Заболеет же. Ненормальная.

За секунду нагоняю цель. Пропитанные влагой, легкие кудри тяжелеют и выпрямляются. Аромат цитрусов и песочного печенья усиливается, отчего моя нервная система дает сбой.

Врубаю автозапуск.

Убедившись, что автомобиль завелся, настигаю рыжую дрянь. Стягиваю пиджак и обматываю им возмущенную фурию.

— Не трогайте меня!

— Заткнись, идиотка! — рявкаю и с яростью встряхиваю ее за плечи. — Быстро за мной.

Злится, а из глаз едва не летит стальная стружка. Поджимает тонкие губы и упирается пятками, когда дергаю за руку.

Бесит.

— Никуда я с вами не пойду! Валите к своей швабре!

— А тебя никто не спрашивает, — рычу с плохо скрываемым бешенством.

Недолго думая, подхватываю ошарашенную Марину на руки и перекидываю через плечо. Она визжит, извивается ужом. Будто ее насилуют посреди оживленной улицы. Терпения хватает ровно до момента, пока острая коленка не попадает в живот.

Звук увесистого шлепка по заднице тонет в шуме ливня, а жар обжигает ладонь.

— Свалишься кубарем на асфальт, помогать не стану. Олежик придет в восторг, когда ты все рабочие задачи проебешь на больничном, — шиплю от режущей глотку ревности.

Работает. Марина затихает и замолкает.

Магия, сука.

На подземной парковке опускаю свою добычу на землю и, подавив желание схватить идиотку за руку, двигаюсь к машине.

— Туфли снимай, — говорю, когда она молча усаживается на пассажирское кресло.

Морщится, а кончик острого носика смешно дергается. Марина озадаченно склоняет голову к плечу и недоуменно смотрит на меня.

— Что?

— Что ты такая тупая, а ?! — огрызаюсь и опускаюсь на корточки.

— Так сидели бы дальше с умной, — фыркает, как разъяренная лиса.

— Блядь, помолчи.

Хватаюсь за тонкие щиколотки и чувствую, что невесомый капрон вымок насквозь. Не удержавшись, нежно провожу кончиками пальцев по стройной ноге, затем стягиваю кремовые лодочки. Проверяю, чтобы модный коврик не мешал потоку теплого воздуха и регулирую Маринино сиденье.

— А туфли?

Рыжая фурия недоуменно хлопает лисьими ресничками, когда я выпрямляюсь.

— Оставлю себе в качестве трофея, — привычно огрызаюсь.

Грелку для обуви я приобрел давно. Люблю комфорт и ненавижу мокрые ноги. Они напоминают о том периоде, когда мы с мамой вынужденно прятались у дальних родственников в цыганском таборе.

Прибор рассчитан под ножку побольше, поэтому не влезает в крохотную туфельку. Тянусь за комплектом новых носков, которых в багажнике навалом. Сворачиваю трубочкой и тщательно заталкиваю в каждую лодочку, а грелку устраиваю сверху.

Ехать минут сорок. Высохнут.

Стараюсь не думать о том, для чего произвожу все эти манипуляции. И почему игнорирую собственный дискомфорт. Убеждаю себя, что дело в воспитании. Я же не последнее дерьмо, верно? Верно.

Марина — девушка, которая попала в беду. И я просто ей помогаю. Ничего больше. Еще обещаю выдрать ноги гандону, который оставил ее посреди ресторана с выбором: отказаться от денег или гордости.

Без задней мысли.

Просто так.

Вовсе не из-за того, что при виде нее внутри все стонет.

Я же не влюбился, как последний дебил.

Нет, нет и нет. Такие сопли — территория придурков, вроде Олега. Марина не чужая, мы вместе работаем и…

Я соскучился.

Блядь.

— Забирай.

На колени падают знакомые смятые купюры, которые я растерянно рассматриваю под тихий шум дождя за окном.

Он барабанит по крыше, врезается каплями в стекло, растекается по нему и заставляет поверхность запотеть. Отрываю от них рассеянный взор, сгребаю деньги и слышу, как Левицкий шипит сквозь зубы:

— Не вздумай вернуть. Вытащу из машины, нагну над капотом и выебу. Поняла?

Гордо задираю нос.

— Я подам на вас заявление в полицию за домогательства! — огрызаюсь в ответ, хотя против воли мне хочется прижаться к нему покрепче и втянуть носом аромат ели с ладаном.

