийся локон. Аккуратно и нежно, вопреки моим опасениям. — Класивая. У тебя агонь на валасах? — интересуется с истинно детской непосредственностью.

— Нет, они просто рыжие, — улыбаюсь ему в ответ и чувствую, как щемит сердце.

Невозможно смотреть на Кирилла и не мечтать о таком ребенке. Его родители тоже пример крепкой и любящей пары. Каждая женщина, в том числе и я, хочет, чтобы на нее смотрели так же, как Лазарев смотрит на свою невесту.

В его взгляде жар, страсть, восторг и боготворение Ани. Олег никогда так не смотрел на меня, лишь на Елену Семеновну. И я вновь возвращаюсь к мысли, что поры бы перестать по нему страдать. Толку от моих чувств, если они не взаимны.