Пока Олег и крестный не поговорят, ни хера не прояснится. Папа верит в версию Александра Самуиловича, а я — в Олега. О третьем варианте нам обоим страшно думать.

Но мы готовимся.

Отец усилил охрану в доме, приставил к маме телохранителя. Я добавил людей на территорию, в фирму и Лике. Не сдержался и анонимно направил наблюдение за Мариниными родителями. Риск. Большой риск.

Но просто сидеть, зная, что в случае опасности их некому защитить, не могу. Вряд ли их выследят через моих людей.

Надеюсь.

Теперь дочь человека, на которого падают наши подозрения, сидит у меня дома и беззвучно ревет.

И что мне делать?

— Лик, — прочищаю горло. — Давай честно. Я не люблю тебя.

Ее плечи вздрагивают. Она отворачивается к окну, притягивает колени к себе и обнимает. Ее поза ударяет стрелой жалости прямо в сердце.

— Моих чувств хватит на двоих.

— Нет, — терзаю зубами тонкие стенки щек. — Лика, это так не работает. Ничьей любви на двоих не хватает. Получится сплошное мучение. Ты никогда не будешь счастлива со мной.

— Ты не знаешь точно.

— Знаю. Любовь про двоих. Иначе она умирает и обращается в ненависть. Устанешь вечно ждать, закрывать глаза на измены. Замерзнешь без отклика. Ты только выбираешься из кокона, в который себя загнала. Расцветаешь. Зачем все портить рядом со мной?

В ушах поднимается гул. Облизываю губы и потираю виски.

— Где-то точно есть человек, который полюбит тебя настоящую. Крыша улетит. Ради тебя горы свернет и кинет мир к ногам. Ты этого достойна, а не жизни в виде жалкой замены. Будешь уникальной для кого-то. И поймешь, что я был просто этапом...

— Замолчи, — шепчет отчаянно. — Пожалуйста.

Не знаю, как поступить дальше. Завис над пропастью и пытаюсь, как в старой видеоигре, нащупать дорогу. Только жизнь у меня одна. И сейчас на кону даже не она, а Марина. Если отец прав, и я оступлюсь, вниз сорвется моя рыжая лисичка.

— Помоги мне.

Жуткий смешок Лики выбрасывает в кровь адреналин. Судорога сводит мышцы.

— Издеваешься? Саша, ты говоришь такие вещи, а потом просишь о помощи? С ума сошел? Мне больно!

— Знаю, — нервно воющие костяшки. — Лик, я понимаю. Но мы оба втянуты в события, к которым не имеем никакого отношения. Я мог бы врать дальше. И ты поверила бы. Но так нечестно по отношению к тебе. Это неправильно. Но и подчиняться правилам чужой игры я больше не намерен.

Она дергает головой и гневно поджимает губы.

— Не понимаю.

— Врешь.

Молчит. Невидящим взглядом смотрит перед собой. Заламывает пальцы, затем кусает маникюр.

Да, она правда изменилась. Прошлая Лика никогда не грызла ногти.

А эта настоящая.

И с ней я договорюсь.

Ее отец допустил огромную ошибку. Никогда не воспринимал дочь всерьез. Наверняка Лика слышала и видела то, о чем ранее не задумывалась. Но не теперь, ведь способности к аналитике у нее очень даже выдающиеся.

— Нет, — она резко поднимается с места, и я подскакиваю следом. — Ничего не скажу.

— Лик...

Звонкая пощечина. Болезненный хруст челюсти сменяется нытьем в давно страдающем зубе.

Хороший ударчик у моей бывшей.

Лика невозмутимо трясет рукой. Разглаживает волосы, стряхивает невидимые пылинки с платья.

— Ты мудак, Саша. Сначала меня использовал отец, а теперь ты. Разбирайтесь сами. Без меня.

Хмурюсь и недоуменно заглядываю в светло-зеленые радужки. Обалдеть. Оказывается, у нее такие красивые глаза.

Лика цокает. Притопывает тонкой шпилькой.

— Не висни, Левицкий. Расшифровываю для одаренных. Ему я тоже ничего не скажу. Дай знать, когда мы официально «расстаемся». И с тебя ужин. Доиграем партию до конца.

Долго смотрю ей вслед. Не понимаю, как так вышло. Где-то глубоко в душе теплеет благодарность.

— Спасибо, — шепчу в темноту.

— Спасибо, что подвез.

