— Куда?

— В полицию! За изнасилование!

— Н-н-не надо, — лепечу испуганно и в ответ получаю едкий смешок, от которого ежусь.

— Чего так? А что случилось с любовью к незабываемому золотому хрену Олегу?

Распахиваю глаза еще шире. Хотя, казалось бы, куда больше.

Вопрос подруги ставит в тупик и приводит к мысли, что все пережитые «ужасные ужасы» не более, чем истерика на ровном месте. А за все время, проведенное с Левицким, я едва ли вспомнила про Олега и любовь к нему. Лишь в короткие периоды и то, скорее, из желания притормозить немного развитие событий.

Что же получается? Моя любовь… ненастоящая?

Мотаю головой.

Нет, нет и нет! Такого быть не может! Я влюблена в Олега с семнадцати лет. Ради него я сбежала из отчего дома, отказалась от поступления в престижный университет, забила на все и поехала в Москву вопреки запрету родителей. Столько труда вложено мной в развитие его компании, куча нервов и личного времени.

И за что?

«За то, чтобы он страдал по своей Ленушке, а тебя держал как карманную собачонку!» — злобно гавкает внутренняя овчарка, готовая разорвать всех и вся от всепоглощающей обиды.

Меня мотает как маятник. Туда-сюда. Настроение меняется каждую секунду, как перед месячными, и я непроизвольно погружаюсь в расчеты. Как специально живот начинает знакомо тянуть, отчего я тут же рассерженно бью по подушке.

— Ты чего? — удивляется Вера.

— Тампоны забыла купить! — шикаю на нее и тут же смотрю с извинением. — Из-за этого козла с колдовскими глазами!

— Ох, ну, не проблема. Давай свой запас дам. У меня в сумочке лежит несколько штук на черный день. Мои-то нескоро. Завтра докупишь.

— Угу, и уволюсь!

Подруга задирает голову и начинает хохотать, а я недоуменно кошусь на нее.

— Боже, — всхлипывает Вера сквозь рваные смешки, — какая же ты забавная иногда, Мариш.

— В смысле?

— В коромысле, подруга. Пошли.

— Куда?

— Пить, мать, пить. Откроем бутылочку вина и посмотрим твои документы, а потом уже решай: увольняться или нет. И куда идти.

Обреченно киваю.

Вера права, не время и не место, чтобы раздувать из мухи огромного слона. Поэтому я поднимаюсь и тянусь к брошенному смартфону. Нескольких секунд после захода в галерею мне хватает, чтобы понять.

Гаденыш удалил все фотографии и видео с Олегом!

— Вот скотина! — шиплю зло и рвусь написать гадость. В этот момент Вера громко интересуется, куда поставить разбросанные подсолнухи. — Там банки должны быть на кухне! От маминых закруток остались! — кричу в ответ.

Открываю чат с намерением написать Левицкому какую-нибудь гадость, но…

Нет. Ни за что.

Полный и тотальный игнор.

— Посидите в бане, Александр Николаевич, — зловеще тяну и закидываю личный чат в архив после того, как блокирую ему возможность писать мне сообщения.

Все равно большая часть вопросов по благотворительному вечеру решены, а остальное — дело его команды. Мне только проверять и вносить уточнения. Потом суп с котом, потому что я уволюсь и найду другую работу.

«Олег Константинович, добрый вечер. Простите за беспокойство. Я пока занимаюсь документами, но хочу обсудить с вами один важный вопрос завтра после летучки. Это не займет много времени».

Делаю над собой усилие, зажмуриваюсь и наугад нажимаю кнопку для отправки сообщения. Оно улетает через секунду, и я смело открываю глаза. Медленно выдыхаю и смотрю, как рядом появляется пометка о прочитанном.

Олег прочел, но не ответил. Занят, наверное. Ну и ладно.

— Вот и хорошо, вот и ладненько, — бормочу под нос и бросаю смартфон на тумбочку.

— Как же тонко.

Лика закатывает глаза в приступе притворного оргазма, того и гляди в конвульсиях на полу забьется. Она демонстрирует манеры «светской львицы». Какой вилкой есть, как томно щуриться и на какие темы говорить.

Держать осанку, чтобы тонкой ножкой цеплять бедро.

Все знает.