Пудровый запах укачивает и уносит в колыбель сна, но я старательно держусь. До дома не так уж далеко, поэтому сцепляю зубы. Деньги предусмотрительно кладу в сумочку под удовлетворенный взгляд Левицкого в зеркале заднего вида.

— Молодец.

Прикусываю язык, потому что ругаться не хочется. Лучше засунуть гордость подальше, чтобы не отсвечивала ближайший час или два. Тяжелый день, голова распухла от работы, и свидание накрылось медным тазом. Нормальный парень на поверку оказался настоящим мудаком.

Но многие современные мужчины и женщины со мной бы не согласились.

— На хуй ты вообще пошла с этим уебком в ресторан? Кто он? — неожиданно интересуется Левицкий как бы между делом.

— Начальник отдела инновационных технологий в компании Олега Константиновича, — отвечаю спокойно.

Поставленный на зарядку смартфон разрезается во второй или третий раз мелодий вызова от абонента по имени Арсений. Отворачиваюсь, ловлю напряженный взгляд Левицкого в окне и жму плечами.

— Что?

— Это он?

— Какая разница, Саш?

Он удивленно приподнимает брови, а я внезапно понимаю, что назвала его по имени. Без отчества и всей прочей официальной шелухи. Просто так. Будто мы тысячу лет знакомы, общаемся и находимся в более-менее дружеских отношениях.

— Саша? — повторяет странным голосом. Хрипотца в его интонации заставляет меня сглотнуть и покоситься на пролетающий за окном тротуар.

— Мне вернуться к Александру Николаевичу?

Нервно облизываю губы и замечаю, что Левицкий смотрит. Причем смотрит так, что мне стыдно. Всякие пошлости лезут в голову. Запястья начинают чесаться от желания вновь ощутить чертов шнурок, низ живота сковывает сладкая истома. Непроизвольно свожу колени вместе и стискиваю зубы.

Мудак и его волшебный парфюм.

Наверняка напичкан афродизиаком, поэтому моя крыша проваливается в подвал. К жадным демонам, которые только и мечтают о прикосновениях наглого, хамоватого козла за рулем.

А я хорошая девочка. Очень.

Все эти выходки последних дней принадлежат другой Марине. Не мне. Я не такая.

Совсем.

Вообще.

— Или ты пошлешь его на хуй, или я возьму трубку, — хрипит Левицкий и вырывает мое сознание из потока самоубеждения.

— А?

— Телефон, Мари.

Смартфон вновь разряжается истошным визгом, потому что Арсений не отстает. Чат с сообщениями тоже постепенно пополняется. Тянусь, чтобы смахнуть их, но запястье неожиданно оказывается в заключении.

Одной рукой Левицкий сжимает оплетку руля, а другой тянет меня к себе.

— Что ты…

— Шли его на хуй! — рычит и скалится, словно дикий зверь. — Сейчас же!

— Да не буду я! — выворачиваюсь в попытке освободиться из стального захвата, но куда там. — Оставь меня в покое! Приказывай своей курице!

Повышаю голос, не замечая, как тлеющие угольки ярости в черных глазах ярко вспыхивают. Неведомая сила тащит меня вперед к Левицкому. Нет ни возможности сопротивляться, не спрятаться от него.

Дурманящий аромат окутывает с головы до ноги и проникает в легкие, отчего я на мгновение теряю концентрацию. Не понимаю, когда моя ладонь оказывается на внушительном бугре под тонким слоем деловых брюк. Жадная слюна скапливается во рту, и я с трудом проглатываю ее, а сама непроизвольно сжимаю пальцы и слышу бархатистый стон.

— Сука, — шипит Левицкий сквозь зубы, — не хотел же!

— Так и валил бы к своей девушке, — выдыхаю на автомате, потому что не в состоянии оторвать взгляд от чертовой Лысой горы под слоем ткани.

Можно уже все снять? Я согласна!

У меня стресс, и вино в крови бушует. Или крыша провалилась ниже чердака в древний тоннель. Толком не соображаю, что творю. Приникаю к тяжело дышащему Левицкому, хватаю смартфон с панели и принимаю звонок.

— Алло?

Собственный голос кажется чужим.

— Марина? Ты где? Куда пропала?

Беспокойство Арсения насквозь фальшиво, но мне плевать. Я любуюсь огненными вспышками в черных омутах.