Чередую мочалку с языком, натираю до блеска белую кожу, поднимаюсь выше. Марина замирает, когда я облизываю розовые складки раковины. После чего нажимаю на поясницу, заставляю ее выгнуться и открыть доступ…

В Нарнию. Иначе не скажешь.

Побывав здесь хотя бы раз, сюда невозможно не вернуться. Ее лоно сочится медом, манят меня, точно мотылька на огонь. Но я все равно лечу к ней на всех порах. Уж лучше сгореть от возбуждения и восторга, чем проигнорировать природный зов.

Жадно втягиваю в рот податливую плоть, посасываю, собирая кисло-сладкий сок ее неповторимого тела. Прикусываю шелковый бугорок выступающего клитора, а Марина выгибается с отчаянным криком.

— И здесь веснушки, — жадно сминаю ладонями покрасневшие ягодицы и отвешиваю по ним смачный шлепок. — Сука, точно сдох.

Разворачиваю Марину лицом к себе, затем устраиваю ее ногу на плече. Под мелодичные стоны с шипением водяных струй вновь погружаюсь языком в тугую пещеру. Ловлю каждый вздох и крик восторга.

Марина захлебывается воздухом, царапает плечи и выдирает с корнем волосы, пока я одержимо ласкаю ртом и пальцами рыжую сучку. Все вокруг пропахло ароматами глинтвейна и апельсинового печенья.

Впервые в жизни я близок к оргазму от чистого и незамутненного фальшей отклика.

— Саша-а-а-а!

Взрываюсь проливным дождем вместе с осипшей Мариной.

Хорошо.

Мне так хорошо, что даже страшно.

Тело превращается в сахарную вату. Она тает под каплями теплой воды каждый раз, когда они падают на разгоряченную кожу. Не могу ни дышать, ни говорить, потому что легкие сковал сильный спазм.

Беспрестанно глажу черные пряди и размышляю. Обо всем и ни о чем одновременно. Больше, конечно, думаю о будущем. Задаюсь бесконечными вопросами, пока усталость, разочарование и тревоги прошедшего дня постепенно уносит с потоком в слив. Где-то там в канализации остается и Арсений, и дурацкое свидание.

Только тревоги не отпускают и заполоняют сознание, словно рой голодных, гадких ос. Они жужжат и не дают расслабиться.

Что будет потом? И случится ли это «потом»?

Я старательно не думаю о том, что произошло сейчас в душе. Но все равно чувствую неловкость и некоторую подвешенность своего состояния. Боюсь, что самый лучший оргазм в моей жизни вскоре сменится на болезненный удар в спину. А пошлые и нежные обещания, которые Саша нашептывал в машине и в лифте, обернутся дурацкой шуткой.

— Мари?

Смаргиваю пелену и охаю, когда он отпускает меня. Язык не поворачивается теперь называть его фамилии. И в мыслях, и вслух повторяю его имя, чувствуя, как оно постепенно становится частью какого-то невидимого кусочка души. Дерзко и с ноги вышвыривает из головы другого мужчину, который всегда казался единственным и неповторимым.

Страшно.

С Олегом все просто и легко: он любит свою жену, а я его. Безответные чувства безопасны в том плане, что ты знаешь все наперед. Ничего не ждешь, ни на что не надеешься. Наслаждаешься эфемерными мечтами о вашем будущем и живешь дальше.

А вот с Сашей все иначе. Нет ни рычагов давления, ни инструментов контроля. Эмоции хлещут через край и не оставляют шансов на спасение. От них не сбежать и не спрятаться под одеялом, потому что меня и там они найдут.

— Ты снова думаешь, — тянет бархатистым голосом и притягивает к себе.

Кладу ладони на широкую грудь и в очередной раз поражаюсь, насколько Саша большой. Не такой высокий, нет. Но огромный. Рубашка буквально трещит по швам на плечах, когда он напрягается или резко двигается.

Расстегиваю каждую пуговичку и ловлю его потемневший взгляд, который он бросает на меня из-под угольно-черных ресниц. Улыбаюсь краешком губ, а мысленно клянусь себе зарок не думать ни о чем. Потом поплачу над собственной глупостью, разбитым сердцем, личными обидами и пустыми надеждами.

— Хочу на тебя посмотреть, — выдыхаю страстно, пока он ждет ответ.

— Посмотреть?

— Да. Не двигайся.