Но на моей территории подобные трюки не прокатят, а родительская обитель — дом. И я ненавижу присутствие чужих. Сразу был против совместного ужина с семьей потенциального папиного партнера.

Теперь как на иголках. Выжидаю, когда подскочу и сольюсь под благовидным предлогом. Думаю, может, прихватить Лику, которая скачет ко мне на член. Если сучка хочет, чего бы не помочь девушке?

Мама поджимает губы, затем пронзает меня черным взором. Невольно выпрямляюсь. Ульяна Маратовна кого угодно по струне вытянет и в бараний рог смотает. Особенно когда она придумала гениальный план по женитьбе сына.

Поэтому мы с папой сидим под бдительным оком всевидящего матриархата. Или каблуком. Кому как удобнее.

«Здесь тепло и кормят вкусно», — говорит папа на подобное замечание. И не поспоришь с ним. Если мама довольна — все довольны.

— Столько чувственности и грации! А какова идея, — продолжает щебетать силиконовым соловьем моя невеста.

Многозначительно приподнимает брови, которые с трудом двигаются на перекошенном лице.

Пиздец. Не баба, а пособие по косметологии. Хуевое. Живого места нет, все переделано.

Какого черта так изгаляться над собой в двадцать пять лет?

Улыбка непроизвольно растягивает губы. Вспоминаю набор эмоций, отразившийся на лице Марины, когда она поняла, что поймана.

Боже, какой кайф! У рыжей сучки гладкая и упругая кожа, но в момент недовольства у нее на лбу появляется очаровательная складочка. А на щеках — ямочки. Которые так и манят к себе поцелуями.

И веснушки.

Чертовы муравьи преследуют меня с момента нашей встречи. Что за магия? Они, подобно заразе, переползли на мою кожу и пробрались в подкорку мозга. Организовали муравейник и создали отдел, который отвечает за возбуждение.

Колонизаторы. Всех тараканов поработили.

Член грустно дергается, когда Лика в очередной раз цепляет меня ногой. Знаю, что ему нужно. Жалко дружка, который сохнет без женской ласки. Обижен, а рыжая сучка не берет трубку и игнорирует сообщения.

«Трахнем Лику. Не бузи», — направляю мысленное послание к депрессирующему органу.

Ноль реакции. Идиот.

— Чуковский гений, — выдает чудо отечественной косметологии, а папа кашляет, подавившись, то ли крошкой, то ли ядом.

— Чайковский, дорогая, — поправляет Лику и утирает блестящие от гусиного жира губы ее отец, Юрий Павлович. — Ох уж эта невинная простота.

— Да, да.

Папа с цыканьем отодвигает бестолково лежащие приборы. Кусок в горло идет туго. Как и мне.

«Не захотел работать с Олегом, терпи», — злорадно хмыкаю про себя и салютую пошедшему красными пятнами отцу.

Обидно!

Я устроил встречу, а свадьба до сих пор висит на носу. У родителя принципы, видите ли. Информацию Шершневу дал, но от партнерства отказался.

Главное, что после благотворительного вечера Олег уволит Марину. Обещал за возможность поговорить с моим отцом. Там и посмотрим, как она научится отвечать на сообщения и брать трубку двадцать четыре на семь.

Коза рыжая. Еще одна обиженная.

Что я такого сделал? Только привязал к кровати.

Детский сад. Теперь за невинную шалость общаемся по имени-отчеству и через рабочие чаты?

Периодически тянет устроить какой-нибудь аврал. Отменить заказ на шоколадный фонтан, подсунуть дешевое шампанское. Оформить декорации в цвете детской неожиданности. Внутренний демоненок подзуживает, точно школьника.

Но это репутация.

Игры играми, а Олег, если узнает, убьет. Лазарев тоже больше не обратится. Еще юбилей фирмы Лены и Паши на носу. Про Воробьева, который работает со мной фактически по рекомендациям друзей, просто молчу.

В нашем деле репутация бежит впереди паровоза и быстрее, чем одна рыжеволосая стерва. Ее я и так догоню, а вот потерянный кредит доверия улетит далеко за Юпитер.

— Простите, — внезапно выдает курица, а мы одновременно оборачиваемся к ней. — Я перепутала. С детским писателем.

Скрип папиных зубов походит уже на ультразвук. Скоро бокалы на столе трещинами покроются, а отец еще улыбается через силу.