Выпрыгиваю из седана быстрее, чем Дима успевает обойти машину и открыть мне дверь.

Каков джентльмен, вы поглядите!

В школе постоянно дразнил, подначивал и дурака валял. Теперь руку для помощи протягивает. Еще улыбается хитро, словно кот рядом с крынкой сметаны. Раздражает его непосредственность и легкость в общении.

Поддаться ей ничего не стоит. Уж очень располагает.

«Но и импонирует. Когда красивый парень ведет себя не как козел, обколотый виагрой», — хихикает внутренний голос.

Цыкаю и кошусь на широкую спину. Белая футболка подчеркивает литые мышцы, которые Дима явно наработал в спортивном зале. Оно и понятно. Пилот должен быть всегда в хорошей физической форме.

— Как тебе летается? — спрашиваю невпопад, чтобы хоть немного заглушить нытье собственного разума. Упаднических мыслей мне хватает и дома, когда я лежу зубами к стенке и глотаю ночами соленые слезы.

— Отлично.

Он осторожно вытаскивает пакеты. Внутри радостно бренчат стеклянные банки.

— И все?

— А что ты хочешь услышать, Марин? — улыбается и захлопывает багажник. — Для обывателя самолет — большое и страшное судно, которое может рухнуть посреди океана в любой момент. Еще способ поскорее добраться до нужной точки, минуя занудные поезда и неудобные автобусы.

Морщусь, затем фыркаю.

Клоун. Был клоуном, им и остался.

— Обнадеживающе звучит. Прямо антиреклама полетов.

Дима запрокидывает голову и громко хохочет.

Кто-то негромко копошится за нашим забором. Наблюдает. Не удивлюсь, если мама. С момента моего приезда она постоянно намекает на появление нового кавалера. Любого. Лишь бы успокоить меня.

«На Саше жизни не заканчивается, милая».

Опять хочется реветь в подушку.

— По статистике авиакатастрофы случаются реже любой другой катастрофы, — хмыкает Дима, когда, наконец, успокаивается. — На моей практике всего раз пришлось в срочном порядке сажать самолет на старом недействующем аэродроме. Но со мной был опытный первый пилот, так что все прошло нормально. И полет был учебный. Без пассажиров на борту.

— Страшно?

Замираю, когда он подхватывает пакеты и пристально смотрит. Будто в душу заглядывает.

— Очень. Все боятся смерти, Марин. Хоть и говорят, что нет.

Нашу короткую философскую беседу прерывает хмурый папа, который выход из-за калитки. Буркая приветствие, он косится с подозрением на моего попутчика. Потом переводит взгляд на меня и сдвигает брови.

— Здравствуйте, Артем Денисович, — лучезарно улыбается Дима, затем перемещает пакеты в одну руку и протягивает вторую для приветствия.

— Ты еще кто?

— Пап, это Дмитрий Савельев, — представляю его отцу и растерянно мнусь рядом. — Мой бывший одноклассник. Раньше в КВН играл. Может, помнишь.

— А так это ты тот сопляк, который мою дочку тараканом дразнил?

Дима вздыхает, а я прикусываю губу.

Ситуация и смешная, и патовая. Папа выглядит так, будто сейчас спустит с моего попутчика три шкуры за далекое прошлое.

— Он извинился.

— Знаем мы извинения всяких охламонов. Сначала насрут под дверь, потом прощения просят.

Теперь Дима скрывает смех за кашлем.

— Простите, Артур Денисович, — тянет весело. — Но я не знаю, что сказать. На колени перед Мариной встать? Так у меня пакеты.

— А ты пакеты отдай и вставай.

— Пап! — возмущенно рыкаю, на что получаю недовольное фырканье.

— Что? А я говорил, что женихи не к добру! Мала ты еще. Не выросла. Все. Кыш! Отдавай продукты и уходи, — машет Диме рукой в сторону улицы, а сам бурчит под нос: — Развелись тут всякие непонятные животинки. Ходят и ходят. Март, что ли, на дворе?

— Папа!

— Артем Денисович, а можно у вас Марину отпросить?

— Куда?

Вопрос задаем одновременно. Смотрит на Диму тоже вместе. Я растерянно, а папа — мрачно.

— На пляж, — жмет широкими плечами. — Посидим, прошлое повспоминаем. Ничего такого. Искупаемся.

— Э-э-э…

Папа зависает, а я хмурюсь. Все внутри восстает против, хотя здравый смысл бьет ключом в голове.