Короткий приказ слетает с губ, прежде чем я сдираю его рубашку. Процесс раздевания затягивается из-за того, что одежда сшита точно по размеру. Поэтому после принятия душа ее тяжело снимать.

Как вторая кожа, она облепляет желанное тело и не дает добраться до него.

— И фотографии сделаешь, лисенок? — улыбается гаденыш и помогает мне с трудоемким процессом.

— У меня прекрасная память, Александр Николаевич, — задираю нос и замечаю искру раздражения в его взоре. — Что?

— Саша, — требовательно произносит. — У меня есть имя.

— Я и сказала его.

— Нет.

— Да.

— Мари!

— Саша?

Томно взмахиваю ресницами и поглаживаю смуглые плечи.

Остатки нашей одежды летят в сторону стиральной машины. Золотистые отблески на его грудной клетке и твердом прессе заставляют меня с восторгом исследователя попробовать их на вкус. Повторяю контур каждой мышцы, прислушиваюсь к громкому стуку сердца, кусаю плоские соски и медленно двигаюсь к напряженному члену.

Обхватываю ладошкой у основания и поражаюсь его толщине. В очередной раз задумываюсь, как этот монстр помешается в мой рот. Тут же чувствую, как низ живота приятно тянет и сводит судорога, а во рту скапливается слюна от желания попробовать чудовище на вкус.

Снова.

— Бля-а-а, — стонет Саша и прислоняется к стеклянной стенке, когда я прохожусь языком по всей длине. — Лисенок, ты хочешь меня убить.

— Нет, — цепляю ноготками семенные мешочки и каждый погружаю в рот. По очереди. — Вот теперь да, — шепчу жарко.

Мне нравится в нем все: кожа, волосы, глаза, голос. От последнего я вообще схожу с ума, потому что он действует гипнотически. Если раньше среди любимых исполнителей значился Олег, то теперь у него появился серьезный конкурент. Такая глубина, яркость, сочность, невероятная тональность, хрипотца.

Уверена, что из Саши тоже вышел бы отличный певец.

Но сейчас слух ласкают стоны и звериные рыки, которые он издает по мере моей научной работы по исследованию Левицкого-младшего. Не только его, но и вот этих забавных кожаных шариков. Которые поджимаются и тяжелеют по мере того, как я ласкаю, кусаю и целую их с жадностью голодной кошки в течке.

Боже, я и правда назвала член по имени? Что со мной происходит? В вине точно был какой-то возбудитель!

— Олегу тоже так делала?

Внезапный ледяной ливень обрушивается на голову, когда я задерживаюсь с поцелуями у твердого пресса. Вздрагиваю всем телом, замираю в испуге, прислушиваюсь к собственному рваному дыханию.

Смысл его слов доходит не сразу. Только спустя время через гул воды, который сливается со стуком сердца, перевариваю услышанный вопрос. Непонимающе смотрю наверх, ловлю бешеный черный взгляд.

Моргаю, растерянно открываю и закрываю рот. После чего задаю самый логичный в мире вопрос:

— Саша, ты дебил?

Я влюбляюсь.

Диагноз неутешительный и лечению не подлежит. Метастазы проникают в мой мозг, печень и сердце как раковая опухоль. Он уничтожает лимфатическую систему, глубоко поражает нервы и кости.

Смертельную болезнь бесполезно отрицать, и голову в песок не спрячешь. Буря эмоций раздирает меня в мелкие пряничные крошки.

Я хочу быть с ней.

Пиздец. Неисправимый и неизгладимый. Можно сколько угодно притворяться, но этот факт не изменить.

Я живу ею.

Думаю о Марине каждую ебаную секунду. Когда она рядом, я могу дышать полной грудью. Веду себя с ней, как подросток в глубоком пубертате, у которого шалят гормоны.

Через всевозможные источники узнал о ней все: перерыл биографию, фотографии, стену на личной страничке до две тысячи восьмого года. Я превратился в настоящего сталкера. Денно и нощно наблюдаю за объектом своей страсти.

На мне проклятие — влюбляться в баб, которым нужен Олег Шершнев или Женя Лазарев. Настоящая закономерность. Ведь у друзей общие интересы, да? Так вышло и с Аней, и с Леной, и с Мариной. Настроение мерзкое, потому что не знаю, как поступить дальше. После моего тупого вопроса она встала, схватила полотенце и выскочила, словно я ошпарил ее кипятком.